Барбара Вайн - Книга Асты

• Название: Книга Асты
• Автор: Барбара Вайн
• Жанр: Детектив
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12716-X

1905 год. Аста и Расмус Вестербю приезжают из Дании в Лондон вместе с двумя сыновьями. Расмус постоянно разъезжает по делам, и его жена в одиночестве ведет дневник. Изданный через семьдесят лет, этот дневник становится не просто личными мемуарами, но единственной ниточкой, способной привести к разгадке запутанных тайн. Захватывающая двойная детективная история, растянувшаяся почти на век. История жизни, рассказанная в дневниках, тесно переплетается с судьбой потомков и совершенно посторонних на первый взгляд людей. Убийство, пропавший ребенок, личные секреты, любовь и ненависть — хитрый узор, вытканный Судьбой. Каждый шаг к разгадке становится новой тайной, ключи к которой скрыты между строк, написанных много лет назад.

Роман Барбары Вайн (литературный псевдоним королевы британского детектива Рут Ренделл) «Книга Асты» — впервые на русском языке.

---

— Огромное тебе спасибо, — протянул он. — Как ты все хорошо решила, даже не посоветовавшись со мной.

Я возразила, что его здесь не было, и мы, как всегда, немного повздорили. Но он ни разу не упомянул, что девочка не похожа на нас. Он понимает, что я никогда не изменю ему, поскольку считаю это худшим грехом, который может совершить женщина. Нам, женщинам, не обязательно быть храбрыми и сильными или много зарабатывать, как мужчины. Даже если мы такие, то это не в счет. Мы должны быть целомудренными. Я не знаю, как еще выразиться. Наша добродетель — в целомудренности, в преданности мужу. Конечно, проще, когда у тебя любящий муж. Но жизнь есть жизнь.

Ноябрь, 6, 1905

Начав дневник, я обещала записывать только правду. Теперь я понимаю, что это невозможно. И не только для меня. Я могу честно писать о том, что чувствую и во что верю. Но обо всех событиях рассказать я не могу, и больше не спорю с собой. Лгать я не буду, можно просто не говорить всей правды.

Вчера был день Гая Фокса.[12] Здесь этот праздник часто называют Днем костра. Когда я услышала об этом, то подумала, что так они отмечают День святого Николая, хоть этот праздник на месяц раньше. Но у англичан все не как у людей, и зря я удивилась, когда услышала от викария, что пятое ноября — день, когда некий человек попытался убить короля Англии и был повешен за это. Теперь, по какой-то необъяснимой причине, они в честь праздника делают большое чучело и сжигают его на костре. Почему не вешают? Наверное, костер интереснее.

Расмус купил мальчикам фейерверки. Костер мы тоже разжигали, правда соломенного чучела у нас не было. Но я пообещала, что в следующем году обязательно сделаю. Сыновья обожают Расмуса, у него же сигаретные пачки и машина, он для них — все, а бедная Mor — в сторонке.

Ноябрь, 21, 1905

Ура! Принц датский Чарльз стал королем Норвегии.

Два дня я боялась, что снова в положении, но, слава богу, тревога оказалась ложной. Мужчинам не понять, каково это. Ожидание и надежда, отчаяние, которое нарастает час за часом, минута за минутой, и облегчение, когда все проясняется. Просто небольшая задержка. Известие, что у тебя будет ребенок, может оказаться ужасной новостью для одних женщин, но огромной радостью для других. Да, это либо счастье, либо проклятие — третьего не дано. Никогда не встречала женщину, которая утверждала бы, что немного обрадовалась беременности или слегка огорчилась тем же. Нет, это или блаженство, или ужас. Чаще — ужас.

Завтра у Расмуса день рождения. Я хотела притвориться, будто забыла, но теперь, когда все хорошо, подарю ему что-нибудь. Вот так. Я собираюсь сделать мужу подарок за то, что он не подарил мне еще одного ребенка.

5

Mormor особенно любила рассказывать, как Свонни вышла замуж. Эту историю она называла, «любовной» и излагала с особой гордостью. Хотя, по ее словам, обе дочери, удачно вышли замуж, мой отец «испортил замужество» моей мамы тем, что погиб слишком молодым.

Свонни и мама говорили по-датски, но, пока не повзрослели, ни разу не бывали в Дании. Девятнадцатилетняя Свонни очень страдала из-за любимого брата Моэнса, погибшего в Первой мировой войне, и Mormor отправила ее в Копенгаген, погостить у Хольбеков — у сына и невестки тети Фредерике. Тогда они жили в «Паданараме» и были при деньгах.

А дальше — как в песне. Среди гостей ее заметил Торбен Кьяр, молодой дипломат, второй секретарь посольства, который приехал в отпуск из Южной Америки. Свонни была подружкой невесты на свадьбе Дорте, а Торбен — в числе приглашенных. Он влюбился в нее с первого взгляда и через два дня сделал предложение. Звал поехать с ним в посольство, в Кито или Асунсьон.

Mormor рассказывала эту историю всем, кто соглашался послушать. Она повторяла ее и в присутствии Свонни и Торбена, который стал представительным седовласым атташе датского посольства. Он был таким же невозмутимым, привык не показывать своих чувств. Тогда, много лет назад, этот молодой голубоглазый блондин вернулся в Эквадор, или куда-то еще, один, поскольку Свонни была настолько ошеломлена его признанием, что не приняла это всерьез. И вообще в Южную Америку ехать не хотела.

