Серафима Полоцкая - Роль, заметная на экране

• Название: Роль, заметная на экране
• Автор: Серафима Полоцкая
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1971

Эта книга рассказывает о судьбе юной балерины, получившей главную роль в кинофильме. Нелегкими оказались первые шаги в работе. Пришлось разочароваться в самых близких людях, по-разному относящихся к искусству и общей задаче — созданию кинофильма.

О своеобразных трудовых буднях киноэкспедиции, о творческой работе во время съемок и сложных взаимоотношениях людей вы узнаете, прочитав эту повесть.

---

Мы вышли перед холмом, заросшим молодым лесом, у подножия которого темной зеленью блестел мрачный пруд.

— Надо посмотреть, что там есть наверху, — сказал Вася и зашагал по еле заметной крутой тропинке.

За ним, стараясь обогнать, поспешил Вадим. Анна Николаевна, раскрутив завернутые до колен щегольские брюки, быстро пошла за ними. Вздохнув, поплелся кверху и толстый Валя. Евгений Данилович сказал:

— Придется вам, Рая, немножко подождать в «козлике». Мне тоже надо заглянуть туда, на верхушку.

— А можно и я пойду?

— Ваши драгоценные конечности могут пострадать, — пошутил он. — Лучше посидите с Иваном Дмитриевичем.

— Да ведь тут близко! — сказала я и побежала.

— Ну что ж, поговорим наверху! — догоняя меня, согласился он. — Все же позвольте мне вперед…

Он широко зашагал вслед за ушедшими, а я — за ним.

Тропинка скоро исчезла в зарослях. Молодой орешник, калина, шиповник — все переплелось, отвоевывая себе место для жизни. Мы, то сгибаясь в три погибели, то перепрыгивая через валежник и муравейники, начали продираться вверх. Мужчин и Анну Николаевну спасали брюки, мои же голые ноги через несколько минут были в кровь исцарапаны колючками и горели от крапивы. Я защищала только глаза.

Наверху оказалась поляна, и все уселись отдышаться.

— Ну и ну! — сказала я, прикрывая юбкой свои расцарапанные ноги и вытирая потный лоб.

— А вы думали как? — с вызовом спросил Вася. — Вот так и попрыгаешь раз десяток, пока найдешь нужное место…

Вася почему-то всегда горячился в разговоре, даже если с ним никто не спорил.

Все осматривались, поворачиваясь в разные стороны.

Вокруг была равнина, кое-где перерезанная оврагами. Среди небольших рощ виднелись деревни, между ними протянулись столбы с проводами, а на горизонте дымились трубы завода.

— Н-да, первобытного пейзажа не получается, — сказал Евгений Данилович. — Пожалуй, операторам и Вадиму Ефимовичу придется осмотреть холм с противоположной стороны. А мы тут посидим с Раюшей.

— Мне тоже необходимо знать, где будет площадка для танцев, — вставая, сказала Анна Николаевна.

— Да молодежь разберется… А мы потом проверим.

— Нет, нет, я пойду!

И она нырнула под низкие ветви вслед за ушедшими.

— Вот неугомонная! — покачал головой Евгений Данилович и прилег, опершись на локоть. — Смотрите, Рая, вот мы забрались далеко от больших городов, но найти необжитое место трудно! А то, о чем мы рассказываем в нашей легенде, произошло в незапамятные времена, когда все здесь было диким и жила тогда одна ваша ровесница, с которой произошло все то, о чем вы читали в сценарии. Какой же, по-вашему, мог быть у нее характер?

— Не знаю, — честно призналась я.

— А скажите мне, вот вы, хоть и рано потеряли мать, а наверное, вспоминаете ее?

— Конечно.

— А как, по-вашему, сто лет назад так же любили родителей или меньше?

— Конечно, так же!

— А триста, а пятьсот лет назад?

— Наверное, так же!

— Ну, а избранника своего, юношу?.. Тут как, по-вашему, дело обстояло?

— Джульетта любила Ромео несколько сот лет назад!.. — сказала я.

— Ну, а может быть, от обид, от утраты близких людей тогда меньше болела душа?

— Наверное, так же, — вздохнув, ответила я.

— Вот, значит, главное-то вам известно. Все чувства, которые испытываете вы, свойственны и той девушке, чью историю вам придется оживить. Но жизнь той прекрасной башкирки была много суровее.

Он начал рассказывать о трудной жизни в лесу, когда старик отец потерял твердость руки и охота с луком и стрелами стала ему не под силу, а одна рыбная ловля не могла прокормить. И дочери приходилось запасать ягоды и грибы, вялить рыбу, прясть, ткать, стирать и заботиться об отце… А вокруг — лес, река…

— Очень хорошо! — сказала я.

— Что хорошо?

— И лес, и река, и небо… И работать с утра до ночи для дорогих людей тоже хорошо…

— Гм, — откашлялся он и вдруг сказал: — А ведь вы действительно похожи на ту девушку, о которой мы собираемся рассказать в своем фильме…

Он поднялся и стал прохаживаться. Он был почти одного роста с деревцами на поляне, и, когда я присоединилась к нему, мне пришлось все время закидывать голову во время разговора. Мне хотелось видеть его лицо. Ведь от него я впервые узнавала историю своей родины, ее чудесные предания и страшные традиции, унижающие женщин — почти рабынь.

