Бриджит Бардо - Инициалы Б. Б.

• Название: Инициалы Б. Б.
• Автор: Бриджит Бардо
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 2-246-52601-9, 5-7027-0421-5

Автобиография живой легенды французского кино Брижит Бардо вышла в Париже в сентябре 1996 года и сразу же стала бестеллером. В своих страстных, причудливых, ошеломляющих откровенностью мемуарах Брижит Бардо рассказывает о детстве и первых шагах в кино, о зените своей славы, о взлетах и падениях. Карьера и любовь для нее неразделимы. Судьба бросает ее от съемки к съемке, от мужчины к мужчине. Читатель узнает о тоске и одиночестве молодой женщины, осаждаемой поклонниками и фоторепортерами; поймет отчаяние влюбленной, часто желаемой мужчинами лишь для удовлетворения собственного тщеславия. В своей книге Б.Б. Сумела блистательно показать и фасад, и изнанку чарующего мира кино, мира легенд и грез. Брижит Бардо родилась в 1934 году. Училась балету, была фотомоделью. Первый раз снялась в кино в 1952 году. Широкую известность ей принес фильм режиссера и мужа Роже Вадима "И Бог создал женщину" (1956 год). С тех пор актриса работала у таких знаменитых режиссеров, как Луи Маль, Жан-Люк Годар, Кристиан-Жак. Наибольший успех ей принесли фильмы: "Бабетта идет на войну", "Истина", "Презрение", "Вива, Мария!", "Ромовый бульвар". За свободомыслие, талант, красоту, дерзость и неуемную энергию французы выбрали ее образом Франции: с нее лепили бюст "Марианны" - символа французской республики. Ушла из кино в 1973 году и все свое время посвятила борьбе за права животных. Б.Б. четыре раза была замужем. Имеет 36-летнего сына Николя.

---

Клод, мой 20-летний брат — двоюродный, но в качестве родного, провожал меня на пробы. Маме было некогда, и она, убедившись, что Аллегре прекрасно воспитан, спокойно перепоручила меня кузену. Мы прибыли с ним в студию, оба впервые.

На пробах, оказалось, я не одна!

Два десятка девушек, моих сверстниц, одна лучше другой, гримеры, костюмеры, ассистенты, толпа каких-то страшных незнакомцев, я погибла! В самой гуще ослепительный свет, возня, особый запах пыли, грима, горячей резины. Огромные пространства, осветители на мостках у прожекторов. Юные красотки-блондинки строят глазки всем, даже Клоду, которого они приняли за важного киношника. Клод бросил меня и занялся кандидатками на роль, совсем потерял голову. А на мне уже макияж в два пальца толщиной, волосы затянуты в пучок, платье — старые лохмотья. Меня вытолкнули на площадку.

Я чопорна, скована и чуть не плачу.

Сотни пар глаз устремились на меня.

Сгораю со стыда.

Понятно, почему родители хотели уберечь меня от этой муки. И в миг, когда, чувствовала я, мне конец, и забыла все слова, какие должна была сказать, появился Вадим, спокойный, улыбающийся и прекрасный — прекрасный, как никто никогда!

— Вы дрожите?

— Нет, плачу. Мне страшно, по-моему, я провалюсь.

— Да нет, все будет хорошо. Реплики буду подавать я, успокойтесь.

Он говорил медленно, и в глазах у него была какая-то жуткая глубина. Он взял мою руку, и я вцепилась в него... зачарованная.

О Вадим, спасибо, что понял мое смятенье, страх, неуклюжесть!

Спасибо, что велел снять с меня слой штукатурки, тряпье и заколки. Мне стало легче. На пробе перед камерой я впервые услышала: «Внимание! Мотор! Проба Бардо, первая». Рядом со мной был ты, ты заставил меня говорить, улыбаться, смеяться. Успокоенная твоим присутствием, я стала вертеть головой и забыла, что я — лошадь на торге, которой смотрят в зубы прежде, чем купить ее. Когда погасли прожекторы и утихли мои тревоги, оказалось, что пропал Клод. Кузен, выдав себя за сына продюсера, отправился провожать двух красоток, нашедших наконец, кого очаровывать.

