Вадим Белоцерковский - ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО

• Название: ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО
• Автор: Вадим Белоцерковский
• Издательство: Издательский центр РГГУ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-7281-0523-8

Предлагаемая книга содержит три слоя. Первый - мемуары, охватывающие период с 1937 по 2001 год. Отдельные главы посвящены Сахарову, Солженицыну, русской политической эмиграции. Мемуары содержат много сенсационных фактов.

Второй слой - комментарии и анализ событий, затронутых в книге.

Третий слой - основные элементы теории синтеза капитализма и социализма в ретроспективе их разработки автором.

---

Главную проблему старых эмигрантов, сотрудничавших с фашистами и нацистами, я формулировал таким образом, что им не дает покоя русская кровь, но не та, что течет в их жилах, а та, что запеклась у них на руках!

Покаяться, раскаяться у них не было сил, и осталось упорствовать в своей ненависти к «врагам России» — коммунистам и евреям. «Еврейский коммунизм» они возводят в абсолютное зло, а для сокрушения такого зла годятся любые средства. В том числе и немецкое нашествие.

Я говорил на эту тему с энтээсовцами, когда еще пытался разобраться, что они собой представляют. Ведь мой бывший друг и порученец Солженицына Юрий Штейн всячески их мне восхвалял и связал меня с ними, передав им фотопленку моей рукописи «О самом главном». Так вот, я спрашивал их, на что они рассчитывали, двигаясь вместе с немцами в Россию, в случае победы Германии? Они отвечали, что эта победа, мол, далась бы немцам очень дорого, с большими потерями, и немцы распылили бы свои войска на огромной территории, и тогда они, энтээсовцы, создав на российской земле «национальную» армию, смогли бы диктовать немцам свои условия и постепенно вытеснили бы их из России.

Эти люди так упорствовали в своей воображаемой миссии спасителей России, что и детей своих старались воспитывать в том же духе, удерживая от интеграции в западную жизнь. Проводили для детей военизированные сборы, на которых дети присягали на верность царю, православию и отечеству.

Как я уже говорил, после выезда на Запад политические эмигранты из России во множестве стали примыкать к старым эмигрантам, и прежде всего к НТС. Так, в Союз этот вступили Галич, Коржавин, тесно стал сотрудничать с ним Владимир Максимов, на некоторой дистанции — Солженицын. Галич и Коржавин, кроме всего прочего, стали служить НТС щитом против обвинений в юдофобии. Чуть что — их имена выдвигались вперед.

Но однажды случился скандал. Советские власти выбросили в эмиграцию Виктора Файнберга, члена «великолепной семерки», как называли часто семерых диссидентов, отважившихся 25 августа 1968 года выйти на Красную площадь в знак протеста против оккупации Чехословакии. Вошел Файнберг в историю российского диссидентства и рекордно долгими голодовками (вместе с Владимиром Борисовым) в тюремной психбольнице, протестуя против применения психиатрии в политических целях.

В НТС любили приглашать во Франкфурт на ежегодную «посевскую» конференцию известных диссидентов и литераторов. Пригласили и Файнберга. И на конференции он, как я шучу, вновь «вышел на площадь». Получив слово, он с характерными для него бесстрашием и наивностью стал выражать недоумение:

— Вы выглядите разумными людьми. Почему же вы до сих пор не провели нечто вроде ХХ съезда и не осудили свое сотрудничество с гитлеровцами во время войны? Ведь в России очень многие этого сотрудничества не могут понять, и я в том числе.

Атмосфера в эмиграции сложилась тогда уже настолько советская, что для подобного выступления нужно было иметь недюжинную отвагу. И проявился поразительный феномен, когда многие люди, мужественно державшие себя в Советском Союзе, на Западе начинали «прогибаться», а то и просто пресмыкаться перед эмигрантскими «властями», в качестве каковых воспринимались НТС, Солженицын с его окружением и Максимов с «Континентом».

После выступления Файнберга, как рассказывали очевидцы, энтээсовцы пришли в неистовство. Артемов, один из вождей НТС, выскочил на трибуну и стал кричать, что если советские диссиденты-правозащитники будут верить клевете КГБ в адрес членов НТС, то и они должны будут поверить в то, что большинство диссидентов, как пишет советская пресса, — либо неудачники, тунеядцы, либо психически ненормальные люди! (Это выступление было напечатано в «Посеве».)

Но особенно поразил Наум Коржавин, поместивший в «Посеве» статью в защиту НТС от Файнберга. Один пассаж этой статьи врезался мне в память. Коржавин писал, что, конечно, всякие люди есть в НТС, но зачем же по ним судить обо всем Союзе! Зачем, так сказать, из-за дураков на Советскую власть обижаться? Однажды, рассказывал Коржавин, когда он сидел в компании сотрудников НТС, зашла речь о Сталинградской битве, и один из «солидаристов» сказал: «Да, ту битву немцы проиграли, но и большевиков много там полегло!».

