Валерий Горбань - И будем живы

• Название: И будем живы
• Автор: Валерий Горбань
• Издательство: Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-19780-Х

Этот роман справедливо назвать сагой о чеченской войне. Десятки судеб, перемолотых в ее жерновах, шокируют звездной яркостью, искренностью и исчерпывающей правдоподобностью. Это роман о тех, кто с надсадным хрипом вырвал федеральные войска из позора первых поражений и поднял к блестящим победам. Это роман о тех, кто ежедневно поливал своей кровью землю Чечни; кто, не различая званий, ведомств и родов войск, называл друг друга братишками; кто делился друг с другом патронами и хлебом. Эта сага о тех, кто материл «тупых вояк» и «долбаных ментов», но тут же лез в огонь, чтобы вырвать их из зубов смерти…

---

Так что же сказать менту?

— Ну и что ты предлагаешь с ним сделать?

— Ты — командир, ты и думай. Мне без разницы. Тебе за него отдуваться, в случае чего. А если он еще раз под нас попытается закосить, мы ему и без твоей санкции хлебало начистим.

Неделю уже работали вместе. Но в первый раз за это время лицо «полкана» осветила угрюмоватая, но все же человеческая улыбка.

— Ладно. Разберусь… Кстати, ты как-то просил поподробней о здешней обстановке рассказать. Хочешь посмотреть, как наши «верховные переговорщики» в феврале Дудаева из ловушки под Черноречьем выпустили?

— Ка-ак это?

— А вот так! У меня и карта с той обстановкой сохранилась…

Да… Что же это за война такая?

Если верить угрюмому майору (а с чего бы ему не верить?) его полк был одной из тех частей, что выдавили Дудаева со всем штабом и президентской гвардией из центра города. И наши в пылу драки, и дудаевцы под страшными ударами сразу даже и не поняли, что влетел главный враг федералов в районе Черноречья в безвыходную ловушку. Сконцентрировавшись в небольшом зеленом массиве, оказались боевики зажатыми между намертво вцепившимися в отбитые здания войсками и чистым полем с мелкими перелесками. А по такому полюшку под непрерывно барражирующими вертолетами и под артобстрелами сильно не разбегаешься.

Когда сообразили федералы, какая удача в руки рвется, спешно начали готовить завершающий удар. Многие наши подразделения в боевой горячке вклинились в расположение противника, образовав своего рода слоеный пирог. Надо было вывести их оттуда. А навстречу уже пошли из «Северного» колонны техники. Те самые, что стояли там в полной готовности, как на параде. «Грады», «Ураганы», САУ… Одного залпа всей этой мощи сумасшедшей хватило бы, чтобы испепелить, пустить по ветру и самого Дудаева, и штаб его, и всех бойцов отборных, фанатично преданных.

Но не только федералы готовились. Пока рядовые боевики окапывались, позиции свои укрепляли да на помощь тех, что остались за кольцом-удавкой, надеялись, их вожди другую помощь ждали. И дождались. За считанные часы до удара, который должен был сломать хребтину этой войне, пришла команда сверху — из самого кремлевского поднебесья: «Боевые действия остановить, огонь прекратить! Будут вестись переговоры».

И на виду у измученных, израненных, еще сегодня прощавшихся с новыми убитыми товарищами бойцов, разрывая их души, сердца и веру, стали выходить из окружения колонны боевиков под развернутыми волчьими флагами…

У командира полка, когда он об этом рассказывал, аж голос осекся. С минуту отдышаться мужик не мог, глаза жмуря, чтоб набежавших слез не показать. И кулачище свой так стиснул, что карандаш между пальцами чуть ли не в труху рассыпался.

Так что же это за война такая получается?

Но, думай — не думай, верь — не верь, а дела наши повседневные… Куда от них денешься? Пока транспорт в руках, надо основной блокпост навестить: забросить свежую смену, водичку заменить, запас продуктов пополнить.

Умные люди учатся на чужих ошибках. Не пропустил Змей мимо ушей рассказы бывалых братишек, как во время январского штурма бойцы, попавшие в окружение или запертые на блоках, от жажды и голода таяли. Как здоровых и крепких парней, получивших пустяковые раны, но лишенных элементарных средств для их обработки, пожирала гангрена. Поэтому, приняв немудреное хозяйство блока, Мамочка первым делом закупил на рынке и установил в самых надежных местах два сорокалитровых бака, водичка в которых регулярно менялась. В крайней ситуации дней на десять должно было хватить. Неприкосновенный запас продуктов, ревниво оберегаемый и регулярно проверяемый старшиной, тоже позволял продержаться не один день. С боеприпасами поначалу напряг был. Но все что можно, на блок стянули. Что не удавалось в ГУОШе выцыганить, выпрашивали у военных, благо колонны через блокпост одна за одной шли. Не забыл Мамочка и свои обязанности санинструктора. Дома еще, после тщательных консультаций с докторами, собрал для отряда капитальную аптечку. В ящике из-под гранат лежал набор перевязочных материалов и медикаментов, с подробной рукописной инструкцией, что делать при тех или иных ранениях. Что же касается проблем попроще, то и способы их решения оформлены были незатейливо. Сверху на всей груде лекарств лежал пакетик фталазола с надписью: «Для дристунов». Дело житейское: водичка непривычная, из щелочных источников, и пища — не домашние разносолы. (Но, кстати, так и пролежал пакетик нетронутым до конца командировки. То ли профилактические меры сработали. То ли умели бойцы проявить стойкость и терпение, чтобы не трогать НЗ и лишь потом, на базе, в интимной беседе с работниками медпункта разрешить все проблемы…)