Вадим вызвался проводить меня. Родители сидели за столом, когда появились мы. Это еще что такое? Но вежливость прежде всего. Пришлось родителям пригласить его к ужину.

Я помню, какой был контраст: роскошный обед, добропорядочное семейство, слуга, свечи, столовое серебро — и Вадим, с длинными волосами и в старом свитере. Он был похож на цыгана, и это сводило меня с ума. Но на маму его обаяние подействовало только наполовину, потому что за кофе она тихонько велела слуге сосчитать серебряные ложки, безумно боясь, что Вадим две-три ложки унесет в кармане. Но унес он не ложечки, а мою душу, и дверь ему была у нас отныне приоткрыта.

Выбор пал на меня. Лошадь оказалась отличной. Правда, фильм снимать не стали. Но не все ли равно? Сердце билось радостно: из 20-ти девушек лучшей была я. И об этом говорили. И другие режиссеры меня приглашали.

Журнал «ELLE», принесший мне счастье, напечатал фото «своей девушки», которую будут снимать в кино.

Сначала Вадим виделся со мной изредка, потом часто, потом каждый день. Всегда у нас дома, потому что в 15 лет одну меня никуда не отпустили бы.

Мы репетировали с ним «Школу жен».

Однажды с разрешения родителей я была на репетиции у Даниэль Делорм и Даниэля Желена, на улице Ваграм. На другой день утром отправилась я не в школу, а к Вадиму домой. Было 9 утра. Я, как обычно, села на автобус, но, с бьющимся сердцем и с учебниками под мышкой, сразу сошла и поехала в другом направлении. Он будет ждать меня! Сто раз повторил мне! Я боялась еще больше, чем накануне у Желена. У меня никогда не было романа. Целовалась несколько раз, случайно, но понятия не имела, что такое любовь... Я шла на свое первое свидание, представляя на свой лад, как все произойдет. Может, будет шампанское? А что, в 9 утра — непривычно и мило! Он вроде живет в мастерской художника. Наверно, везде свечи и обстановка богемная, как в фильмах.

Я посмотрелась в зеркало витрины...

Боже, что за дурацкий вид у меня в этих носочках и кофтенке с плиссированной юбочкой... Волосы вислые, тускло-русые, хвостик на затылке. И больше моих 15-ти мне не дашь, а хочется — 18! Мать запрещает носить чулки и лифчики, говорит — еще успеешь быть женщиной... Ну вот, пришла, взбегаю по лестнице через три ступеньки, сердце стучит, как молоток. Звоню.

Тишина.

Странно! Толкаю дверь — открывается... Оказываюсь в кромешной тьме, осторожно иду вперед. Слышу чье-то дыхание. Глаза привыкают к темноте, вижу, что очутилась в комнатушке. Никакой мебели. Только две огромных кровати и две взлохмаченные головы на каждой. Ничего не понимаю. Наверно, я ошиблась этажом. Но нет, вот его свитер на полу... А чья — вторая голова? И которая Вадима? На цыпочках подхожу к одной кровати — он, спит мертвым сном. Смотрю на другую — какой-то парень, и тоже спит мертвым сном.

Вот тебе и первое свидание!

Хочу зарыдать и убежать, что и делаю. Только ошиблась дверью и попала в ванную. Рассыпала учебники, разбудила обоих.

— Что там еще за черт?

— Это я...

— Кто — я?

— Брижит!

— Что ты здесь делаешь в такую рань? И вообще, который час? Полдесятого? Ты с ума сошла!

— Я думала, что... что...

— Ты хоть булочки на завтрак принесла? Нет? Тогда тебе нет прощенья. Дай нам доспать и заходи попозже, в 12.

Я вне себя от бешенства: прогуляла уроки, не дай Бог, узнают родители, пришла сюда с бьющимся сердцем, схожу с ума от любви, а мне говорят — заходи попозже! Ну, знаешь, извини!

