Том Шиппи - Дорога в Средьземелье

• Название: Дорога в Средьземелье
• Автор: Том Шиппи
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Критика
• Год: 2003
• ISBN: 5–8370–0181–6

Фундаментальное исследование творческого мира Дж. Р.Р. Толкина, предпринятое его другом и преемником на кафедре английской литературы. «Властелин Колец» как философски–лингвистическая эпопея. Порождающая поэтика в качестве магического кольца. Языковые и литературные корни.

Подлинная энциклопедия Дж. Р. Толкина и толкинизма.

Впервые на русском языке.

От переводчицы «Властелина Колец» Марии Каменкович.

Для продвинутого и отчасти задвинутого читателя.

---

«MAGYK NATUREEL»

Подобно золотой рыбке на дне тинистого пруда, в большинстве толкиновских произведений то и дело проблескивает тема родства человека и природы, имени и поименованного. Возможно, в это родство Толкин верил сильнее всего на свете, едва ли не сильнее, чем в католическое учение (хотя, конечно, он надеялся, что на «каком–то уровне эти две веры друг другу не противоречат). Именно эта вера заставила его взяться за перо. Он создал Средьземелье прежде, чем у него появился сюжет, который он мог бы туда поместить. При каждой задержке — или если иссякало «вдохновение» — он прибегал к помощи карт и пейзажа, к Бомбадилу и Засслью, Марке и энтам. Кроме того, через все его произведения красной нитью проходит неизменный и упрямый интерес к растениям и ландшафту — будь то трубочное зелье или трава ателас, корона из цветов каменоломки на голове поверженного короля в Итилиэн, посох из дерева лебетрон, обладающего свойством находиться и возвращаться к хозяину (подарок Сэму и Фродо от Фарамира), или остролист у границ Мории, обозначающий границу Остролистии, как Уффингтонская Белая Лошадь указывает на границу Марки — Мерсии. А лощины и урочища, Уэллингхоллы[232], дуплистые деревья, заросли папоротника и куманики, куда без помех могут заползти хоббиты? Как уже говорилось, цветы симбэльминэ служат Всадникам чем–то вроде национального символа, точно как мэллорн — эльфам Галадриэли. Хоббиты почти неотделимы от Заселья, Том Бомбадил неотделим от Ивьего Вьюна в самом буквальном смысле, Фангорн — одновременно имя персонажа и название леса, и, в качестве персонажа, Фангорн убедительнее кого бы то ни было «озвучивает» идею родственности имени, именователя и поименованной вещи. «На моем языке настоящее имя всегда рассказывает историю того, кто на него откликается», — говорит Фангорн, однако непохоже, чтобы кто–либо кроме энтов способен был выучить «старо–энтийский» язык. У Бомбадила принцип идентичности имени и поименованной вещи дает именователю некую волшебную силу. Хоббиты достигают почти того же самого просто благодаря тому, что живут в гармонии с природой. В «Прологе» говорится, что хоббиты волшебством–де не занимаются, а если и возникает впечатление, что они не вовсе ему чужды, то потому, что они «тесно связаны с землей». Земля (почва), волшебство и расы нелюдей тесно сочетаются между собой, хотя и в разных пропорциях. Голоса тех, кто объясняет нам это, — а именно голос Фангорна и голос рассказчика — звучат авторитетно и даже «профессорски», особенно голос Фангорна. Они не допускают никаких возражений.

Можно даже сказать, что в некотором смысле персонажи–нелюди во «Властелине Колец» являются частью природы. Это выглядит как натяжка, однако этот смысл глубоко внедрен в текст. Впервые мы видим Фангорна глазами хоббитов Пиппина и Мерри, и он поначалу кажется им «огромным сухим стволом, на котором осталось всего две ветви»: Немногим позже Гэндальф, рассказывая о схватке с Балрогом, спрашивает себя: как должен был выглядеть их поединок со стороны? Наверное, отвечает он сам себе, посторонний наблюдатель услышал бы только грохот грома и увидел бы вспышки молний: «Найдись свидетель, он подумал бы, что в горах бушует буря, — вот и все». Что же касается эльфов, Элронда, Гэндальфа, — какими предстали бы они глазам смертного, простого прохожего? Ближе к концу книги Толкин отвечает на этот вопрос так: «Наверное, ему показалось бы, что на холме, затерянном среди всеми покинутых земель, маячат серые каменные статуи, оставшиеся здесь как память о давно забытом прошлом и неизвестно что обозначающие». В конце концов эльфы исчезают среди камней и теней.

