Вадим Белоцерковский - ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО

• Название: ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО
• Автор: Вадим Белоцерковский
• Издательство: Издательский центр РГГУ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-7281-0523-8

Предлагаемая книга содержит три слоя. Первый - мемуары, охватывающие период с 1937 по 2001 год. Отдельные главы посвящены Сахарову, Солженицыну, русской политической эмиграции. Мемуары содержат много сенсационных фактов.

Второй слой - комментарии и анализ событий, затронутых в книге.

Третий слой - основные элементы теории синтеза капитализма и социализма в ретроспективе их разработки автором.

---

Жена, между тем, наотрез отказалась ходить со мной с работы через парк, что было хорошим отдыхом после рабочего дня. И в этом случае сработал странный психологический эффект: слежка здесь, в Мюнхене, пугала почему-то больше, чем в Москве.

Но дело на этом не закончилось. Прихожу однажды с работы, и мой сын (ему было тогда около 11 лет) сообщает, что приходила «тетя Лена» (соседка по подъезду, жена сотрудника «Свободы» и члена НТС) и, сказав, что ей срочно нужна книга, которую якобы я взял у нее, долго рылась в моем кабинете. Через день-два это повторилось. Я пошел к соседке и попросил ее объяснить, что она искала у меня в кабинете? Она сначала понесла какую-то ахинею, но я не отставал, и она вдруг заплакала, стала говорить, что разведется с мужем, что он заставляет ее делать ужасные вещи, что он получает от НТС деньги «за литературную помощь», а они хотят купить в Париже квартиру... «Что вы искали?» — настаивал я. Замахала в ответ руками и заревела пуще прежнего, наверное, уже притворно. Я ушел. Все было и так понятно: искала компромат.

Продолжение последовало на работе. Мы сидели в комнатах по двое, моим соседом был тогда некто Георг фон Шлиппе, в эфире — Юрий Мельников. Давид Анин, известный читателю представитель ЦРУ на станции, как-то предупредил меня: «Вы сидите со Шлиппе? Будьте осторожны: Шлиппе — это контрразведка НТС!».

Я тогда не придал этому большого значения. Что мне было скрывать? А теперь однажды увидел в приоткрытом ящике «файл-сейфа» Шлиппе папку, из которой торчали ксероксы со строчками, написанными моей рукой. Я заглянул в папку: там лежали копии моих писем, которые Шлиппе брал с моего стола и из моей сумки!

Затем я обнаружил, что один ящик моего «файл-сейфа» поврежден. Вызвал мастера. Он посмотрел, покрутил носом и сообщил, что это — последствие взлома! После него пришли вызванные им двое сотрудников службы безопасности. Осмотрев шкаф, подтвердили — был взлом! Показали мне следы от фомки на рамах всех ящиков.

Я пошел по старой памяти к Лодизину, который тогда работал в аппарате станции. Рассказал ему обо всем — о слежке, о соседке, о Шлиппе и взломе. «Это, вероятно, своеобразный «отзыв» на твой сборник! — сказал Лодизин. — Он в Париже много шуму наделал, и твоим «друзьям» на Лубянке, видимо, это не очень по душе!». Пообещал помочь.

Однако все это оказалось только цветочками! От чехов я узнал, что представители ХДС и ЦСУ (правые партии в Германии) в правлении «Ойропеишер ферлаг» выступают против финансирования проекта журнала «СССР — демократические альтернативы». Пеликан предположил, что это Максимов действует через своего благодетеля Шпрингера! Представители правых партий не имели большинства в правлении кооперативного издательства, но все же их голос был весом.

Но главную «ягодку» преподнес мне Ефим Эткинд! В начале работы над сборником он писал мне 22 декабря 1975 года:

«Дорогой Вадим Владимирович! Прочел Ваши статьи, предназначенные в сборник — как воды напился. Они отличаются спасительной определенностью суждений, редкой точностью речи, непримиримостью относительно современного средневековья; и я согласен с каждым Вашим словом».

Все статьи, отбираемые для сборника, я посылал ему в Париж (и давал на чтение всем остальным участникам сборника), и Эткинд одобрял мой выбор и помогал мне редактировать статьи. Ввиду этого я ему первому выразил благодарность в предисловии к сборнику.

И вот через некоторое время после выхода сборника я узнаю, что Эткинд чернит сборник как очень слабый во всех отношениях — и по содержанию, и по литературному уровню. На 180° изменил свое мнение о сборнике после встречи с Эткиндом и советник (по русской литературе) Томаса Косты, директора «Ойропеишер ферлага»,. Он повторил мне всю аргументацию Эткинда.

Я обратился к Эткинду за разъяснениями и получил следующий ответ 3 апреля 1977 года: «Кроме статьи М. Михайлова, фрагментов из Г. Файна (Андреева) и лирического «стихотворения в прозе» А. Левитина-Краснова, остальное не стоит доброго слова. Я бы постарался изъять сборник из продажи, в корне переделать и только потом им козырять».

Кроме того, писал Эткинд, статьи сборника написаны и отредактированы настолько плохо, что «не находятся даже на уровне норм русского литературного языка».

