Пьер Мариво - Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***

• Название: Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***
• Автор: Пьер Мариво
• Издательство: Фирма «Барс», ТОО «Иолос»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-86237-004-8

Роман «Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***» (1731–1741) принадлежит перу крупнейшего представителя французской психологической прозы Пьера Карле де Шамблена де Мариво (1688–1763). Это история безродного найденыша, совсем юной девушки, которая, вступая в жизнь, сталкивается с вожделением, завистью и эгоизмом населяющих ее людей, но благодаря врожденному благородству выходит победительницей из самых сложных и запутанных ситуаций.

---

— Ах, боже мой! — воскликнула госпожа де Миран.— Какая досада! Я только что хотела позвонить и распорядиться, чтобы никого не принимали, как будто меня нет дома. Вернемся на мою половину.

Мы направились туда.

Вошел лакей и доложил о каких-то двух дамах, которых я совсем не знала; да и они ничего не слышали обо мне; они усердно меня рассматривали, но, должно быть, приняли меня за родственницу хозяйки дома; сами же они пожаловали с визитом скуки ради, как это водится у дам, когда они, приехав к знакомым на полчаса и поболтав о ничтожнейших пустяках, равнодушно расстаются с хозяевами, больше и не думая о них.

Чтобы позабавить вас (а я лишь для того и пишу), скажу только, что из двух приехавших дам одна говорила очень мало, почти не принимала участия в разговоре, и все вертела головой, изменяя ее положение, стараясь принять наиболее выигрышную позу, и думала только о себе и о своих прелестях; правда, она была недурна собою и могла бы нравиться, не будь у нее тщеславного стремления пленять, но ее тщеславие все портило, ибо совершенно лишало ее естественности. На свете много таких женщин, как она, и, право, эти особы были бы привлекательны, если бы могли забыть, что они миловидны. Та, что приехала к госпоже де Миран, лишь для того и бывала в свете, чтобы показать свою персону и как будто сказать людям: «Посмотрите на меня». Она только для этого и жила.

Должно быть, я показалась ей хорошенькой, так как она лишь мельком поглядывала на меня и всегда искоса. Она явно давала понять, что считает меня ничтожеством и даже не замечает меня, ибо трудно обратить внимание на девицу столь заурядной наружности.

Но одно обстоятельство выдавало ее: она не сводила глаз с Вальвиля, наблюдая, на кого он больше смотрит — на меня или на нее, так что косвенно она удостаивала меня внимания и боялась, как бы он не отдал мне предпочтение. Другая гостья, постарше, была дама весьма серьезная и вместе с тем весьма легкомысленная, то есть она очень важно и с большим достоинством говорила об экипаже, который заказала себе, о званом обеде, который недавно дала, об ответном визите, который ей вчера пришлось сделать своим знакомым, о происшествии, о коем ей рассказала маркиза такая-то. А потом пошли разговоры о герцогине де ... : герцогиня чувствует себя лучше, но, представьте, слишком рано вышла на воздух, за это она, ее подруга, журила, журила герцогиню, просто ужас как! Затем последовал рассказ о том, как она, гостья, благородно и прилично срезала вчера госпожу такую-то, которая иногда забывается, так как очень много возомнила о себе из-за своего богатства и не чувствует разницы между нею и женщинами, умеющими держать себя. Предметами беседы были и другие столь же пошлые пустяки, а тут приехали другие особы, с такими же скучными визитами, и было уже поздно, когда мы избавились от посетителей, так что пришлось, не теряя времени, отвезти меня в монастырь.

— Мы увидимся завтра или послезавтра,— сказала мне матушка.— Я пришлю за тобой. Поедемте скорее, я очень устала и, как только вернусь, тотчас лягу в постель. А вы, сын мой, останьтесь дома, вы нам сейчас совсем не нужны.

Вальвиль посетовал на такое решение, но послушался, и мы с матушкой сели в карету.

Вот наконец мы прибыли в монастырь, одну минутку поговорили с настоятельницей в ее приемной. Матушка сообщила ей, чем кончилось мое приключение, а затем я вернулась к себе в комнату.

Через два дня госпожа де Миран приехала за мною в полдень — она ведь обещала взять меня к себе. Я обедала у нее вместе с Вальвилем; зашла речь о нашей свадьбе. Как раз в это время выхлопатывали для Вальвиля важную должность, она была ему твердо обещана — до назначения оставалось ждать недели три, не больше, и матушка объявила, что мы поженимся, лишь только это дело будет закончено.

Решение вполне определенное. Вальвиль себя не помнил от радости, а я не знала, как и выразить свое счастье, растеряла все слова и только смотрела на матушку.

— Это еще не все,— сказала мне она.— Нынче вечером я на неделю, дней на десять уеду в свое имение, хочу отдохнуть от всего тяжелого, что случилось после смерти брата, и я думаю взять тебя с собою, а мой сын тем временем побудет в Версале — ему необходимо туда поехать. Ты ничего не захватила с собою для этого маленького путешествия, но я дам тебе все, что понадобится.

