Джонатон Китс - Химеры Хемингуэя

• Название: Химеры Хемингуэя
• Автор: Джонатон Китс
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-16445-6

В недрах университетской библиотеки в твои руки нечаянно попала исчезнувшая без следа рукопись первого романа Эрнеста Хемингуэя. Как ты поступишь? Если ты прилежная студентка — опубликуешь ее и всю жизнь посвятишь кропотливому анализу, прячась в тени литературного гения. Но ты, не настолько амбициозна — и ты присвоишь манускрипт, опубликовав его под своим именем, сожжешь оригинал, оставив на память последнюю страницу, и станешь величайшей писательницей современности, любимым персонажем снобистской критики и желтой прессы, воплощением сказочного успеха. И, добившись признания, обнаружишь, что твое существование превратилось в нескончаемый кошмар, автор коего неизвестен и не важен. Вопроса «кто это сочинил?» больше не возникает — плагиат стал образом жизни, авторство переросло автора, повергнув мир в хаос и липкий ужас, а в конце возможна только смерть автора — человека и идеи.

Итак, кто это сочинил? Джонатон Китс, романист, критик и художник-концептуалист. «Химеры Хемингуэя» — впервые на русском и любом другом языке.

---

— Пролеты кессонов свода здесь шире, чем даже в соборе Святого Павла в Лондоне, но они не выполняют вообще никакой архитектурной роли, — говорил он, Анастасия же, закрыв глаза, впитывала солнце. — Однако материалы, использованные для строительства купола, к вершине становятся все легче и легче: фундамент делали из белого известняка, а в своде купола…

— …солнечный свет.

— Нет, туф. Наверху туф.

— Посмотри, — сказала Анастасия, открывая глаза. — Посмотри на небо.

— Анастасия, небо ты можешь увидеть где угодно. Археологическая ценность Пантеона — это его купол.

— Это была церковь, да?

— Храм всех богов. Но даже римский Сенат часто собирался в храмах, и для императора, который был частью божественного миропорядка…

— Нет, католическая церковь, да? После Адриана.

— Тут некоторое время были даже колокольни. — Это сказал не Саймон. Какой-то прохожий, американец на пенсии. Старые и одинокие, даже в парах, они иногда встревали. Опошляли медовый месяц, во всем остальном похожий на сказку.

— По башне в каждом углу, — перебил Саймон, дабы принизить этого специалиста-конкурента.

— На самом деле — только две, — заметил мужчина с уважением, которое может позволить себе человек, располагающий большим количеством фактов. — Если хотите, я покажу, где они были.

— Нет, спасибо, — сказал Саймон.

— Да, пожалуйста, — сказала Анастасия.

— Они совсем как мы, — сказала жена американца, возникая у него из-за поясницы. Она была вдвое ниже его и втрое тоньше, сплошные кости и морщины, будто надела вторую кожу.

— Нам нужно быть… в другом месте. — Саймон взял Стэси за руку. — Идем, Анастасия.

Она повернулась, чтобы поблагодарить старика. Он уставился на нее:

— Анастасия Лоуренс?

— Вы хотите сказать, мы знакомы?

— Пожалуй, нет.

— Тогда вы, наверное, знаете…

— …что вы скрываетесь. Не могу вас винить. Я бы точно так и поступил. Мы никому не скажем, правда, Мидж?

— Ни словечка, — согласилась она.

— Нам действительно нужно идти, — сказал Саймон.

— Скрываемся? — переспросила Анастасия.

— Вы не против, если мы сфотографируемся? Встань в кадр, Мидж. — Он подтолкнул Мидж. Саймон дернул Анастасию. Сработала вспышка. Когда глаза Стэси вновь начали различать свет, они с Саймоном уже были снаружи, в первом попавшемся такси.

Водитель спросил Саймона, куда им надо ехать. Он спросил по-итальянски.

— Я никуда не хочу, — сказала Анастасия мужу по-английски. — Я хочу знать, как эта милая пара…

— Катакомбы, — бросил он и добавил: — Pronto![27] — чтобы сойти за местного. Повернулся к жене: — Ты теперь автор, издаешься. Иногда люди будут тебя узнавать. Им может быть что-нибудь от тебя надо.

— Мы скрываемся?

— У нас медовый месяц.

— Вот и я так думала.

— В Риме скрыться невозможно.

— Все равно, мне кажется, странно, что эта пара…

— Не у всех стабильная психика.

— По-моему, они милые.

— Иногда внешность обманчива.

— Может, зря я опубликовала «Как пали сильные». Это могло остаться только между нами. Писателей же и так хватает.

— Это между нами. Посвящение.

— Саймону, что угодно, — процитировала она слова, на которые опирались все ее авторские притязания. — Думаю, я имела в виду Саймону, всё.

— Это будет посвящение для твоего нового романа.

— А если мне нечего сказать, Саймон? — Она положила голову ему на плечо и взяла за руку, когда такси затряслось на Аппиевой дороге.

— У тебя контракт. У тебя читатели.

— По-моему, роман рождается не из этого.

— Откуда же он тогда рождается?

