Пьер Мариво - Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***

• Название: Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***
• Автор: Пьер Мариво
• Издательство: Фирма «Барс», ТОО «Иолос»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-86237-004-8

Роман «Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***» (1731–1741) принадлежит перу крупнейшего представителя французской психологической прозы Пьера Карле де Шамблена де Мариво (1688–1763). Это история безродного найденыша, совсем юной девушки, которая, вступая в жизнь, сталкивается с вожделением, завистью и эгоизмом населяющих ее людей, но благодаря врожденному благородству выходит победительницей из самых сложных и запутанных ситуаций.

---

Между тем, после многих внутренних борений, покаянных молитв и стенаний, ей удалось вернуть себе душевный покой; она постепенно вновь обрела вкус к монастырской жизни и стала примером благочестия и веры для всего монастыря.

Что касается аббата, то этот урок не пошел ему на пользу; как видно, он был слишком низок душой, чтобы исправиться. Монахиня впала в заблуждение; аббат же был развратником, лжецом в личине благочестия; бог, умеющий отличить слабость от злодейства, не даровал ему такой же милости, как ей, в чем вы убедитесь из дальнейшего, когда я дойду до одной из самых печальных страниц моей жизни.

На другой день я отправилась после обеда к госпоже де Сент-Эрмьер; она была у себя в молельне, в то время как в гостиной ее уже ждало несколько посетителей.

Спустя четверть часа она вышла к гостям, и еще издали, увидев меня, радостно крикнула, точно не в силах сдержать порыв восторга:

— Ах, наконец я вас вижу, дорогое дитя! Я как раз думала о вас, даже не могла углубиться в молитву. Скоро, скоро мы лишимся удовольствия видеть вас с нами, но вы только выиграете. Господа, нам предстоит очень скоро расстаться с ней; невеста Христова укроется от нас в стенах божьей обители!

— Как так, сударыня? — спросила я, стараясь улыбнуться и тем скрыть румянец, выступивший на моем лице при упоминании о божьей обители.

— А так, мадемуазель,— ответила она,— я только что получила письмо от маркизы (речь шла о моей матери) в ответ на мое: я писала ей, что она должна быть готова к уходу своей милой дочери в монастырь, ибо таковы ваши намерения. Она просит передать вам, что слишком нежно вас любит, чтобы противиться вашей воле; она и сама охотно променяла бы свою хлопотливую жизнь на монастырское уединение и не настолько уважает свет, чтобы удерживать вас в миру против вашего желания; она разрешает вам принять монашеский обет когда угодно. Это ее подлинные слова, и я советую вам немедля воспользоваться разрешением,— добавила она, протягивая мне письмо.

Вместо ответа я залилась слезами; то были слезы печали и отвращения, что было ясно видно по моему лицу.

— Что с вами? — спросила госпожа де Сент-Эрмьер.— Можно подумать, что вы опечалены этим письмом! Неужели я ошиблась в вас? Значит, мы все в заблуждении? Вы передумали?

— Зачем вы не посоветовались со мной, прежде чем писать моей матушке? — спросила я сквозь слезы.— Вы окончательно погубили меня в ее мнении, сударыня. Я вовсе не хочу идти в монастырь; это не угодно господу.

При моих словах госпожа де Сент-Эрмьер застыла на месте и даже побледнела от неожиданности. Друзья ее переглядывались и разводили руками.

— О, боже! Вы вовсе не хотите идти в монастырь? — воскликнула наконец вдова с горестным изумлением, как бы говорившим: «Что тут происходит? Ничего не понимаю».

И в самом деле, я расстроила затею этой дамы, назидательную для общества и весьма почетную для нее. Она направила меня на стезю благочестия, и теперь для завершения ее триумфа мне оставалось только принять постриг.

— Не тревожьтесь,— сказал с улыбкой умиления один из ее гостей,— я ждал этого; это последнее искушение лукавого. Я уверен, что завтра она на крыльях веры помчится в святое убежище; чтобы сподобиться столь блаженной участи, не жаль пройти через некоторые испытания.

— Нет, сударь, нет,— все еще плача, ответила я.— Это не искушение лукавого; мое решение твердо и окончательно.

— Если так, я искренне жалею вас, мадемуазель,— сказала госпожа де Сент-Эрмьер с холодностью, предвещавшей в будущем полный разрыв между нами; она тотчас встала и вышла в сад; остальные последовали за ней, я тоже. Но с этого момента обращение их со мной так изменилось, что я просто не узнавала их. Передо мной очутились совершенно другие люди; они были не те, и я была не та.

О моих душевных достоинствах больше не было и речи; от почтительного удивления перед моими добродетелями, от восторженных возгласов, восхвалявших столь явные милости, ниспосланные небом юной невесте Христовой, не осталось и воспоминания: я превратилась в самую заурядную провинциальную барышню, которая кое-что обещала, но не оправдала надежд, и я из всех преимуществ сохранила лишь одно, довольно сомнительное — миловидное личико, в котором ничто даже отдаленно не напоминало моей прежней красоты, утраченной мною в тот миг, как я отказалась стать монахиней; и никто об этом особенно не сожалел: на что нужна красота, если в ней нет ничего поучительного?