Мы вместе обсуждали, каким мужественным должно быть сердце девушки, восставшей против традиций, против сильных мужчин, против богатства.

Конечно, «мы» сказано чересчур самонадеянно. Я только поддакивала, захлебываясь от восторга. Для меня был счастьем этот разговор, открывший то, чего я не поняла, читая и перечитывая сценарий. Счастьем была и роль кроткой девушки, нашедшей в себе силы отстоять не только свою любовь, но и свободу и человеческое достоинство. Сдерживая волнение, я сказала:

— По тем временам невеста пастуха поступала как революционерка!

Евгений Данилович, улыбнувшись, кивнул.

— Но вы должны остаться сами собой, такой, как вы есть… Не изображайте сверхъестественно мужественную героиню.

— Ого-го-го! — послышалось в чаще.

— Ого-го! — ответили мы и стали прислушиваться к отдаленному треску ломающихся сучьев.

Евгений Данилович остановился и положил руку на мое плечо.

— Любите ли вы кого-нибудь? — неожиданно спросил он.

Я настолько растерялась, что не смогла уклониться от ответа.

— Не знаю сама… Не понимаю… Сучья трещали уже рядом.

— Ни черта! — вынырнув из чащобы, объявил Валя, ставший малиновым. — Там линия высокого напряжения… Прямо через колхозные поля…

Он с размаху сел под дубком и отдувался, забыв всегдашнюю важность.

Анна Николаевна появилась, держась за Вадима и Васю.

— Вот так работенка! — сказала она сокрушенно. — Еле выбрались…

Евгений Данилович развел руками:

— Я же говорил, что балетмейстеру ни к чему…

— Оставим это, — нетерпеливо оборвала его Анна Николаевна, усаживаясь под дубом. — Я считаю, что я не только балетмейстер, но и постановщик балета, поэтому в мои функции входит и выбор костюмов, и грима, и места съемок…

— Надо больше рассчитывать силы, — солидно заметил Валя, все еще красный как вареный рак.

Анна Николаевна насмешливо улыбнулась.

— Садитесь, Копылевский, — сказала она. — Мы с вами заслужили отдых. И Валя, который так умело рассчитал свои силы, тоже с нами отдохнет…

— Колоссально намотались! — определил своим любимым словом неудавшийся поход Вадим и опустился на траву.

Евгений Данилович вдруг снова стал похож на сердитую овчарку.

— Дело в том, что, пока совсем не стемнело, мы должны добраться до автомобиля. В темноте Рая может повредить себе ноги, и это нам дорого обойдется.

— А ей сюда вовсе нечего было забираться, — возразила Анна Николаевна и недовольно посмотрела на меня.

Я только теперь вспомнила об истинной причине своей навязчивости, потому что, разговаривая с Евгением Даниловичем, забыла обо всем. В ответ на ее упрек я, все еще упоенная своей радостью, рассмеялась:

— Ой! Я хотела поговорить с вами…

— Какие тут разговоры! Я еле дышу, — вытягиваясь на траве, раздраженно сказала она.

— Хорошо, — миролюбиво предложил Евгений Данилович. — Отдыхайте. А кто может — идемте, доставим Раю вниз.

Я взглянула на Вадима. В его блестящих глазах что-то мелькнуло, будто заметалось, потом лицо приняло всегдашнее спокойно-дружелюбное выражение, и он, сняв сандалию, стал вытряхивать из нее песок. Он сделал вид, что не понял меня.

Я отошла в сторонку. Ощущение счастья исчезло.

Вася ворчливо предложил провести нас кратчайшей дорогой, и мы втроем вышли на голый склон высоко над прудом. Лягушки уже начали свою вечернюю перекличку. Чтобы не угодить к ним в гости с тридцатиметровой крутизны, по которой мы пробирались, пришлось снять мои скользящие туфли. Вася заметил это, и они с Евгением Даниловичем, подхватив меня с двух сторон под руки, потащили вниз, спасая «драгоценные конечности». Увидев издали это шествие, шофер Иван Дмитриевич бросился к нам навстречу, и вчетвером мы благополучно доставили «конечности» в автомобиль.

— Т-танкисты, т-только вперед, — улыбнулся Иван Дмитриевич, усаживаясь на свое место, — н-никогда не от-т-сту-пайте, Рая!

На вершине Евгений Данилович рассказал мне, что наш Иван Дмитриевич во время войны, прорываясь к вражеским позициям, почти наполовину обгорел в танке и что заикается от контузии, поэтому шутка его показалась мне особенно приятной.

В «козлике» и Вася удостоил меня неловкой шуткой:

— С доставкой на дом. Вперед, наука!

— Это я виноват, — вступился за меня режиссер. — В нашей суетне совсем нет времени поговорить, а Рае послезавтра впервые сниматься.