Эдуард Баталов - Философия бунта

• Название: Философия бунта
• Автор: Эдуард Баталов
• Издательство: Политиздат
• Жанр: История
• Год: 1973

Леворадикальные теории, получившие известность в последнее время в связи с выступлениями студенческой молодежи и интеллигенции Запада, – весьма заметное явление в идеологической жизни современного буржуазного общества. Критическому анализу этих теорий, представленных именами Г. Маркузе, Т. Адорно и др., и посвящена книга кандидата философских наук, доцента Института общественных наук Э. Я. Баталова В ней дается марксистская оценка философских и социологических взглядов идеологов «новых левых», раскрывается их социально-политическая направленность. Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся проблемами современной идеологической борьбы.

---

В этих условиях пролетариат Франции должен был бы не «продолжить» и «закрепить» дело, начатое студентами, а осуществить от начала и до конца всю работу по свершению революции. Но для этого необходимо было наличие таких условий, как готовность трудящихся масс подняться на решительную борьбу за свержение власти и наличие объективных предпосылок для успешного осуществления этой борьбы, т. е. кризис, неспособность буржуазного государства защитить и отстоять «истеблишмент», как это бывало во всех победоносных революциях.

Но подобной ситуации в мае 1968 г. не было. Утверждения леворадикалов о том, что армия готова была поддержать восставших, а полицейский корпус был обессилен борьбой со студенчеством, словом, что «власть валялась на улице и ее можно было взять», не имели, как показали французские коммунисты в своем анализе майских событий, ничего общего с действительным положением, имевшим место как в Париже, так и на всей территории Франции [См ., в частности, материалы июльского (1968 г.) пленума ЦК ФКП, а также книги Вальдека Роше [195]. Между прочим, когда корреспондент французского левобуржуазного еженедельника «Нувель обсерватер» задал Рене Андпие прямой вопрос: «Действительно ли у вас во время майских событий никогда не возникала мысль, что власть – ничья, что ее можно взять в свои руки», Андрие, выражая мнение Французской компартии, дал категорически отрицательный ответ: «Нет, мы не считали, что имелся какой-то период безвластия. Я считаю, что было бы глубоко ошибочно думать так. У меня одно время возникла мысль о том, что могло появиться и другое решение, но решение буржуазное, атлантическое… Можно было думать, что де Голлю придется уйти, но я считаю глубоким заблуждением полагать, что, если бы он ушел, крупная буржуазия не заполнила бы образовавшийся вакуум… страх перед гражданской войной, перед эксцессами левацких элементов, а также перед забастовками – в этом нет никакого сомнения – бросил в объятия «отца» ту часть средних слоев и даже рабочего класса, которая боится больших потрясений. Поэтому говорить, что налицо была революционная ситуация, значит полагать, что можно совершить революцию с помощью незначительного меньшинства» [196].].

Ориентировать пролетариат в этих условиях на применение насилия означало бы «навязывать» ему такие формы революционного действия, которые, не имея никаких реальных перспектив, не встретили бы массовой поддержки с его стороны.

Коммунисты всегда считали своим долгом вести непримиримую борьбу с мелкобуржуазным революционаризмом и оберегать партию от участия в левацких авантюрах. Сегодня эта задача становится еще более актуальной, нежели вчера. Революция не может, конечно, полностью исключить определенный риск, но и мера риска не может не корректироваться мерой угрозы утраты реальных завоеваний, вырванных у буржуазии предшествующими поколениями рабочего класса. Более того, в современных условиях, когда радикальные политические изменения в той или иной стране (или регионе) оказываются весомым фактором в противоборстве двух мировых систем, возрастает и мера исторической ответственности каждого национального отряда коммунистов, ибо, определяя линию своего политического поведения (особенно в критических ситуациях), они кладут на чашу весов завоевания всего международного коммунистического движения.

В леворадикальных концепциях насилия находит выражение одна из характерных черт политического сознания «новых левых» – революционный романтизм и утопизм, вообще типичный для непролетарских антикапиталистических движений, особенно тех, основную массу участников которых составляет молодежь.

Это противоречивое явление. В нем – сплав революционной честности и авантюризма, героического самопожертвования и политической неискушенности, искреннего стремления немедленно устранить социальное и национальное угнетение и нигилистического отношения к огромному политическому опыту пролетариата, уверенности в способности революционера «сдвинуть горы» и нежелания вести длительную, повседневную, «черновую» революционную работу.

