Алексей Боровой - Общественные идеалы современного человечества

• Название: Общественные идеалы современного человечества
• Автор: Алексей Боровой
• Жанр: Публицистика
• Год: 1906

Печатается по изданию: Алексей Боровой. Общественные идеалы современного человечества. Либерализм. Социализм. Анархизм. Москва, «Логос» («Идея»), 19О6 г 

---

Но если в вопросе об отношении к государству мы встречаем среди анархистов полное единодушие, то в их воззрениях на право, как институт общественной жизни такого согласия далеко не существует. Это в значительной мере объясняется тем, что анархистическое миросозерцание резко разбивается на две самостоятельных и нередко враждебных фракции: анархизм коммунистический и анархизм индивидуалистический.

Обратимся сперва к коммунистическому анархизму. Хронологически он является позднейшим, но зато гораздо более распространенным, чем анархизм индивидуалистический. Последний, главным представителем которого в настоящее время является Тукер, насчитывает очень немного адептов в Северной Америке и Великобритании. В Европе анархистов-индивидуалистов почти не существует; все европейские анархисты — сплошь коммунисты. В основании коммунистического анархизма лежит идея солидарности, понимаемая в самом широком смысле.

Из целого ряда наблюдений в биологической области анархисты-коммунисты, в особенности же Кропоткин и Реклю, выводят грандиозный, социологический закон взаимопомощи, регулирующий, по их мнению, жизнь человеческих обществ.

В известном своем сочинении «Взаимопомощь среди животных и людей» Кропоткин в целом ряде любопытных этюдов, посвященных то миру животных, то дикарям, то средневековому городу, наконец, нашему обществу, показывает, как закон взаимопомощи модифицирует всегда и всюду закон борьбы за существование. Кропоткин отмечает, что еще Дарвин предостерегал своих последователей от переоценки его термина «борьбы за существование», понятого слишком узко. В «Происхождении человека» Дарвин, например, указывает, «как в бесчисленных сообществах животных исчезает борьба между отдельными индивидуумами из-за средств существования, как борьба заменяется кооперацией». В другом месте Дарвин писал, что «те общества, которые будут заключать наибольшее количество членов, наиболее симпатизирующих друг другу, будут и наиболее процветать и оставлять наибольшее количество потомков».

Из своих собственных разнообразных наблюдений, Кропоткин также выводит заключение, что взаимная помощь есть такой же закон животной жизни, как и взаимная борьба. И человек, по мнению Кропоткина, не является исключением в природе. Он также подчинен великому принципу взаимной помощи, гарантирующей наилучшие шансы выжить и оставить потомство.

Мы не можем здесь, да и не в нашей компетенции решать вопрос, насколько прав Кропоткин, возводя свои и чужие, разрозненные, хоть и многочисленные наблюдения на степень биологического принципа. Для нас важно то, что этот принцип является руководящим лозунгом для всей школы анархистов-коммунистов. Таким образом в будущем общежитии анархистов-коммунистов прежде всего должна быть осуществлена идея братства. Самый свой будущий строй коммунистические анархисты изображают в форме организации свободных общин в целях общего производства. Община есть идеальное соглашение между отдельными личностями, добровольно группирующимися в целях достижения общего интереса.

Никто не должен быть насильно связан с общественной организацией; всякий волен выйти из нее, когда ему вздумается, когда общество начинает чем-либо стеснять свободу индивидуального самоопределения. В этом обществе не будет частной собственности. Все произведенные продукты будут принадлежать ровно его членам, и все будут получать из произведенного по своим потребностям.

Коммунистические анархисты совершенно единодушны по отношению ко всякому установленному праву. Во всяком законодательстве они видят лишь средство эксплуатации одних людей другими. Всякое право, по их мнению, тесно связано с государством, этой отжившей формой насилия. Закон всегда и везде стремится лишь к тому, чтобы увековечить обычаи, полезные для господствующего меньшинства.

