Андрей Марченко - Письмо никому

• Название: Письмо никому
• Автор: Андрей Марченко
• Жанр: Исторические приключения

…Во время войны советский истребитель сбивает немецкую летающую лодку. Та только чудом не разбивается при посадке на воду. На берег выбираются немногие, но тут же попадают под атаку советской пехоты. На пляже остается тяжелораненый немецкий офицер — оберлейтенант танковых войск. Умирая, он протягивает советскому солдату пузырек с запечатанной в нем запиской. Прочесть написанное солдату не удается — содержимое оказывается зашифрованным… Речь идет о знаменитом «крымском золоте». Оно находилось на борту парохода «Принц», который затонул под Балаклавой в свое первое плаванье в 1854 году.

---

Но ошибались и те и другие — все рухнуло, буквально, в одночасье, без какой-то утечки информации. Собственно, и для милиции это было неожиданностью. Как признавались некоторые, приказ пришел «оттуда» — и тыкали пальцем в направлении чердака. Потому и взяли всех чуть не в течение часа, и почти тут же созвали пресс-конференцию.

Кандидаты в депутаты жаловались, что это такой грязный трюк местной власти — отвлечь внимание общественности от довыборов.

И люди, отправленные в места негостеприимные, не полагали, что цена их свободы — маленький клочок бумаги. К которому они, среди прочего, и касательства не имели.

Ведь среди конфискованного оружия был обнаружен пистолет, относительно которого баллистическая экспертиза однозначно установила: из этого оружия в начале года на снятой квартире были убиты три человека. Впрочем, виновными были признаны люди, которые некогда в преступной группировке состояли, но ныне в списках живых не значились. Они или лежали в земле, или были закатаны не то в бетон не то под линолеум. Таким образом, тремя трупами больше, тремя меньше — какая, в общем, разница?

Об этом писали в газетах. Отмечали, что в процессе следствия подозрения пали на совершенно невиновного человека. Пресс-служба рассыпалась горохом по полу, принося извинения за моральный ущерб. В этих статьях помещалось и фото бывшего подозреваемого, верней все тот же фоторобот. Отчего-то подозреваемый не соизволил появиться на глаза общественности, дабы получить извинения лично.

Зато по внутренней связи разлетелось: ориентировку за таким-то номером изъять, убрать объявления о розыске. Многие дежурные приказ про удаление объявлений проигнорировали — все равно оно уже десять раз заклеено другими бумагами, лицами, преступлениями.

Но в чертовски далеком городе Ярске дежурный прореагировал чуть активней. А именно нашел в этом письме повод пойти посплетничать с кассиршей:

— Слышь-ко… А ведь прекратили розыск человека, про которого ты донесла, что он будто у тебя билеты покупал.

— Поймали?..

— Да не вроде… Подозрения сняты…

— А там вроде парнишка при нем был? О нем ничего?..

— Да не… Ничего нет… А тебе-то с того чего?

— Да так… Ничего.

***

Примерно в то же время Егор бросил в почтовый ящик три письма. В одном лежал маленький кусочек бумаги, в двух остальных — его ксерокопия.

На нем значилось:

.. PUBOR X..

.. EJYVO …

Z BUDG. …

И, действительно, все три письма пришли по указанным адресам. И клочок точно встал на свое место.

Проверили с лупой — нет ли обмана, не другой ли это кусочек. Но нет — волокна обрывка точно походили к остальной части шифровки.

И какой-то лейтенант вбил ее в компьютер.

Компьютер здесь был помощней. Допотопная персоналка Геноссе была в своем роде гармонична — почти одинакового размера и цвета системный блок с монитором.

Системный блок этой машины напоминал не сколько компьютер, как шкаф средних размеров. Зато монитор смотрелся неуместным — хоть и с большой диагональю в двадцать один заокеанский дюйм, но плоский, даже тонкий.

И программа на нем работала быстрей, написана не любителями, вроде Геноссе, а профессионалами. Ведь на вооружении Советской Армии до последнего времени стояла шифромашина «Фиалка», которая по принципу ничем не отличалась от «Enigma». Оставалось только перебить разводку роторов, рефлекторов.

Пока компьютер работал, лейтенант, Макс и Игорь сидели тут же в аппаратной. Скучали, пили кофе, но почти не разговаривали. На соседнем суперкомпьютере Макс раскладывал пасьянс.

Через три часа все было окончено — принтер выбросил листок бумаги.

— Я могу быть свободен? — спросил лейтенант.

К слову, это был совсем иной человек, нежели тот, кто сидел за пультами в микроавтобусе, разъезжающем по Сырборску.

Ибо мало ли на свете лейтенантов. Этот так же не был осведомлен, даже приблизительно, что может находиться в могиле, которая седьмая в пятом ряду.

