Сергей Эс - Виток жизни

• Название: Виток жизни
• Автор: Сергей Эс
• Жанр: Альтернативная история

…В этом машина времени совершила прокол. Вместо того, чтобы стать врагом своим прадедам, я полюбил страну Советов. (По мотивам и в пику фильму «Мы из будущего»).

---

Но… Было в этот день и «но». Вечером, уже перед сном мне вспомнилось, что «Буран» так и остался невостребованным, что в девяностые годы мы сдали свои космические позиции, что Путин, которого все почему-то до сих пор считают державником, утопил в океане станцию «Мир» — последний символ нашего космического могущества. До сих пор не могу поверить в то, что это было вызвано какой-то угрозой со стороны «Мира», который выработал свой срок и, якобы, мог упасть куда-нибудь не туда. За все свои советские годы я видел много шахт и заводов, которые работали, уже порядком поизносившись, но их не закрывали, находили возможность их реконструировать, поддерживать в рабочем состоянии, поскольку они давали стране крайне нужную продукцию. А необходимость в «Мире» в девяностые годы была наиострейшая. Он нужен был разваливающейся стране хотя бы как символ, как обозначение своего державного присутствия в космосе, как надежда на возрождение нашей мощи, утекающей, как вода в песок. Работяга «Мир» тоже давал свою продукцию, невероятно важную и неповторимую для страны. Его продукцией был национальный дух. Кстати, недавно я узнал, что американцы отремонтировали какой-то свой престижнейший и такой же износившийся спутник-телескоп в космосе («Хаббл», кажется). Сделали это даже с риском для жизни. Их астронавты выполняли всю работу без страховки с Шаттла. И пусть теперь наши должностные лица не оправдывают затопление «Мира» тем, что его невозможно было отремонтировать. Уж нашими-то руками!..

Однако эти мысли мне пришли в далеком эйфорийном шестьдесят первом году, когда всеобщее ликование было таким беспредельным, что на волне невероятного взлета духа мне подумалось, что после такого события представить себе затопление «Мира» просто немыслимо, и оно теперь не случится, оно теперь просто не может случиться. Я вдруг начал сомневаться. Сомневаться в принципе.

И на этом надо остановиться особо.

Я ведь в те годы начал думать, что с историей произошло что-то необычное, что она пошла не по тому пути, который я знал из учебников, что она свернула в какую-то чистую и ясную параллель. Это позже я понял, что никаких перемен с историей не было, что все дело было во мне, точнее говоря, в заложенных в мою голову ложных стереотипах о той жизни, которые просто разбивались, сталкиваясь с реальной действительностью. Время излечивало меня, выправляя мои свернутые мозги, а история шла по своему единственному пути.

Это были счастливые годы. Я даже сменил работу, в смысле, наконец, устроился по своей специальности. Ведь я учился на историка-архивиста. Я и устроился работать в архиве. Впрочем, приставку «историк» из названия моей специальности можно было ко всем собачьим чертям выбрасывать, ибо, как оказалось, в наши головы вложили совсем не ту историю, которая реально открывалась передо мной. Вы можете сказать, что история не может зависеть от преподавания или политики, что это лишь голые факты. Я тоже так думал до этих пор. На самом деле история — это, прежде всего, логика, точнее говоря, это логические связки между разными фактами. Это такая же наука, как и математика. Она, по сути, изучает логику появления событий. Убери эти связки, история рассыплется как бусы без нити, поскольку факты, сами по себе, не встроенные в логику событий, остаются в голове просто хламом, который мозг не способен анализировать и вскоре выбрасывает за ненадобностью. Ведь думаете, почему я «проспал» полет Гагарина? — Потому, что это событие в моем зомбированном подсознании было заложено совсем в другой логической цепочке. Нам ведь внушили, что советская космонавтика — это отрыжка гонки вооружений, что сначала наделали из агрессивных милитаристских побуждений ракет, а затем решили посадить на них людей. А полет Гагарина — не более чем дешевый популистский пиар, который нужен был только для того, чтобы прославить социализм. Но в реальности я видел, что гонка вооружений для нас была вынужденной. Я не видел ней признаков агрессивности. Более того, наше оружие помогало многим странам освобождаться от внешней зависимости. А раз так, то эта логическая цепочка рассыпалась в моей голове, и полет нашего космонавта оказался как бы в большом белом логическом пятне.