«Если изучать миллионы законов, — пишет Кропоткин в "Речах бунтовщика", — подчиняющих себе человечество, легко можно заметить, что они подразделяются на три обширных класса: законы, защищающие собственность, законы, защищающие правительство и защищающие личность... Все они равно бесцельны и вредны. Социалисты превосходно знают, какую роль играют законы о собственности... Они служат не для того, чтобы обеспечить отдельным лицам или обществам пользование плодами их трудов. Наоборот, для того, чтобы узаконить похищение части продукта у его производителя и защищать похитителя. Что касается законов, защищающих правительство, то стоит ли его защищать, когда все правительства, монархические ли, конституционные или республиканские, имеют своей целью удержать насилием привилегии имущих классов: аристократии, буржуазии, духовенства. Более всего предрассудков существует насчет третьей категории законов, охраняющих личность. Но, анархисты, — восклицает Кропоткин, — должны всюду проповедовать, что и эти законы так же вредны, как и все остальные. Прежде всего известно, что, по крайней мере, 75 процентов всех преступлений против личности внушаются желанием овладеть чужим богатством. Эти преступления должны исчезнуть вместе с исчезновением частной собственности. Что касается других мотивов, то уменьшила ли когда-нибудь жестокость наказаний число преступников? Остановился ли когда-нибудь хоть один убийца из-за страха наказания? Кто хочет убить своего ближнего из мести или нужды, тот не станет раздумывать над последствиями. Каждый убийца убежден, что он избегнет наказания... Если бы убийство было объявлено безнаказанным, то, конечно бы, число убийств не увеличилось, а сократилось, так как много убийств теперь совершается рецидивистами, испорченными в тюрьме.»

Но... если положительное законодательство исчезнет, это не значит, что должно исчезнуть «право вообще». Это право будет заключаться в высшем, естественном праве для всякого анархиста, не слушаться никого другого и действовать только по своему личному усмотрению. Разумеется и отдельные лица и общины, в представлении анархистов-коммунистов, могут вступать в договоры, но и обязательства по отношению к договорам имеют границы. «Человеческая справедливость, — говорит Бакунин, — не знает вечных обязанностей. Все права и обязанности основаны на свободе. Право свободного объединения и распадения есть первое и главное из всех политических прав».

Наконец все анархисты-коммунисты считают одну правовую норму общеобязательной для осуществления своих идеалов: чтобы земля и все орудия и средства производства принадлежали обществу.

Совершенно отрицает право и Л.Толстой, занимающий особое место в ряду анархистов-коммунистов. «Законы, — говорит он в "Царствии Божием", — суть произведения корысти, обмана, борьбы партий... в них нет и не может быть истинной справедливости... Признание каких бы то ни было... особенных законов есть признак самого дикого невежества.»

Таким образом коммунистический анархизм как будто сметает все общественные институты нашего времени: законы, собственность, государство.

Посмотрим, что же такое индивидуалистический анархизм?

Истинным родоначальником индивидуалистического анархизма является замечательный писатель, мало оцененный еще и в настоящее время: Иоганн Каспар Шмидт.

В 1845 году он выпустил свою знаменитую книгу «Der Einzige und sein Eigenthum» (Личность и ее собственность), под именем Макса Штирнера. Книга эта, по справедливому замечанию Штаммлера, представляет собой самую смелую попытку, которая когда-либо была предпринята, — попытку сбросить себя всякий авторитет.

Для личности Штирнера нет никакого долга, никакого морального закона; даже признание какой-нибудь истины для нее невыносимо; оно налагает, по его мнению, оковы на свободную человеческую личность. «До тех пор, пока ты веришь в истину, — говорит Штирнер, — ты не веришь в себя; следовательно ты — раб, ты — религиозный человек. Между тем ты сам истина... Ты больше истины, которая ничто в сравнении с тобою».

Центральная идея, проникающая всю философию Штирнера, есть идея личного блага. «Я» — единственный властелин, перед которым все должно склониться; вне «я» и за «я» ничто не существует. «Не все ли мне равно, — думает Штирнер, — как я поступаю, человечно ли, либерально, гуманно или наоборот; все этьи вопросы меня не касаются, если я удовлетворяю себя чем-нибудь. Если я достигаю того, чего хочу, то все остальное мне безразлично... потому что все, что я делаю, я делаю ради себя... Ты для меня ничто иное, как пища, так же, как и я для тебя; мы взаимно истребляем друг друга...»

После этих утверждений необычайной силы, что такое право и государство для Штирнера?

Права нет; право заключается во власти. Я имею право на все, что могу осилить. Я имею право низвергнуть Зевса, Иегову, Бога, если только я в силах это сделать... «Я» строю все на своем «я», так как «я», точно так же, как Бог, есть отрицание всего остального. «Я» — все! «Я» — единый!