Макс кивнул и дал знак: удались.

Прочитал шифровку — и немецкий вариант, и его перевод.

— Бодайск это где? — спросил он.

Игорь пролистнул заранее приготовленный атлас:

— Кубань… Может такое быть?

Макс кивнул: действительно многое сходиться. Он откинулся на стуле и осторожно улыбнулся — похоже, это дело все-таки удалось распутать.

***

Возле Бодайска было три кладбища, но ни одно точно не походило под определение — была либо река, либо холм… То, которое было у реки, к тому же было на холме, и при нем была будто даже сторожка, довольно старая. Но у кладбища был существенный недостаток — оно появилось в пятидесятых годах, когда в Бодайске стали строить текстильный комбинат.

Но выяснилось — во время войны было еще одно кладбище, немецкое. Но при отступлении немцы танками его сравняли с землей. Место для своих мертвецов оккупанты выбрали получше, землю не экономили — ее по их меркам было предостаточно. Посему, отвели поле, на круче над рекою. Чуть дальше в степи возвышался скифский курган. Нашли какую-то бабку, старожилку, уже изрядно выжившую из ума. Та будто подтвердила — стояла на кладбище какая-то халабуда. Или не стояла?..

А еще, уже после того как при отступлении немцы его перепахали, над ним бой случился. И многих солдат заровняло так, что и хоронить не надо.

Иных же побросали в окоп и сделали из него братскую могилу. Впрочем, ее отметили знаком и с годами на ее месте вырос монумент.

О том, что здесь было немецкое кладбище, знали все местные. Знали, но считали за лучшее об этом не вспоминать, не разговаривать. После войны перепаханное кладбище пытались использовать по прежнему назначению, а именно, как колхозное поле. Но продолжалось это совсем недолго. Земля, как известно, на кладбище спокойная — никто могилы каждый год не перекапывает. Здесь же, после первой культивации, о поле пошла дурная слава — синие огоньки разгорались здесь словно факела. Весной на противотанковой мине подорвался трактор. Водителя только контузило, но он, придя в себе, заявил: битва за урожай — оно, конечно, да, важно. Но на это поле он больше ни ногой.

Затем летом в поле нашли покойника — бродяга прилег во ржи подремать, да и задохнулся. Или, как сказали местные бабки, — «солдатушки немецкие его дух к себе утянули».

Было бы, вероятно, дрянное зерно с этого поля, пропитанное фосфином. Но председатель совхоза надеялся на знаменитый русский «авось»:

— А что, свезем на элеватор, — говорил он своей жене. — Там оно смешается с зерном из других колхозов. Даже если кто и помрет — случится это далече, кто докажет, что из-за хлеба, из-за нашего зерна. Ну помрет кто… Так ведь нам план надо давать!

Ну да, ну да… План в те времена надо было давать решительно и безапелляционно. За его недодачу могли и во вредители записать…

Но все решилось к лучшему и для председателя, и для далеких жителей городов, не съевших пропитанную трупным ядом буханку. В один жаркий летний вечер от синего факела рожь занялась да и выгорела под корень.

На следующие года поле определили под пар. Казалось бы — чего станется, должен выйти этот трупный газ и все дела…

Но произошло что-то непонятное. Земля, растревоженная на поверхности, пошла волнами и в глубине. То ли гробы поразительно быстро сгнили, то ли их не было изначально, то ли земля выдавливала наружу павших позже на этом самом месте красноармейцев и их противников.

Но когда в следующий раз попытались включить поле в севооборот, случалось, что лемех плуга выворачивал на поверхность кости, черепа. И иной агроном, вышедший удостовериться, что колхозный урожай заколосился, уподоблялся Принцу Датскому, разглядывая череп то ли Иоганна, то ли Ивана.

В общем, в конце концов, поле определили под пастбище. Причем выпасали на нем только скот колхозный, никак не индивидуальный.

Когда Макс и Игорь прибыли туда и осмотрелись вокруг, нахлынула тоска, почище той, что возникала во время путешествий по бескрайней и безлюдной Сибири.

— Широко ты, колхозное поле… — заметил Игорь… — Просто удавиться можно как широко…

— И что делать будем? — спросил Максим.

— Тут два выхода… Либо копать, либо не копать… Поскольку копать будем не мы, то, думаю, первое…

И, действительно, работа завертелась. Сначала, конечно, пустили товарищей с металлоискателями — вдруг бы получилось найти саквояж с золотом просто как большой кусок металла. В самом деле, нашли всякую мелочь вроде потерянных лемехов плуга. Но золота не было. И в самом деле — отчего оно должно быть, успокаивался Игорь: золото — металл немагнитный…

***

— Так ты можешь сказать, как тебе удалось с ними договориться? — спросил Антон, глядя очередной выпуск новостей.