— А откуда рождаются работы, которые ты продаешь в галерее?

— Я не берусь работать с художниками, способными создать только одну вещь. Я не продолжаю с ними отношения, если они не способны на большее.

— А Джонатон?

— Это другое.

— Из-за денег, которые он тебе приносит? Я бы отличалась, если бы принесла тебе больше?

— Ты не понимаешь, сколько стоит жизнь, Анастасия. О тебе всегда кто-то заботился. Сейчас для этого есть я. Но ты должна мне помогать.

— А если я не могу?

— Да что это с тобой сегодня?

— Я не хочу скрываться. Получается, будто я сделала что-то плохое.

— Я просто пытаюсь тебя защитить.

— Значит, я все-таки скрываюсь.

— Нет. Просто надо выждать.

— Абсолютно незнакомые люди знают, как меня зовут.

— Просто они твои поклонники.

Она отодвинулась от мужа. Посмотрела на него:

— Сколько людей уже прочитало «Как пали сильные»?

— Невозможно определить. Одни книги ходят по рукам, другие так и остаются на полках нераскрытыми…

— Сколько продано, Саймон. Скажи мне.

За ним, в окне такси, катакомбы укрывали своих древних мертвецов.

— Пара… миллионов.

Свершилось. У нее больше не было слов. Саймон тихо велел таксисту возвращаться в отель.

Пока Анастасия спала в кровати для новобрачных, Саймон путешествовал по трансатлантическому кабелю посредством телефона в ванной. Он сел на опущенную крышку унитаза, закрыл дверь на задвижку и — еще одна предосторожность — пустил на всю катушку воду, не закрывая сток. Он крутил розовый пластиковый диск, манипулировал устаревшей системой, памятной смутно, как холодная война, однако с ловкостью, приобретенной за почти две недели постоянной практики. Анастасия спала меньше чем в двадцати футах от него, а он разбудил Жанель — почти в десяти тысячах миль.

Что случилось, Саймон?

Мне пришлось ей сказать. Сейчас она в отключке под валиумом. Я уложил ее в постель в середине дня, где-то в полчетвертого. Сколько она еще проспит?

Не слишком долго.

В смысле?..

Что ты ей сказал?

Ее узнали какие-то люди. В Пантеоне.

Я знаю.

Они не…

Ночной выпуск новостей. Вообще-то неплохой кадр. Она выглядит так невинно.

А я?

Ты где-то с краю.

Но?..

Тебе надо что-то делать с этой твоей хмуростью. Особенно для телевидения.

Там не было телевидения.

Там было телевидение. Правда, картинка смазанная. Спутник.

Это вторжение в…

Твоя жена теперь публичная персона.

Ты должна была держать все это под контролем. Нашим контролем. Я женился на Анастасии не для того, чтобы стать просто ебаным мужем.

Говорят, ты и не стал.

Кем не стал, Жанель?

Ебаным мужем. Желтая пресса намекает, что это брак по расчету — по-моему, они так выражаются.

Откуда им знать?

А на самом деле ты ебаный?

Он бросил трубку, выбрался из ванной в клубах пара, взмокший и раздраженный, к спящей жене. Укладывая ее, он не стал снимать одежду — раздевать ее в середине дня показалось как-то непристойно, — только стащил туфли перед тем, как похоронить ее под одеялами в бессознательном состоянии до начала нового дня. Ее одурманенное тело лежало сейчас мертвым грузом, закутанное в одеяла, будто в саван. Он потряс ее за плечо, потом за плечи.

— Проснись, — сказал он. Она не проснулась. Он был сам по себе.

Пришлось потрудиться. Он снял ее теплый жилет. Скинул одеяла и покрывала, содрал шелковую юбку до коленей. Вступил в противоборство с поношенными хлопчатобумажными трусами, которые она сохранила то ли из-за того, что Саймон не купил ей ничего взамен, то ли на память о прошлой жизни в обносках.

Два отяжеленных снотворным глаза следили за тем, как он сражался с телом, которому они принадлежали, будто за чем-то безвозвратно далеким.

— Ты сердишься, милый, — произнес сонно слипшийся рот. — Тебе помочь?

— Я сам, — ответил он, будто не желая ни с кем делиться заслугой в успешном проведении операции. Она пожала плечами, выгнула спину, чтобы отпустить одежду, которую он освобождал. Он рванул пуговицы на ее блузке, а когда застежка лифчика не поддалась, стащил всю конструкцию через голову. Голая, если не считать драгоценностей, Анастасия вяло раскинулась на матрасе без простыней и закрыла глаза.

Саймон же был сама деловитость; встав, освободился от одежды. Когда Анастасия опять открыла глаза, он складывал брюки. Она снова закрыла глаза. Прошло время. Она уснула.

Наконец восставшее, его тело навалилось сверху. Он втолкнул член в ее сухую вагину. Не просыпаясь, она взвизгнула. Видимо, ее муж принял это за стон наслаждения. Снова резко толкнул. Она всхлипнула? И еще один миссионерский толчок. Она закричала. Она кричала, пока он не вышел. Он посмотрел на нее, явно довольный своей работой.