Я послал Эткинду копии его писем, в которых он раньше расхваливал статьи сборника, и написал, что у меня лежат рукописи статей, отредактированные его собственной рукой. Тогда он заявил, что в сборнике много... опечаток, и ему будет стыдно, если его прочтет в Москве Лидия Чуковская и другие высокие интеллектуалы, его знакомые.

Вскоре Томас Коста сообщил мне, что не может взять на себя издание «Демократических альтернатив».

Проект Белля, Грасса и Штерн был ликвидирован!

Тут надо принять во внимание, что Эткинд имел заслуженный авторитет крупного русского литературоведа. Он был тогда профессором университета в г. Нантере под Парижем и незадолго до описываемых событий стал членом-корреспондентом Баварской академии изящных наук и литературы. Людям, не читающим по-русски, как Белль и Коста, трудно было пренебречь его мнением.

Через полтора года, как я уже говорил, сборник вышел по-немецки и настолько понравился Беллю, что он держал его в своей «хандбиблиотек», как он мне написал, но поезд уже ушел. Моя мечта обрушилась на грани осуществления! Сколько раз такое уже случалось в моей жизни!

Между прочим, после провала проекта журнала исчезла и слежка за мной.

А в эмиграции у меня появилось новое имя: «Белль-Белоцерковский» (по аналогии с фамилией отца Билль-Белоцерковский). Большинство старых эмигрантов, как я уже говорил, ненавидели Белля, и эти люди думали, что оскорбляют меня!

Но вернусь к Эткинду. Каковы могли быть его мотивы? Помня эпохальный постулат Пеликана, я пытался убедить себя, что Эткинд действовал из обычного «российского сволочизма», злой завистливости и т. п. Хотя с чего бы ему было мне завидовать? Наша деятельность не пересекалась. Думал так, даже зная, что в недавнем прошлом Эткинд уже совершал весьма подозрительные поступки. Перед выездом из СССР Эткинд опубликовал в самиздате обращение к еврейской молодежи Советского Союза с призывом не покидать страну, а оставаться и содействовать улучшению ситуации. Это обращение — единственный подобный случай в истории еврейской эмиграции — возмутило всех известных мне эмигрантов, но не российскую интеллектуальную «элиту»: последняя словно не заметила этого обращения.

И примерно через месяц после этого обращения Эткинд вместе с женой эмигрировал во Францию! Многие считали, что он получил визу в обмен на обращение к еврейской молодежи!

Но уже вскоре после выезда он вновь совершил странный поступок: опубликовал в «Русской мысли» «Письмо из Москвы», чернившее Синявского вплоть до обвинения его в работе на КГБ! Синявский потом много лет не разговаривал с Эткиндом.

Но, как я уже говорил, в последствии я перестал абсолютизировать «постулат Пеликана» и начал по-другому смотреть на многие подозрительные события в истории эмиграции. И, в частности, думаю я теперь, причиной предательства Эткинда был «крючок» КГБ, который он, видимо, в какой-то момент мог «заглотить».

И я не считаю это самым позорным вариантом для Эткинда. Гораздо страшнее, если он действовал по собственной свободной воле. А КГБ может подцепить на крючок почти любого человека. Долго ли совершить какую-нибудь ошибку или проявить слабость, за которую в КГБ могут ухватиться.

Другое дело, что «проглотив их крючок», дав согласие на сотрудничество, порядочный человек, оказавшись за границей, должен полностью уходить из политической жизни. В идеале — заявив о причине такого ухода.

Тут пора отметить, что российская эмиграция последней волны (с 1970 года), была, как никакая другая эмиграция из соцстран, нашпигована людьми, засланными, завербованными или зашантажированными КГБ. Если из Венгрии, ЧССР и Польши после известных там событий люди бежали в большинстве случаев еще до перекрытия границ, т. е. без всякого контроля со стороны «органов», то люди, эмигрирующие из СССР, все проходили через ОВИР (тогда филиал КГБ), и, разумеется, крупную рыбу, людей известных и с положением, будь то диссиденты или ученые, сотрудники Комитета «насаживали на крючок» при любой возможности и зацепке. Я, слава Богу, не был крупной рыбой, и то «генерал Карпов» подумывал, видимо, о каком-то шантаже по отношению ко мне. В одной из статей Ричард Пайпс (историк, советолог, советник президента Картера по России), опираясь на данные ЦРУ, писал, что русская эмиграция — наиболее инфильтрированная (агентами КГБ) среди всех эмиграций соцстран.

И самое печальное здесь то, что мне известен только один случай, когда российский политэмигрант печатно заявил, что перед выездом из СССР он дал в КГБ подписку о сотрудничестве и потому не считает себя вправе участвовать в политической жизни эмиграции. Этим человеком был известный в прошлом диссидент Владимир Ковалев, сын Сергея Адамовича Ковалева. Владимир Ковалев объяснил в своем заявлении, что дал подписку в обмен на освобождение из заключения жены, очень активной в прошлом диссидентки Татьяны Осиповой. После этого заявления они полностью ушли из политической жизни. Глубокое уважение вызывает их поведение.