— Ах, боже мой! Провести с вами десять, а то и двенадцать дней, не разлучаясь! Какое удовольствие! Матушка, пожалуйста, не передумайте.

Госпожа де Миран тотчас прошла в свой кабинет, написала настоятельнице, что увозит меня с собою в деревню, немедленно отослала записку, и через два часа мы уехали.

Путешествие оказалось недолгим — до имения было не больше трех лье, и Вальвилю удалось раза три удрать из Версаля, чтобы навестить нас. Назначение на должность, о котором я говорила, несколько затянулось, ибо возникли какие-то препятствия, однако каждый день ждали разрешения. Мы с матушкой приехали из деревни, и я опять возвратилась в монастырь, где должна была, как думала матушка, провести не больше недели; однако я прожила там больше месяца и, как обычно, ездила иногда на обед — то к ней, то к госпоже Дорсен.

Все это время Вальвиль был ко мне таким же внимательным, таким же нежным, как и раньше, но под конец более веселым, чем обычно; словом, он любил меня по-прежнему, но терпеливее переносил препятствия, из-за коих оттягивалось разрешение его дела. Эти подробности вспомнились мне гораздо позднее, когда я мысленно перебирала все, что предшествовало несчастью, случившемуся со мною в дальнейшем. В последний раз, когда я приехала на обед к матушке, его даже не оказалось дома — он вернулся лишь за минуту до того, как подали на стол. Его задержал какой-то назойливый знакомый, как он нам сказал, и я поверила этому, тем более что, кроме этой неаккуратности, не видала каких-нибудь перемен в поведении Вальвиля. В самом деле, он был все тот же, только немного больше искал развлечений, как сказала мне госпожа де Миран, перед тем как он вернулся. «Ведь он скучает,— добавила она,— из-за того, что ваша свадьба все откладывается».

А когда она в последний раз отвозила меня в монастырь, Вальвиль вдруг сказал:

— Матушка, разрешите и мне поехать с вами, прошу вас.

В этот день он был просто обворожителен, и мне казалось, что еще никогда он так не любил меня и никогда еще не говорил о своей любви ко мне так очаровательно, так галантно и так остроумно. (А ведь эта чрезмерная галантность и остроумие были дурным признаком: очевидно, его любовь уже не была столь серьезной и сильной, как прежде, и говорил он красивые слова лишь потому, что начинал меньше чувствовать ко мне нежности.)

Как бы то ни было, ему захотелось проводить меня; госпожа де Миран сперва поспорила, но потом согласилась: верно, такова была воля провидения.

— Ну, хорошо, поедемте,— сказала она,— но при условии, что ты будешь спокойно сидеть в карете, не высовываясь из нее, когда я забегу на минутку к настоятельнице.

И вот из-за этой материнской снисходительности произошли самые большие горести, какие я испытала в своей жизни.

Накануне в мой монастырь приехала знатная дама с дочерью, которую она хотела устроить там в пансион на время своего путешествия в Англию, куда она должна была поехать, чтобы получить наследство после матери.

Муж ее незадолго до этого умер во Франции. Он был английский вельможа, и, как многих других, ревностное и верное служение королю заставило его покинуть родину; его вдова, для которой единственным источником средств к жизни было ее имение, ехала в Англию, чтобы получить наследство и, продав землю, возвратиться во Францию, где она намеревалась жить.

И вот накануне она договорилась с настоятельницей, что свою дочь она оставит в монастыре, и когда мы приехали, она как раз привезла ее, так что их экипаж еще стоял во дворе.

Едва мы вылезли из кареты, как увидели этих дам — они спускались по лестнице из приемной после краткого разговора с настоятельницей.

Уже отворили двери монастыря, чтобы принять молодую англичанку, но она, бросив взгляд на эти распахнувшиеся двери и на монахинь, ожидавших ее у порога, взглянула затем на плачущую мать и лишилась чувств в ее объятиях.

Мать, ослабев почти так же, как дочь, тоже едва не потеряла сознание на последней ступени лестницы, по которой они спустились, и упала бы, если б не подскочил лакей этих дам и не поддержал их обеих.

Госпожа де Миран и я вскрикнули, оказавшись свидетельницами такого происшествия, и поспешили на помощь этим дамам, да и самому лакею, которому трудно было удерживать на весу двух сомлевших женщин.

— Скорее! Помогите! Умоляю! Помогите! — вся в слезах, кричала мать, лишаясь последних сил.— Моя дочь умирает!

Перепуганные монахини, стоявшие у входа в монастырь, позвали на помощь сестру привратницу, она прибежала и отперла каморку, служившую ей спальней,— по счастью, эта комнатка была рядом с лестницей в приемную.