Отсюда и отношение марксистов к этому явлению. Как таковое оно совершенно непригодно в качестве стратегии и тактики революционной пролетарской партии, но в нем есть важный элемент того нравственного климата, в котором вызревают антиконформистские силы, а в известном смысле – изначальный этап, через который в свое время прошли многие из тех, кто впоследствии, преодолев первоначальные заблуждения, стал на революционные позиции рабочего класса и соединил высокий нравственный порыв и веру в способность человека «творить чудеса» с умением трезво учитывать обстановку и вести упорную, повседневную работу. «…Само собой разумеется, – говорил В. И. Ленин в беседе с Я. Фриисом, – мы не можем обойтись без романтики.

Лучше избыток ее, чем недостаток. Мы всегда симпатизировали революционным романтикам, даже когда были несогласны с ними. Например, мы всегда воздерживались от индивидуального террора. Но мы всегда выражали наше восхищение личным мужеством террористов и их готовностью на жертвы» [197]. Симпатизируя революционным романтикам, марксистский, пролетарский революционер вместе с тем далек от того, чтобы быть бунтарем, чтобы «под влиянием момента» подниматься на неподготовленную борьбу. Пролетарский революционер действует, соизмеряя свою борьбу с теми тенденциями, которые вызревают в недрах общественной истории. Его лозунг – не бунт, а социальная революция.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Политические выступления «новых левых» в конце 60-х годов не могли привести их к победе. Причину этого следует искать не столько в прочности буржуазной государственной машины, сколько в политической слабости «новых левых» (и прежде всего в отсутствии прочного блока «левого» студенчества и интеллигенции с крупнопромышленным пролетариатом и его авангардом – марксистско-ленинскими партиями), в их идейной незрелости.

Сегодня, когда в движениях протеста наблюдается заметный спад, а влияние прежних кумиров столь же заметно идет на убыль, все чаще раздаются голоса о «конце леворадикальной моды», о возвращении к «закону и порядку», о превращении «леворадикального феномена» в достояние истории.

Конечно, движение протеста в тех конкретных формах, которые были характерны для 60-х годов, может и не повториться. Но если рассматривать протест не как преходящую политическую моду или выражение «аномалии» нового поколения, а как проявление глубинных противоречий современного капиталистического общества, то, по-видимому, нет никаких оснований для вывода, что это движение полностью исчерпало себя. Социальные противоречия развитого капиталистического общества и порожденные ими проблемы остаются, значительные слои непролетарской массы продолжают сохранять в обществе свое «промежуточное» положение, тенденции к изменению характера и роли интеллектуального труда, связанные с научно-технической революцией, будут сохранять свою силу. А это значит, что сохраняется и объективная основа для новых «взрывов протеста».

Нельзя не учитывать при этом и то обстоятельство, что движение протеста 60-х годов вовсе не прошло бесследно. Оно оставило после себя определенное наследие, хотя и крайне противоречивое, но воплощавшее в себе некоторые положительные тенденции, заложенные в движении непролетарских масс в капиталистических странах, тенденции, которые могут быть использованы для объединения прогрессивных демократических сил в борьбе против власти капитала.

При рассмотрении движений протеста внутри капиталистического мира необходимо учитывать различие условий, существующих в отдельных странах: степень зрелости социальных отношений, соотношение классовых сил и его динамику, роль и влияние коммунистических и рабочих партий, а также характер исторических, политических и культурных традиций. К этому следует добавить, что реальный социальный эффект этих движений определяется не только леворадикальной фразой, под знаменем которой они развиваются, но и практическими действиями их участников, которые нередко приходят в противоречие с концепциями идеологов.

Формирование и развитие движений протеста происходило на фоне вызываемой кризисом буржуазного общества атрофии творчества, заключающейся прежде всего в том, что индивиды становятся все в меньшей степени способными контролировать результаты собственного творчества, конечный продукт, создаваемый совокупным трудом, словом, контролировать исторический процесс. Человек все увереннее чувствует себя творцом вещей, но он перестает чувствовать себя творцом мира, творцом истории, наконец, творцом самого себя как исторического субъекта. На уровне обыденного сознания это выражается в широко распространенных настроениях социального пессимизма, чувстве собственного бессилия перед обществом, перед «судьбой», перед историей, в отрицании действительной ценности выбора как способа самодеятельности личности.