Словом, я потеряла всякое уважение, и в отместку за мое былое величие они довели теперь свое равнодушие и нелюбезность до такой крайности, что, казалось, не замечали моего присутствия.

Поэтому визиты мои в замок становились все реже и наконец почти совсем прекратились. В продолжение целого месяца я видела госпожу де Сент-Эрмьер не больше двух или трех раз, и она отнюдь не жаловалась на это, не стремилась к встречам со мной, но и не избегала их, принимала меня с безразличным и рассеянным видом, но всегда безупречно вежливо; по всей видимости, мое присутствие не было ей противно, но и не доставляло никакого удовольствия.

Так прошло месяцев пять, как вдруг однажды ко мне явился лакей госпожи де Сент-Эрмьер с приглашением пожаловать к ней на обед. Я приняла приглашение, хотя немного удивилась. Удивление мое еще возросло, когда эта дама, увидя меня, опять заговорила со мной тем ласковым и предупредительным тоном, о каком в последнее время мне пришлось забыть.

Я застала у нее некоего дворянина, ставшего завсегдатаем ее гостиной уже после моей опалы. Я видела его только при двух последних моих визитах в замок; это был господин лет сорока, хилый, болезненный, страдающий астмой и еле живой. Астматик этот, как говорили, не прочь был покутить и повеселиться, но из-за слабого здоровья и необходимости соблюдать строжайший режим ему не оставалось ничего иного, как стать святошей. Вследствие этого лицо его стало тощим, бледным и аскетически-суровым.

И вот этот-то изнуренный, чуть ли не умирающий человек, кстати богатый и холостой, видевший меня всего два раза, успел разглядеть, что я красива и хорошо сложена.

Он знал, что за мною нет приданого, что моя мать после моего отказа уйти в монастырь будет очень рада как-нибудь сбыть меня с рук; все говорили, что, несмотря на мое непостоянство в деле с пострижением, я не перестала быть кроткой и разумной девушкой. И он решил, что сделает доброе дело, женившись на мне, что он окажет мне благодеяние, взяв на себя заботу о моей молодости и красоте и дав им, так сказать, приют под кровом супружества. В этом смысле он и высказался перед госпожой де Сент- Эрмьер.

Она была весьма рада возместить урон, который я нанесла ее престижу, оставшись в миру.

Дом богатого дворянина, думала она, ничуть не хуже монастыря, и, выдав меня замуж, она заслужит в обществе не меньшую славу, чем добившись моего пострижения. Итак, госпожа де Сент-Эрмьер одобрила затею своего знакомого и договорилась с ним сейчас же поставить меня в известность о его предложении, для чего пригласила меня на обед, на котором присутствовал и он.

— Входите, дитя мое, входите,— сказала она, лишь только увидела меня,— дайте я вас поцелую. Я люблю вас по-прежнему, хоть и перестала говорить вам об этом. Но не будем касаться моей сдержанности и причин, вызвавших ее. Надо полагать, господь все устроил к лучшему; то, что вам предлагают сегодня, может заменить понесенную вами утрату, и это меня утешает. Вы все узнаете после обеда. Сядем за стол.

Пока она говорила, я украдкой взглянула на гостя; он сидел, опустив глаза, со смиренным и в то же время загадочным видом человека, имеющего отношение к предмету разговора.

Мы приступили к обеду, он сам передавал мне блюда, пил за мое здоровье — и всем этим давал понять, что имеет на меня какие-то особые виды; то было молчаливое и в высшей степени благопристойное предложение руки и сердца. Все это легко заметить, но трудно объяснить словами. Предчувствие не обмануло меня.

После обеда господин этот вышел в сад.

— Мадемуазель,— обратилась ко мне госпожа де Сент-Эрмьер,— у вас нет приданого; матушка ваша не может дать вам никакого состояния; барон де Серкур (так она назвала своего благочестивого гостя) очень богат. Он человек глубоко верующий и полагает, что не может сделать лучшего употребления своим деньгам, как поделившись ими с девушкой из благородной семьи, добродетельной и достойной, как вы, и обладающей качествами, которым не хватает только хорошего состояния. Он предлагает вам свою руку. Брак должен быть заключен в несколько дней; он даст вам имя и богатство. Остается только сообщить о нем вашей матушке. Решайтесь же; вам раздумывать нельзя, подумайте о своем теперешнем положении и о том, что ждет вас в будущем. Я говорю с вами, как друг, барон де Серкур еще не стар. У него хрупкое здоровье, спора нет, навряд ли он протянет долго,— добавила она, понизив голос,— все в руках божьих, мадемуазель. Если вам суждено потерять супруга, по крайней мере, у вас будет хорошее состояние, чтобы с честью поддерживать его имя и чтить его память; положение молодой и богатой, хоть и печальной вдовы, право же, лучше, чем судьба обездоленной девушки из благородной семьи. Итак, решайтесь. Принимаете вы предложение?