«Исчезают среди камней» или «превращаются в камни»? Во «Властелине Колец» часто говорится о будущей судьбе эльфов, но никогда с полной определенностью. Некоторые из них хотят покинуть Средьземелье, другие — остаться. По словам Галадриэли, те, что останутся, «умалятся»: «Нам придется уйти на Запад — или превратиться в простой, невеликий народец, скрыться в пещеры и лощины, понемногу обо всем забыть — и быть забытыми». Слово «умалиться» можно понять чисто демографически: эльфов–де станет меньше. Но можно понять это слово и буквально, особенно если заглянуть в будущее, в мир крошечных шекспировских эльфов. Не исключено и «нравственное умаление» — вспоминаются холодные, жестокие, бездушные эльфы шотландских и датских легенд. Возможно, для эльфов, которые остаются, и правда самая лучшая участь — превратиться в деталь пейзажа. Одна местная английская легенда рассказывает именно о таком превращении. Она связана с известными Роллрайтскими Камнями, которые находятся на севере Оксфордшира и мельком упоминаются в «Фермере Джайлсе из Хэма». Легенда рассказывает[233], что это — не камни, а старый король и его рыцари. Королевский отряд повстречал на своем пути старую ведьму, которая подбила короля на пари — он должен был сойти на семь шагов вниз по склону холма и окинуть взглядом равнину внизу. Но король не смог этого сделать — ему помешал курган, насыпанный на склоне холма, и сбылось ведьмино заклятие:

Крона, гнись, и камень, стынь!
Трон останется пустым:
Вы камнями стать должны,
Я — кусточком бузины.

Таинственные камни стоят на этом месте и посейчас. Согласно традиции, их невозможно пересчитать. Жестоко желать кому–либо, чтобы он обратился в камень, но такое превращение все–таки обеспечивает хоть какое–то существование, какое–то единство с землей, откуда ты родом. Трудно понять «этих эльфов», говорит Сэм об эльфах и Лотлориэне: «Они с этим местом срослись… <…> То ли здешний лес тому виной, то ли… это они его таким сделали — сразу и не скажешь». А наблюдения Сэма подчас довольно глубоки, хотя его образованность и заставляет желать лучшего. То, что он говорит далее, нетрудно отнести не только к Лотлориэну, но и ко всему «Властелину Колец»: «Можно подумать, что здесь ничего не происходит, да так оно, в сущности, и есть. И никто не хочет, чтобы что–нибудь происходило. Если это по волшебству, то волшебство это так запрятано, что не докопаешься, если вы меня понимаете». Фродо соглашается, но, как и во многих других случаях, дополняет: «Но оно везде и во всем».

Глава 5 КОЛЬЦО И ТЕХНИКА «ПЕРЕПЛЕТЕНИЙ»

ПРОБЛЕМА ПОРЧИ

Лотлориэн завоевал немало сердец. Благодаря ему даже критики, настроенные наиболее цензорски, признали за Толкином способность заключать действие в привлекательные рамки. «Надо признать, что пейзажи в книге просто замечательные», — заявляет один доброжелательный обозреватель газеты Bath and West Evening Ghronicle (7 декабря 1974 г.). Однако по шкале ценностей, принятой у критиков, хороший пейзаж не является одним из главнейших достоинств произведения. Многие из опубликованных критических заметок о «Властелине Колец» хвалят толкиновские пейзажи как бы давая автору небольшую поблажку перед тем, как обрушиться на то, что кажется критику гораздо более серьезными недостатками, пятнающими самую сердцевину толкиновской «притчи» — то есть подрывающими фундамент, на котором держится «Властелин Колец». Часто утверждается, что характеры персонажей обрисованы в толкиновской книге слишком плоско, что автор уделяет недостаточно внимания сексуальной стороне жизни, что добро и зло во «Властелине Колец» совершенно напрасно изображены как абсолютные понятия, что у автора нет должного понятия о том, что такое индивидуальный внутренний конфликт, что в «основном сюжете» присутствует некоторая непоследовательность, которая мешает прочтению романа как «связной аллегории, которая несла бы в себе ясное сообщение, адресованное современному читателю». Но главное, по ощущению критиков, — это то, что «Властелин Колец» якобы «не отражает фундаментальных основ реальности», не содержит «взрослого опыта познания мира», не передает «эмоциональной истины о природе человечества». Выражая самую суть общей суммы критических отзывов, профессор М. Роберте заявляет: «Понимание реальности, из которого исходит «Властелин Колец», отнюдь не является бесспорным. За этой книгой не стоит единого руководящего авторского мировоззрения, которое являлось бы в то же время ее raison d'être». То есть, иными словами, архаизм формы у Толкина идет бок о бок с попыткой дезертировать из реальности, умышленно повернуться спиной к настоящей жизни и современному опыту[234].

Сегодня уже очевидно, что некоторые из подобных заявлений совершенно неприемлемы. Когда человек начинает взывать к «истине», «опыту» и «реальности», тем более — к каким–то непонятным «фундаментальным основам реальности», он весьма недвусмысленно дает понять, что кому–кому, а ему хорошо известно, что именно кроется за этими понятиями, и никаких возражений он не потерпит, а будет в любом случае стоять на своем Возможно, в основе конфронтации «Властелина Колец» и критиков действительно лежит некоторое базовое расхождение во взгляде на природу вселенной, и это расхождение проявляется в форме сильной и инстинктивной взаимной антипатии. Лекарства от нее не существует. Но нет и ничего невозможного в том, чтобы разобраться, откуда она берется, и оправдать толкиновскую концепцию реальности, которую, как на нее ни посмотри, все–таки нельзя назвать ни «эскапистской», ни бездумно–примитивной. И удобнее всего будет начать с разговора об основном источнике действия — о Кольце (я пишу здесь это слово с большой буквы, чтобы показать, сколь важное место отведено ему во «Властелине Колец» по сравнению с той относительно маловажной ролью «толчка к дальнейшему развитию событий», какую оно играло в «Хоббите» в качестве «уравнивателя»).