Пока командир на блоке с офицерами стратегические вопросы обсуждал, Мамочка проверил все хозяйство, поругался слегка с Пионером по поводу каких-то разбросанных банок и, довольный результатами инспекции, пошел на дорогу потрепаться с досмотровой группой. Но те уже были заняты другим разговором. Таким, что старшина, быстро сориентировавшись в происходящем, немедленно схватился за рацию:

— Командир, тут на досмотре, по-моему, митинг начинается…

Змей, в сопровождении резерва, почти бегом выскочил к дороге.

В окружении случайных прохожих и быстро прибывающих с каждой новой машиной местных водителей и пассажиров стояли бойцы досмотровой группы и женщина-чеченка, на вид лет тридцати. Одетая во все черное, с ожесточенным лицом и безумно блестящими глазами, она остервенело кричала в лицо Кенту — старшему группы:

— Вы — убийцы! Что вам здесь нужно? Еще не всех убили? Так убей меня!

Обстановка накалялась. Истеричные слова, разлетаясь, как искры, попадали прямо в сердца обступивших омоновцев людей.

Может быть, кто-то из них раньше руководствовался популярным в дудаевской Чечне лозунгом: «Не покупай у Саши и Маши — все равно будет наше». Кто-то, опьяненный живущим во многих чеченцах и в последние годы просто взбесившимся чувством собственного превосходства, орал в обреченно согнутые спины своих бывших соседей: «Убирайтесь отсюда, оккупанты!» Кто-то насильничал над беззащитными женщинами. А кое-кто и обагрил свои руки чужой кровью, упиваясь безнаказанностью и торопясь награбить как можно больше, пока не пришла расплата.

Были и другие. Те, кто удерживал родственников и земляков от подлых поступков словами простой человеческой укоризны. Кто прятал у себя знакомых, друзей и соседей во время антирусских погромов. Кто в начале войны вместе со своими семьями целыми подъездами вывозил из города в более безопасные родовые села семьи русских, армян, евреев.

Но было у этих разных людей и нечто общее, что объединяло их, что сделало одинаково восприимчивыми к яростному крику женщины в черном, заставляя каменеть их лица и распаляться сердца. Им было глубоко наплевать на те соображения, что заставили одних политиков превратить их родину в бандитский притон, а других — двинуть на землю Чечни слепую и беспощадную военную махину. Но почти все они пережили ужас бомбежек и артобстрелов, видели, как горит и превращается в прах родной город. Многие потеряли в этой бессмысленной бойне родных и близких. Под неистовые причитания черной чеченки оживали в их душах образы тех, кого унесла эта проклятая война, снова вспыхивала боль утрат, и вновь ядовитым дурманом кружила головы мучительная жажда мести.

С каждой секундой ситуация накалялась все больше. Медлить было нельзя, но и применять силу, ломать установившиеся нормальные отношения с местными не хотелось. Помощь пришла с неожиданной стороны. В последнее время на посту вместе с омоновцами стояли чеченские гаишники. Нормальные мужики. На дружбу не напрашивались, но держались вполне доброжелательно, внимательно присматриваясь к тому, как ведут себя омоновцы. Бойцы платили им тем же: брататься не лезли, но и в дела их гаишные не вмешивались. И местных старались без особой нужды не напрягать. Змей в первый же день после серьезного и очень полезного разговора с Турчаниновым конкретно предупредил:

— За хамство и оскорбительные выходки буду наказывать. Кто не поймет — буду отстранять от службы. Новых врагов плодить ни к чему. Их тут и так хватает.

Вот и созрели плоды человечности, посеянной на пропитанной ожесточением земле. Старший из гаишников, пожилой старшина, подошел к Змею:

— Он неправильно делает, командир. Он машину досматривал. Мадина ему что-то сказала, а он спорить стал. Зачем на женщину внимание обращать?… Да и что с ней спорить? У нее на глазах снаряд в ее дом попал.

— Кого потеряла?

— Своих стариков и детей. Четверо у нее было. А муж перед самой войной умер. Что ей теперь объяснишь… Вы бойцов своих уберите. Мы с ней сами поговорим.

Змей молча прошел сквозь расступившееся кольцо людей. Кент, увидев командира, развернулся к нему: