Том Шиппи - Дорога в Средьземелье

• Название: Дорога в Средьземелье
• Автор: Том Шиппи
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Критика
• Год: 2003
• ISBN: 5–8370–0181–6

Фундаментальное исследование творческого мира Дж. Р.Р. Толкина, предпринятое его другом и преемником на кафедре английской литературы. «Властелин Колец» как философски–лингвистическая эпопея. Порождающая поэтика в качестве магического кольца. Языковые и литературные корни.

Подлинная энциклопедия Дж. Р. Толкина и толкинизма.

Впервые на русском языке.

От переводчицы «Властелина Колец» Марии Каменкович.

Для продвинутого и отчасти задвинутого читателя.

---

КОЛЬЦО КАК «УРАВНИВАТЕЛЬ»

Чтобы достичь этой «иллюзии исторической истинности и перспективы», требуется, конечно, как сказал и сам Толкин в ЧиК(141), «особое умение». Однако и умение подчас выдыхается. Толкин признавался «Обзерверу»(142), что в процессе создания «Хоббита» действие дважды буксовало. Он не сообщает, где именно, оставляя исследователям самим искать ответ на этот вопрос и давая им полную свободу выказать себя абсолютными идиотами. И все же можно было бы попытаться доказать, для начала, что в первых главах «Хоббита» автор занят по большей части не чем иным, как распутыванием клубка коллективного читательского недоверия и игрой на этом недоверии. В начале главы четвертой, когда гномы и хоббит в очередной (уже в третий!) раз останавливаются на пути[168], возникает чувство, что автор с трудом подыскивает этой задержке разумное оправдание.

Когда в горах разыгрывается буря, Бильбо выглядывает из–под одеяла и видит на другой стороне ущелья «каменных великанов, которые играючи швыряли друг другу огромные обломки скал». В толкиновской вселенной великаны после этого случая больше уже не появляются, за одним только исключением: в седьмой главе Гэндальф мимоходом упоминает о том, что они–де некогда существовали, но не более. Процитированный отрывок выбивается из общего стиля книги, да и против вкуса грешит: возникает впечатление, будто автор попросту иллюстрирует устаревшую научную интерпретацию легенд о великанах, ведь еще не так давно существовала теория, которая считала великанов разновидностью «природного мифа». Сторонники этой теории считали мифы о великанах персонификацией впечатляющих явлений природы — скажем, горных лавин (в девятнадцатом веке сторонники этой теории полагали, что скандинавский бог Тор и его молот олицетворяют гром и молнию). Для Средьземелья это чересчур аллегорично… Итак, вскоре действие пускается вскачь. Гномы попадают в плен к гоблинам (которые, кстати, смахивают на солдат, как чуть раньше тролли напоминали пролетариев), им удается бежать, гоблины пускаются в погоню, «быстрые, как хорьки», и Бильбо против воли оказывается разлучен с гномами. Проходит довольно много времени, Бильбо ползет по туннелю — и вдруг под руку ему внезапно попадает «нечто, на ощупь напоминающее холодное металлическое колечко. Это было поворотное событие в жизни хоббита, — комментирует Толкин, — но сам он об этом даже не догадывался». Поворотным оказалось это событие и в жизни самого Толкина, поскольку этот эпизод стал отправной точкой для большей части того, что вышло из–под его пера впоследствии: отсюда и Голлум, и Саурон, и весь «Властелин Колец»…

Однако в тот момент автор догадывался об этом не больше самого Бильбо. Позже Толкин свидетельствовал, что в «Хоббите» и правда мелькали невольные догадки о вещах гораздо более высоких, глубоких и темных, нежели те, о которых шла речь на поверхности. Ведь здесь уже присутствуют и Дьюрин, и Мория, и Гэндальф, и Некромант(143), и Кольцо… Что касается Кольца, то его значение начало изменяться сразу после выхода в свет «Хоббита», между первым и вторым изданиями. В первом издании история с Голлумом излагалась довольно–таки прямолинейно: Бильбо нашел колечко, встретил Голлума, они решили посостязаться в загадках, и ставкой при этом была жизнь Бильбо против Голлумова «сокровища». Бильбо победил, но поскольку, по чистой случайности, «сокровищем» успел завладеть еще раньше, то попросил Голлума вместо «сокровища» показать, где выход из подземелья. Эта цепь событий освобождает Бильбо от любых обвинений в воровстве (он–де честно выиграл Голлумово колечко!). Но любой читатель, знакомый с Кольцом по более поздним его проявлениям, сразу поймет, что самое удивительное во всем этом — странная готовность Голлума вот так вот, ни за что ни про что, прозакладывать свое любимое «сокровище». Голлум переживает потерю Кольца неестественно легко и, в качестве любезного возмещения за отсутствующий выигрыш, сам предлагает хоббиту вывести его из пещер. «Уж и не знаю, сколько раз попросил прощения Голлум. Он без конца повторял: «Проссти нас, проссти нас! Мы не хотели его обмануть, мы хотели только отдать то, что с нас причитается, правда, правда, мы хотели отдать ему наш единственный деньрожденный подарочек, и отдали бы!» — так значится в первом английском издании «Хоббита». Во втором и третьем издании Голлум ведет себя совсем по–другому: «Вор, вор, вор! Бэггинс — вор! Ненавидим! Ненавидим! На веки вечные!» — вопит он, когда догадывается, что Кольцо в руках у Бильбо. В дальнейшем оказывается, что это обвинение в адрес Бильбо, по–видимому, справедливо, поскольку в этой версии на кон ставится жизнь Бильбо против какой–нибудь одной точно не определенной услуги — например, показать путь наружу. В обеих версиях Бильбо получает кольцо и успешно отыскивает выход, однако в последней версии претензии Бильбо на законное обладание кольцом выглядят довольно шатко.

