Серафима Полоцкая - Роль, заметная на экране

• Название: Роль, заметная на экране
• Автор: Серафима Полоцкая
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1971

Эта книга рассказывает о судьбе юной балерины, получившей главную роль в кинофильме. Нелегкими оказались первые шаги в работе. Пришлось разочароваться в самых близких людях, по-разному относящихся к искусству и общей задаче — созданию кинофильма.

О своеобразных трудовых буднях киноэкспедиции, о творческой работе во время съемок и сложных взаимоотношениях людей вы узнаете, прочитав эту повесть.

---

Только услышав голос Вадима, я удивленно подняла голову.

— Разрешите мне ответить, хотя я и вышел уже из комсомольского возраста, — сказал он.

С нами в автобусе его не было, и не знаю, смогла ли бы я говорить так свободно, если бы видела, что он появился в зале.

— Точно ответить на этот вопрос очень трудно, поэтому здесь и произошла заминка, — продолжал Вадим. — Действительно, какой же вклад вносят артисты балета в борьбу за коммунизм?

Вадим серьезно взглянул на меня, потом сказал:

— Наши балерины-комсомолки относятся к своей работе с беспредельной любовью и старанием. Но такой же любовью к своему искусству славились и крепостные балерины, и любимицы аристократических зрителей. Так же все они стремились и к самой высокой танцевальной технике. Но я считаю, что наших артистов отличает умение пожертвовать собственными интересами для общего, коллективного успеха. Эта позиция в искусстве и приравнивает наших артистов к передовым советским борцам за коммунизм…

Он продолжал убеждать красноречиво и умно. Он говорил о громадной воспитательной роли искусства, и получалось, что мы, балерины, хотя прыгаем и кружимся, как века назад, но наше «порхающее» искусство приобрело серьезное значение для духовного развития народа, и мы трудимся теперь для строительства коммунизма.

То, что перед этим он посмотрел на меня, давало основание причислить и себя к этим передовым артисткам, хотя о своей позиции в искусстве я никогда даже и не думала…

— Как замечательно говорит! — невольно вырвалось у меня, когда я встретилась взглядом с Анвером.

— Ты тоже хорошо справилась, — Одобрительно сказал он, будто можно было после речи Вадима серьезно обсуждать мое ученическое пересказывание школьной программы.

Я хлопала в ладоши громче всех, когда Вадим пошел на свое место.

Потом объявили перерыв, чтобы убрать сцену для концерта.

Поздно вечером куштирякцы провожали нас к автобусу. Гюзель и Мансур крепко пожали мою руку.

— Хорошо танцевали! — сказал он.

К сожалению, это была неправда. Вариации «Спящей красавицы», которые, казалось, я смогу танцевать и с закрытыми глазами, на неплотно сбитом полу клубной сцены вышли совсем не так, как на выпускном спектакле в театре.

— Благодарю, не утешайте меня… — сказала я, но при свете, хлынувшем из окон автобуса, увидела лицо Мансура и поняла, что он хвалит меня вполне искренне.

В нем вообще не было ничего показного, а только спокойное доброжелательство. Я наконец поняла, на кого он похож, и спросила:

— Скажите, Мансур, у вас есть родственник — штурман буксира на реке?

— Вся родня на земле, — спокойно сказал он. — На реке — никого.

— А я думала… Очень вы похожи… — Я вгляделась в его черты пристальнее. — Нет, пожалуй, не похожи, а, как бы сказать, общего много…

— С одного поля ягоды, как говорят русские, — засмеялась Гюзель и лукаво спросила: — Что же, ваш знакомый такой же простой парень?

— Вот именно: одного поля… И, конечно, в этой настоящей простоте все сходство! — обрадовалась я, будто сделала великое открытие, — И, наверное, Мансур тоже хороший работник?

— Лучший в колхозе! — заявила Гюзель.

Мансур только слегка улыбнулся. О чем было ему говорить? Ясно, что жена гордится успехами мужа больше, чем своими, и не стоило ее огорчать возражениями. И ясно, что не слава «лучшего» главное, а то, что поступаешь и работаешь как полагается… И не о чем тут говорить! Я поняла его и улыбнулась в ответ.

— Раечка! — крикнул из окна автобуса Вадим. — Пора…

Весело втиснулась я в переполненный автобус. Весело отметила, что нарядные осветители, подстелив газеты, уселись на полу в проходе, уступив девушкам диваны.

— Иди сюда, я заняла тебе место! — закричала Альфия, пересаживаясь на колени к матери.

— Я тоже занял! — сказал Вадим, сидевший позади них. Он смотрел на меня умоляюще.

Все еще улыбаясь, я села рядом с ним.

Альфиюшка потянула за руку стоящего рядом Анвера:

— Садись тогда! Ты тоже хорошо танцевал!

Анвер подхватил девочку и посадил к себе на колени.

— Ты что же, пускаешь в соседи только тех, кто хорошо танцевал? А ну-ка, я тебя сейчас в окошко выброшу и пешком отправлю, раз ты совсем не танцевала! — пригрозил он.