В школу идти уже поздно, домой — рано! Не знаю, что мне с собой делать. Сажусь к нему на кровать и тихонько плачу. И вот я в постели с неприятным ощущением собственных туфель на нагретой простыне. Но уже не помню, где я, что я, и, только наплакавшись, сознаю, что нахожусь в одной постели с мужчиной, а в двух метрах спит еще и другой...

Для первой любовной встречи, пожалуй, чересчур. Однако я молчу. И потом, если я одета и ничем не рискую, значит...

Так и осталась я в тот раз одетой... и целомудренной...

Зато я открыла, что спящий мужчина не совсем тот же, что не спящий. Оказалось, тело его во сне нежное и мягкое, а проснется — твердое, жесткое...

Удивительное дело! От удивления я не могла опомниться...

Я пришла к нему на другой день.

Вторая кровать была пуста, и я принесла булочки. На этот раз я оказалась под одеялом без всего, уже приятно ощущая кожей его кожу и точно зная, что он не спит, а только притворяется, говоря со мной сонным голосом.

От этой обузы-девственности я избавлялась постепенно. С каждым днем ее оставалось во мне все меньше, и я с беспокойством спрашивала его, одеваясь: на этот раз я — окончательно женщина?

Это было для меня время поразительных открытий. Вместе с его телом я открывала свое собственное. А дома, вечером перед сном, я долго разглядывала живот и спокойно засыпала, удостоверившись, что он такой же плоский, как и раньше! Осанка у меня изменилась, я чувствовала себя умней и сильней, мелкие повседневные заботы казались мне вздором. Любовь — единственный смысл жизни. Я удивлялась, как можно думать о чем-то другом... Занятия я прогуливала, уроков не делала.

Однажды вечером, когда я вернулась, отец спросил меня, как дела в школе и что сегодня было на уроках... Я ответила, покраснев, что-то неопределенное. Кажется, запахло жареным. Со странным спокойствием отец объявил мне, что знает о моих прогулах, что решил отправить меня доучиваться в Англию, что уезжаю я поездом завтра утром, он меня проводит, и что пробуду я в Англии до своего совершеннолетия.

Он уже все устроил.

Я посмотрела на мать — лицо у нее было непреклонно. Сестра — с нее взятки гладки...

Это было мое первое настоящее горе, ощущение детского бессилия, когда ты одинок, никем не понят и совершенно не можешь противостоять врагу, беспощадно-ледяному, как бывают порой родители! И с Вадимом не увидеться!

Я не могу этого вынести!

Где он теперь? Ему даже некуда позвонить...

Мама, помоги, нет, что я, это безумие! Нет...

В голове ледяной вихрь, бред, ненависть. Я онемела, оцепенела!

В тот вечер был спектакль, не помню, где. Родители с сестрой уходили в театр. Я осталась дома, сказав, кажется, что голова болит или уроки не сделаны...

Помню — открыла на кухне газ и закрыла окна и двери. И вот, в свои 16 лет, сую голову в духовку — вдыхаю запах смерти. Больше ничего не помню... В тот вечер меня нашли на полу у плиты с короткой предсмертной запиской. Знаю только, что спектакль в тот день отменили, родители вернулись домой раньше времени и обнаружили меня лежащей без сознания.

Когда я очнулась, рядом сидел врач — «знакомый», чтобы не вышло огласки!

На другой день было решено, что Вадима я не увижу до своего совершеннолетия и что немедленно еду в Англию изучать английский язык. Как жалкая бездомная дворняжка, я скулила, умоляла маму не трогать меня. Бесполезно! Я-де так жестоко с ней поступила! Столько горя причинила! Она бы никогда не утешилась, случись со мной что... И потом ведь она желает мне добра! Хочет, чтобы я вышла замуж за человека молодого, богатого, красивого... Ведь она любит меня... Да, любит, а сама отправляет на пять лет на чужбину!