К. Домбровский - Альманах «Мир приключений». 1969 г.

• Название: Альманах «Мир приключений». 1969 г.
• Автор: К. Домбровский
• Издательство: Издательство «Детская литература»
• Жанр: О войне
• Год: 1969

Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов.

---

Что творится, это они своих! Вот кассирша из универмага плачет и пытается снять туфлю с отломанным каблуком... А вот и Нелку приволокли и орут на нее: «Рук-ки за голову! Лежать!»

Я пробежал по пустому вестибюлю налево и увидел, откуда их тащат. Из очередей. Аккуратно, в затылок, стояли цепочки десантников, как в очереди за билетами в кино. Три очереди, и в каждой, наверно, по полсотне людей или больше. Через стекла было трудно смотреть — внутри защитного пузыря все получалось изогнутым, искаженным, особенно с края площадки. Но я рассмотрел, что средняя очередь тянулась к седому — Линии восемнадцать. Он стоял лицом к очереди, держась вытянутыми руками за зеленый столб. Десантники спокойно один за другим приступали к столбу, вынимали «опознаватели» и сразу, как от удара, подгибали ноги и сваливались на руки заднему. Тот держал, а сбоку подскакивал здоровенный десантник и уводил ударенного, выкручивая ему руки на ходу. Задний, освободившись, сам шагал к столбу и тоже падал. А здоровенные непрерывно сновали между очередями. Хватали, выкручивали, тащили направо. Их было много, потому что в двух боковых очередях творилось то же самое и так же непрерывно. Там десантники подходили не к зеленому столбу, а к зеленым ящичкам в руках Киселева и Потапова. Боковые очереди двигались медленнее, но так же неуклонно, спокойно. Без страха. Словно не видя, что им предстоит: обморок, выкрученные руки, и лицом в землю, или на бетон. А вот их уже кладут прямо на клумбу...

Высокий золотоволосый парень то и дело менял Киселеву и Потапову зеленые ящики.

Директор телескопа профессор Быстрое тоже стоял в очереди, я узнал его по черной шелковой шапочке. Он благодушно улыбался. И вдруг на площадку выбежал его пес, который уволок бластер от корабля. И стал в очередь! Тогда профессор засеменил к седому, показал на собаку. Седой резким, злым движением сунул его без очереди. Профессора увели двое здоровенных, не выкручивая ему рук, посадили в сторонке. Кто-то подошел к собаке, и она кивнула — я сам видел! — и оставила очередь. Бросилась направо, присоединилась к тем десантникам, которые стерегли лежащих... Там уже набралось сотни три, они лежали рядами, и стоял сплошной вой и грохот. Некоторые пытались садиться, кричали, охранники прыгали как бешеные и всё чаще стреляли над головами. И собака стала носиться между рядами и бить корпусом тех, кто садился... Она сразу навела порядок, только очень уж страшно стало смотреть. Я чуть с ума не сошел. Я же не знал, что человек совсем ничего не помнит, когда десантник из него высаживается. Я думал, хоть немного должен помнить. А эти несчастные люди! Многие из них с утра носили в себе десантника, и вдруг — вечер, пальба и удары сапогами! После я узнал, что никто из них не видел очередей к «посредникам». Вернее, не помнил. Их били, толкали и орали страшно, но заставили всех лежать вниз лицами. И, наверно, так было лучше. Увидели бы они очереди — наверняка бы рехнулись. Я совсем уже рехнулся, но тут появился заяц-Девятиугольник. Он шариком проскочил под ногами, подпрыгнул к столбу, и вся очередь загоготала, а передний поймал его за ухо, вынул «опознаватель» и, подержав зайца у столба, бросил его на землю. Ох, как же он удирал!.. Он мелькал вверху и внизу, он снова стал простым толстым зайцем и не мог выйти из защитного поля!

Когда он последний раз сиганул за кораблем, очереди уже иссякли. Здоровенные десантники подбегали к седому — он по-прежнему стоял у «посредника» и бесстрастно смотрел, как Киселев и золотоволосый верзила подхватывают десантников и расшвыривают кругом площадки. Тела падали бесшумно, потому что справа всё громче орали люди и бешено, хрипло рычала собака. Через секунду упал и седой. Я вдруг увидел, что он лежит у «посредника» и Киселев перешагивает через него. Киселев вдвоем с верзилой подхватили зеленый столб «посредника», потащили его к кораблю; верзила на ходу сшиб кого-то кулаком. Открылся люк. В него всадили «посредник» и мешок с бластерами. Пес метался перед люком, отшвыривал всех, кто пытался подойти. Какая-то женщина стояла, зажав себе рот двумя руками, и вдруг вскрикнула — верзила заглянул в люк и стал падать медленно, как сосна. Сейчас же у корабля оказался пес. Оскальзываясь лапами, поднялся на дыбы, приложил морду к люку и упал навзничь, как человек.