— А я Раину лекцию слушала! — захохотала Альфия.

Вскочив ногами на его колени, она, перегнувшись ко мне, весело сообщила:

— А я сегодня за один вечер две шоколадки съела! Вот у меня мама какая!

Автобус тронулся, и девочка не удержалась на ногах.

— Теперь знаю, кого мне надо взять в партнерши, — пошутил Анвер, поднимая ее над головой. — На одной руке можно целый день таскать! И протестовать бы не пришлось!

Я вдруг сразу вспомнила наш неудержимый смех и все подробности последней репетиции. Моя улыбка исчезла так же, как и веселое настроение.

— Вы устали? — нарушил молчание Вадим. — Я видел!.. Высоко ценить интересы коллектива очень благородно, но вы же совсем не знаете меры!

Я только отрицательно качнула головой. Его слова совсем не имели ко мне отношения. Я пренебрегала своими интересами вовсе не ради коллектива… Наоборот. Многое шло во вред общим интересам! Я наконец поняла это.

— Докладом вас загрузили зря, — продолжал Вадим. — Хотя он был так же очарователен, как и все, что вы делаете…

Он ласково смотрел на меня, а я повернулась к темному окну.

Поступки мои были несомненно «очаровательны» и говорили о «новых, благородных позициях в искусстве…». Венера отдала мне придуманное, прочувствованное для себя, кусок своей жизни, а я даже рта не раскрыла, чтобы защитить ее от оскорблений… А Хабир?.. Он готов помогать всем, кто в этом нуждается! Я же заподозрила его в низости, нашептала Анне Николаевне…

Вадим ничего не знал об этом, как не знал и нашего уговора с Анной Николаевной. Мне хотелось спрятаться, до того постыдным казалось собственное поведение.

На мое счастье, автобус остановился, и шофер выскочил проверить что-то в моторе. Я встала.

— Простите, — сказала я Вадиму. — Извините, извините, — повторяла я, шагая через ноги и руки осветителей, расположившихся в проходе, и выпрыгнула следом за шофером. — Я пойду пешком, — сказала я ему и шагнула в темноту.

Глаза мои еще не успели привыкнуть к мраку, и я ступала наугад, чувствуя под ногами то кочки, то траву и не узнавая дороги. Автобус проехал мимо, еще больше ослепив меня фарами. Я шагнула в сторону и чуть не упала, наткнувшись на большую кучу хвороста. Повернувшись, я вытянула перед собой руки и осторожно пошла вперед, но уткнулась в стог колючего сена.

— Раечка, что с вами? — услышала я голос Вадима.

Он, догнав меня, пошел рядом.

— Ничего особенного, — уклончиво ответила я, хотя испугалась ночного леса и в глубине души обрадовалась, что осталась не одна. — Мне захотелось пешком…

— А старой башкирской плетки тебе не захотелось? — вынырнул из темноты Анвер. — Куда тебя понесло ночью посреди леса? Не натопалась еще за целый день?

— Я после репетиции лежала два часа, — невольно начала оправдываться я, но не удержалась от иронии: — Знаю, что балерина Искандарова нужна не меньше трактора.

— Ну, ты и… — начал Анвер, но запнулся.

— Дура? — продолжала задираться я.

— Не так хотел сказать, но уж спорить не буду! Под ноги смотри! — воскликнул он, когда я споткнулась, и взял меня под руку.

Вадим взял мою руку с другой стороны.

— Анвер, а почему вы, собственно говоря, решили, что Рая без вас не дойдет до парохода? Разве у вас кошачье зрение и вы видите ночью, как днем?

— Ни зрения, ни хитрости кошачьей не имею, к сожалению, только, знаете… — запальчиво начал Анвер, но, видимо, ничего больше придумать не мог.

Вадим крепко сжал мне запястье.

— Так что же случилось, Раечка? До этого я не замечал за вами таких капризов…

— Это не каприз, — вздохнула я и больше не сказала ни слова.

Вадим и Анвер начали о чем-то спорить, а я, глядя себе под ноги и еле различая дорогу, думала о своем.

В детстве я любила тетю Аню почти так же, как бабушку. Потом увидела, что ей уже неинтересно привязывать мне банты и забавляться башкирским акцентом. Я почувствовала холод, и моя привязанность ослабела. Последние годы она перестала быть моей тетей Аней и превратилась в Анну Николаевну.

Бабушка, став пенсионеркой, круглый год жила на даче. Анна Николаевна приезжала туда только летом. Вместе с ней появлялись гости, и мы с бабушкой едва успевали стряпать, убирать, мыть посуду, поливать цветы… Я уже начинала мечтать о зимней тишине, когда, приехав на воскресенье из интерната, можно коротать время только с бабушкой. Но бабушке все казалось не в тягость, и она двигалась как молоденькая, когда была вместе с дочерью.

— Вот что, — вдруг остановился Анвер. — Давай-ка я тебя понесу. Ты, видно, совсем расклеилась…