— Но он не забыл мою Сванхильд, — продолжала Mormor, — и все те годы писал ей чудесные любовные письма. Конечно чудесные, хотя я никогда их не читала. Кто же показывает такие письма матерям? И когда он получил должность здесь, они поженились. Прошло уже десять лет, но ему кажется, что не больше одного дня. Что за любовь!

Глядя на Торбена и Свонни, в это было трудно поверить. Настолько они невозмутимы и уравновешенны, одеты с иголочки, настолько «взрослые». Моя мама всего на шесть лет моложе сестры, но рядом с полной достоинства Свонни казалась девчонкой. Они совсем не похожи. Свонни не походила ни на дядю Кена, ни на Mormor. Впрочем, у нас в семье все разные. Моя мама намного симпатичнее Mormor, хотя внешне они одного типа. Кен похож на одного дядю со старой семейной фотографии, невысокий и плотный, зато черты лица более правильные. Младший сын похож на него, только выше ростом. У всех рыжие или темно-каштановые волосы, веснушки, глаза зеленые или ярко-синие.

Но у Свонни была типичная датская внешность. Или скорее скандинавская. Ослепительная блондинка, высокая — даже выше Morfar. На солнце лицо покрывалось загаром, а не веснушками. Глаза цвета темной морской волны. Даже в те дни, о которых я говорю — лучшая пора на Виллоу-роуд, Хэмпстед шестидесятых годов, — ей было далеко за пятьдесят, но она обладала внешностью богинь Вагнера, только волосы не золотые, а серебряные и профиль императрицы со старинных монет.

Свонни и Торбен давали много приемов. То ли по дипломатической обязанности, то ли они просто любили гостей. Видимо, и то и другое в равной степени. Я бывала у них часто, и не только потому, что мой колледж находился неподалеку, прямо за холмом, а скорее из-за одного молодого человека, помощника Торбена. Он помогал разносить напитки и умело поддерживал беседу. В то время я была страстно увлечена им. Позже он тоже увлекся мной, но это уже другая история.

Mormor очень любила приемы. Моя мама, которая иногда приезжала с очередным «женихом», говорила мне, что Свонни и Торбен предпочли бы, чтобы она сидела у себя или хотя бы поднималась к себе раньше, но не знали, как сказать ей это, чтобы «не задеть ее чувств». Я про себя заменяла слова «не задеть ее чувств» на «не разозлить», потому что никогда не считала Mormor уязвимой и чувствительной. В конце концов, она не была обычной бабкой, дряхлой и неуклюжей, которая сидит в углу и жалуется каждому, кто проходит мимо, на свои болячки. Мудрые Свонни и Торбен могли использовать Mormor как приманку, своего рода «звезду». Некоторые люди приезжали на их вечера, потому что знали — там будет мать Свонни, а это интересно.

Позже я думала, как они теперь вспоминают, что на приемах в доме на Виллоу-роуд общались с той самой Астой Вестербю из «Асты», и она рассказывала истории, которые появились в изданных дневниках. Интересно, если бы гости предвидели такое, были бы они более вежливы, любезны, деликатны? Вряд ли. Я ни разу не видела, чтобы с ней кто-то обращался пренебрежительно. Скорее наоборот. Вокруг нее всегда собиралась оживленная компания, и Mormor была всегда в центре внимания.

Почему она не уставала, как полагается восьмидесятилетней леди? Почему в девять часов не говорила, что ей пора спать? Она никогда не упоминала об усталости, да и не казалась обессиленной. Она излучала невероятную энергию. Аста была очень маленькой, и голова ее казалась слишком большой. Видимо, тело усохло, а голова нет. Лицо ее было почти таким же белым, как и волосы, она обильно пудрилась, но косметикой не пользовалась. От нее всегда сильно пахло духами «Коти», будто одежду в них окунули. Она часто надевала брошь, от которой поморщился бы борец за охрану природы, — голубое крыло бабочки, оправленное в слюду и золото. Брошь подчеркивала цвет ее глаз, таких же пронзительно синих. Но, право же, ее глаза в этом не нуждались. В комбинации с брошью они не выигрывали, а приводили в замешательство.

Еще одна любопытная подробность — она никогда не садилась. Нет, вообще она, конечно, сидела, я могу вспомнить и такие минуты. Но в моей памяти она всегда на ногах или, как мадам Рекамье на картине, облокачивается на что-нибудь. Гости даже не пытались предложить ей стул.

— Зачем? Вам тяжело разговаривать стоя? — насмешливо спрашивала она незадачливых молодых людей, пришедших сюда впервые.

В компании датчан она говорила по-датски. Причем с сильным акцентом, как и по-английски, сообщил мне один из ее собеседников. Но это придавало некоторую пикантность ее рассказам, по крайней мере мне так казалось. Прочитав ее записи в дневниках, я обнаружила, что она редко повторяла их в жизни. Я только единожды слышала историю о Каролине, девочке, которая помочилась на улице, и рассказ о том, что на большом приеме в Копенгагене в двадцатые годы они с Morfar оказались единственной парой, в которой никто не разводился.