Киселев был последним. Не спеша, покачивая бластер на шнуре, оттащил рыжего от корабля. Откатил собаку, как мешок. Подошел к люку. Бластер спустил в люк, а шнурок спрятал. Приладился, держась одной рукой за край отверстия и свесившись всем телом наружу. Я отчетливо помню, как он висел на руке, а на него и на корабль смотрели несколько очнувшихся людей. Он крикнул:

— Отойдите! Отойдите, болваны! — и покатился к ним под ноги.

И тут же с звонким хлопком исчезло защитное поле. Сумеречное небо упало сверху, как занавес. Открылись вечерние холмы, дорога, цепочка квадратных машин на ней. Загремели, запели стекла — медленно и плавно, как лифт, поднялся корабль, песчаные вихри забарабанили по окну перед моим лицом. Неловко, хватаясь друг за друга, вставали люди. Киселев смотрел то вверх, то на черную тесьму от гитары, которую вытащил из кармана.

Огромный пес сидел рядом с профессором и пытался лизнуть его в щеку, а тот слабо отталкивал его и смотрел в небо, придерживая шапочку.

УШЛИ!

Я отвалил тяжелую стеклянную дверь и нерешительно вышел из укрытия. Понимая, что пришельцы отступили, я боялся в это поверить, хотя и видел яркую радужную кляксу, уходящую в зенит. От нее кольцами разбегались по небу веселые кудрявые облака.

С тех пор я не люблю смотреть на облака, быстро бегущие по небу.

Еще несколько минут я был в сознании. Стоя на крыльце, пытался понять, кто передо мной — десантники или уже люди. Из толпы на меня смотрел полковник Ганин. Он мотал головой, поправлял галстук, будто его душило, и отряхивал о колено фуражку. Полковник попался пришельцам позже всех и поэтому кое-что понимал. Увидев, что я вышел из двери, он шагнул ко мне и спросил:

— Ты что-нибудь знаешь? — и показал в небо.

— По-моему, они ушли, — сказал я.

Он кивнул. Пробормотал: «Как бы знать, где упасть», опять поправил галстук и крикнул:

— Внимание! Внимание!! Военнослужащие — ко мне!

Стало тихо. Или у меня в голове стало тихо. Помнится, Ганин приказал нескольким военным и милиционерам собрать оружие и быстро пошел к воротам. А я бежал за ним, чтобы рассказать о планах пришельцев, но у меня язык не поворачивался, потому что час тому назад сам полковник предложил этот план — с захватом Москвы, Нью-Йорка и Лондона, — и я все еще не вполне верил, что полковник больше не пришелец. И так мы вышли к воротам, навстречу бронированным машинам парашютистов, разворачивающимся вокруг ограды телескопа, и больше я ничего не помню. Только большие колеса и синий дым выхлопов...

Остальное я знаю от других людей. Как парашютисты сдвинули машины вокруг холма и предупредили в мегафон, чтобы никто не выходил за ворота, иначе будут стрелять. Полковник не решился ослушаться, а я проскочил в калитку и побежал к ближнему бронетранспортеру, под дулами пулеметов, напрямик. Говорят, я влез по броне, как жук, и стал кричать: «Где у нас командир?» — и меня соединили по радио с командирской машиной и убедили, чтобы я все сказал в микрофон. Я сказал насчет пришельцев, а потом вспомнил о Сурене Давидовиче и так заорал в микрофон, что командир полка приказал отвезти меня в лесопарк. Я потерял сознание только в овраге: показал на Сурена Давидовича, лежащего в русле ручья, и сам упал.

Сурен Давидович остался жив, у него даже астма прошла. Он поправился раньше меня. Мы с ним лечились в одной больнице, и он ходил меня навещать, когда я еще не мог голову поднять с подушки.

Я болел долго, целый месяц, и едва не помер. У меня была «нервная горячка с сумеречным состоянием» — так объяснила Анна Егоровна, которую я увидел, как только открыл глаза. Ее и Степку. Ему-то повезло, он почти не пострадал от удара электрического тока, лишь волосы немного вылезли и на правой ладони остался шрам от ожога. Конечно, он бы не отделался так легко, если бы не защитные аппараты на электростанции. Они выключили линию через несколько секунд после того, как упал провод, так что на Степкину долю пришлась секунда или две, а потом он очнулся. Но занятия в школе он запустил не меньше моего. Весь месяц он торчал у нас в больнице, и даже Анна Егоровна не могла его отвадить.

Анна Егоровна меня спасла. Она, правда, леденеет от злости, когда ей об этом говорят. Мою мать она выставила из своей квартиры вместе с подарками. Представляете, мать явилась к докторше и стала называть ее «благодетельницей»! Да еще совать ей отрез на пальто! С Анной Егоровной шутки плохи, точно вам говорю. Когда ей в райкоме не поверили насчет пришельцев, она подняла такую бучу, что секретарь райкома все-таки приказал послать в Щекино вертолет. Тот, который видел Степка, проезжая к телескопу. На вертолете прилетели райвоенком и седой начальник — Титов его фамилия, — чтобы разобраться на месте и доложить. Понятное дело, пришельцы подсадили к седому Линию восемнадцать и к майору тоже подсадили «копию», и они доложили, что в Щекине все в порядке, а докторшу надо отправить в сумасшедший дом, чтобы не устраивала паники.