Заметим, что Толкин интегрировал новую мысль в повествование с удивительным искусством. При этом он исхитрился найти местечко и для первоначальной версии. Бильбо, с нехарактерным для него лукавством, именно ее приводит как доказательство того, что он якобы обладает Кольцом совершенно законно и что в его правах никто сомневаться не должен. Это раздвоение версий — главное, что следует помнить при исследовании генезиса «Хоббита». И, конечно же, совершенно очевидно, что здесь найденное хоббитом кольцо — не более чем искусственная «подпорка» из класса хорошо известных «предметов–помощников», которые обычно фигурируют в волшебных сказках и легендах (например, в гриммовском «Короле Золотой Горы» это — кольцо, исполняющее желания, и плащ–невидимка). Кроме того, эта подпорка призвана поддержать авторитет Бильбо в глазах гномов. Иными словами, Кольцу предназначена роль «уравнивателя»(144).

Итак, Бильбо заполучил Кольцо. Однако точек соприкосновения с Дикоземьем у хоббита не прибавилось: он по–прежнему не способен освежевать кролика и не знает, как перехитрить волка–варга. В главе 15 Балин интересуется, понимает ли Бильбо язык птиц. «А ты что–нибудь понял, Бильбо?» Бильбо приходится ответить: «Далеко не все». Рассказчик, по–прежнему стремясь обратить наше внимание на пропасть между Бильбо и повседневной, нормальной реальностью Средьземелья, добавляет: «По правде говоря, Бильбо вообще ничего не понял». Когда над хоббитом насмехаются вороны, он даже не способен этого заметить. Однако кольцо заполняет эту пропасть. Пока у него не было кольца, Бильбо играл, по сути, роль багажа, который гномам приходилось таскать за собой, а прозвание «грабитель» ничего не означало и только запутывало, прежде всего самого Бильбо. Но благодаря кольцу Бильбо получает возможность действовать активно, и он с ходу начинает этим пользоваться. Для начала он незамеченным минует гномью стражу и тем самым сразу поднимает свой престиж: «Если прежде гномы сомневались в его профессиональных качествах, то теперь сомнения развеялись». Затем Бильбо спасает своих товарищей от пауков и вызволяет из эльфийских подземелий. После этого проблема только в том, чтобы сохранить свой статус на достигнутой высоте и не допустить, чтобы завоеванный им авторитет приписали случайной везучести. Толкин уделяет этой проблеме некоторое внимание: рассказывая об эльфийских подземельях, он замечает: «Волшебное кольцо — вещь, конечно, замечательная, но кольцо–то одно, а гномов было четырнадцать», так что заслуга в организации побега остается всецело за Бильбо, к тому же после драки с пауками даже рассказ о волшебном кольце не поколебал гномьего уважения к хоббиту, так как гномы убедились, что, помимо кольца и неизменной удачи, Бильбо еще и находчив, — «а все вместе это уже кое–что!»

Это последнее заявление звучит несколько провокационно, поскольку в нем содержится намек, будто волшебные кольца никому просто так, случайно, в руки не попадаются. Однако уже сама по себе спорность статуса Бильбо подтверждает, что появление кольца изменило весь ход повествования. Кольцо дало автору новые возможности: теперь действие могло протекать в «героическом» ключе и одновременно сохранять правдоподобие. Кольцо превратило противостояние древности и современности в нечто вроде диалога.

Главная тема этого диалога — мужество. Немногим современным читателям «Беовульфа», «Старшей Эдды» или исландских «семейных саг» удается избежать определенного чувства неадекватности, когда перед ними чередой проходят персонажи, которые, по всей видимости, вообще не ведают, что такое страх, причем для них это совершенно естественно и вовсе не является чем–то из ряда вон выходящим. Как смогли бы мы ужиться в таком обществе? Ведь нашу культуру характеризуют «мягкость, приземленность, робость»[169]. Куда бы мы сгодились в подобном обществе? Разве что в рабы… Бильбо Бэггинс дает усомнившемуся в своих силах читателю трезвый и тем не менее относительно оптимистический ответ. ЕГО мужество просыпается, когда он остается в одиночестве и не знает, что делать дальше. В первый раз он отказался подчиниться страху, когда ему пришлось спасаться от Голлума: он не убил беззащитного врага, как диктовал ему страх, но просто перепрыгнул через него (этот эпизод появляется только во втором издании). Более значительна сцена, где Бильбо сражается с гигантским пауком и убивает его («в одиночку, да еще в полной темноте и без какой–либо помощи со стороны волшебника или гномов»). В третьей сцене он ползет вниз по туннелю в горе, чтобы в первый раз встретиться со Смаугом, но, услышав, как храпит впереди дракон, останавливается. Толкин придает этому моменту большое значение: «Следующий шаг потребовал от него мужества, на какое он никогда раньше способен не был… Все великие испытания, выпавшие на его долю впоследствии, не шли с этим ни в какое сравнение. В этом темном туннеле, еще плохо представляя себе, какая грозная опасность ожидает его впереди, хоббит одержал над собой величайшую победу, причем совершенно самостоятельно. Итак, сделав передышку, хоббит двинулся дальше». Такие сцены напоминают, что даже «уравниватель» Сэмюэла Кольта не делает героями всех без исключения; он только дает одинаковые возможности, ставит всех в одинаковое положение. Кроме того, нам демонстрируют поведенческую модель, подражать которой в принципе возможно (никто не может голыми руками сражаться с драконом, но со страхом сразиться может каждый). Главное же то, что они одобрительно живописуют эту специфическую разновидность мужества: холодного, чисто «нравственного», трезвого. Такое мужество наш век почитает наиболее охотно.