— Дураки везде есть, что поделаешь! — комментировал Эмма Коржавин. Но ассоциировать россиян с большевиками (для самооправдания!) было делом, очевидно, характерным для многих энтээсовцев. Так, уже при Ельцине мне попалась на глаза московская «Народническая газета — Революционная Россия» (1992, № 6), содержавшая интервью с одним из лидеров НТС Романом Редлихом, в котором тот рассказывал, что во время войны энтээсовцы работали только в провинции, так как Петербург и Москва «оставались у большевиков».

Между прочим, через какое-то время в «Посеве» появилась еще одна примечательная статья Коржавина, в которой он бил тревогу по поводу того, что среди энтээсовцев множатся антисемитские выступления. «Вы же так можете, — увещевал Коржавин своих товарищей по партии, — оттолкнуть деятелей русской культуры и убежденных антикоммунистов с нерусским этническим происхождением!». Но в НТС он остался и оставался даже тогда, когда установилось сотрудничество «солидаристов» с национал-патриотами в России.

Мои отношения с НТС окончательно оборвались в начале 76-го года. Тогда на Запад, во Францию, эмигрировал Леонид Плющ, ученый (кибернетик) и знаменитый украинский диссидент-марксист, многолетний узник тюремных психушек. За него на Западе шла ожесточенная борьба, и в конце концов советские власти выпустили его. Я встретился с ним в Париже, взял у него интервью для радио, для своей программы, и пригласил в Мюнхен на «Свободу».

Здесь надо отметить для лучшего понимания дальнейшего, что старая русская политэмиграция, и НТС в особенности, с великой ненавистью относятся к украинской эмиграции, даже самой либеральной, за то, что все они без исключения выступают за отделение Украины от России. В Мюнхене существуют даже две православные церкви: для русских и украинцев. И то обстоятельство, что меня регулярно печатали в украинской эмигрантской прессе, вызывало ко мне дополнительную ненависть в русской эмиграции.

Все приглашаемые на «Свободу», как я уже говорил, по традиции выступали на собрании коллектива сотрудников. Плющ, уже наслышанный о русско-украинской «дружбе» в эмиграции, выступал осторожно, обходя вопрос о самоопределении Украины. Плющ рассказывал о положении на его родине, о тамошних диссидентских группах. Аудитория слушала его с угрюмым, напряженным вниманием. Но стоило Плющу заговорить о какой-то профашистской группе в Западной Украине, которая в своей пропаганде вслед за нацистами утверждала, что евреи являются энтропийной силой, т. е. силой, сеющей хаос, разрушающей жизнь, как в зале началось волнение. Один из членов НТС стал говорить, что Плющ не имеет права называть этих людей фашистами только на том основании, что они «критикуют евреев», и, распалившись, заявил, что диссиденты-марксисты не лучше фашистов! Его еще кто-то поддержал. Договорились до «преступной роли евреев» в истории России. Кто-то кричал, что украинские самостийники действуют в союзе с сионистами, и т. п.

Я приглашал Плюща на «Свободу» и потому не посчитал себя вправе смолчать — выступил против его оскорбителей. Меня поддержал один сотрудник из новых эмигрантов. Поднялся шум, крики. Лодизин вынужден был закрыть собрание.

Здесь я должен отметить, что к тому времени в русской редакции работало уже порядочное число новых эмигрантов, но многие из них подлаживались к старым эмигрантам.

На другой день у всех на столах оказался меморандум (так называли мы вслед за американцами любые заявления и обращения) одного из таких примкнувших, в котором вновь содержались оскорбительные выпады в адрес Плюща и говорилось, что автор меморандума как физик по образованию разбирается в том, что это такое — энтропия, и подтверждает, что евреи действительно увеличивают энтропию — сеют хаос, «и в этом нет никакого антисемитизма!».

Плющ заявил, что не желает оставаться на станции (были запланированы передачи с ним, интервью), и уехал из Мюнхена.

В тот же день я написал свой меморандум с протестом против «разгула нацистских настроений» на станции, ксерокопии которого пустил по редакции. Двое новых сотрудников тоже написали протестные заявления.

В ответ энтээсовцы и примкнувшие к ним новые эмигранты выступили с «мемо» (как американцы сокращают слово «меморандум») против нас троих, обвинив нас «в разжигании национальной розни на станции и оскорблении русских сотрудников». Особо негодовали авторы этого «мемо» по поводу моих слов о «разгуле нацистских настроений». В заключение они объявляли, что намерены обратиться в немецкий суд, так как разжигание национальной розни по законам Германии является уголовным преступлением! Что правда.