Надо ли говорить, что это событие сильно встряхнуло меня? Будто это белое пятно в моей башке с громким пшиком лопнуло. Все открылось мне совсем с другой стороны. В моем сознании выкристаллизовалось совершенно новое видение этой части нашей истории. Это было, как я уже сказал, Высочайшее Вознаграждение великому народу за его долгую тысячелетнюю миссию на нашей Матушке-Земле, за его страдания и самопожертвование, за его высочайший моральный дух. Это было и следствием невиданного технического рывка державы. Один из американских специалистов как-то сказал, что постройка космического корабля — это не результат озарения одного гениального конструктора. В нем воплощен труд тысяч предприятий и огромного числа инженеров и высококвалифицированных рабочих. Этого можно достичь только самыми современными технологиями и материалами. Это возможно только при самой прогрессивной системе образования. Неслучайно американцы после полета Гагарина поставили вопрос о реформе своей начальной и средней школы. Это событие вытекало из глубокой исторической логики начавшегося прорывного шествия великого народа к далекому светлому будущему. И я теперь окончательно поверил людям, поверил, что они способны построить свое светлое будущее. Увиденный собственными глазами взлет державы на космические высоты окончательно вытряхнул из меня все остатки ложных исторических цепочек, и я уже полноценно ощутил себя советским человеком.

Но из космических высот вернемся на нашу землю. В моей жизни случилось еще одно невероятное событие — я получил квартиру. Это была обычная и жутко тесная хрущевка — та самая хрущевка, которая ныне склоняется, как символ совковой убогости. Но, заселяясь в свою клетушку, я был невероятно растроган и, вспоминая все издевки над хрущевками, начал осознавать иную убогость — убогость надменных и ущербных потомков, не понимающих реальностей, в которых жили их отцы и деды. Ведь с помощью хрущевок страна уходила от другой своей беды — от бараков и коммуналок. Кстати, о коммуналках, которые ныне тоже выставляются характерным признаком совковости. Надо бы напомнить иным гнусным борзописцам, что коммуналки появились на заре советской власти, когда рабочий и служивый люд расселяли из бараков царских времен, когда за неимением необходимого количества жилья людей селили в бывшие барские многокомнатные квартиры. Для своего времени это было шагом вперед, поскольку люди сменили трущобы на комнаты (хотя бы комнаты!) в благоустроенных многоквартирных домах. А в шестидесятых стали расселять и коммуналки. Это делали очень быстрыми темпами. Стремились строить как можно больше жилья. Отсюда и внешняя однотипность, незамысловатость домов тех лет. Но выбор был таким: либо люди очень быстро получат хоть какое-нибудь жилье, либо будут мыкаться, где попало. Но и сами хрущевки предполагались как временная мера, они ведь рассчитывались на пятьдесят-шестьдесят лет, а, видя те семимильные шаги, которыми двигалась страна, легко можно было поверить в то, что в течение шестидесяти лет хрущевки будут заменены более совершенными и красивыми домами… Все это фактически свершалось перед моими глазами, и я словно проходил новые, самые высшие курсы истории своей страны, изучал ее заново — но теперь уже не по учебникам. Я освобождался, освобождался и освобождался от невероятно большого количества лживых стереотипов о своей стране и своем народе.

Было время, когда я подумывал начать поиски своей фронтовой медсестры. Но только подумывал. У нас ведь не было с ней тех безумных отношений, какие были показаны в фильме. Если она осталась жива, то у нее могла сложиться своя жизнь. Да и к тому же, как я объясню ей, почему не вернулся из той разведки?

Хотя, нет! Бывало, что в теплые майские дни, когда отмечавшие Великую Победу фронтовики, надев боевые ордена, встречались друг с другом, вспоминали сражения и погибших товарищей, я, сильно завидуя им, безумно завидуя их слезам от неожиданных встреч, вдруг ощущал горькую тоску по той далекой медсестре. И мне хотелось плюнуть на все, найти ее, упасть ей в ноги и просить прощения. Не любви, не дружбы, а именно прощения… И она мне снилась… в такие дни обязательно… И просыпался я посреди тех ночей от собственных рыданий. И утыкался я в подушку, вжимался в нее, давя вырывающийся вой…

Часть III. Виток судьбы

Шли годы, шли десятилетия, и, наконец, случилось то, что случилось.

В первое время мне даже не верилось, что история подходит именно к тому финалу, который был мне заранее известен. Ведь так хорошо все складывалось. Трудности, с которыми мы столкнулись в восьмидесятых, были такими ерундовыми, что стране, имевшей великую историю, было вполне по силам с ними справиться. Да, я видел пустые полки магазинов, однако поражался не им, а тому, насколько это было не так страшно, как спустя десять лет нам начнут вливать по телевизору. Даже Горбачев мне казался совсем не таким, каким он почему-то запомнился в моей прежней жизни. Он виделся совершенно искренним борцом за то же светлое будущее, за которое билось общество. Но все это оказалось обманом.