Джон Херси - Возлюбивший войну

• Название: Возлюбивший войну
• Автор: Джон Херси
• Издательство: Художественная литература,
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1970

ХЕРСИ (Hersey) Джон Ричард (1914-93), американский писатель. Антифашистские романы ("Возлюбивший войну", 1959). Аллегорические романы ("Заговор", 1972) о свободе и долге, власти и насилии. Сатирическая антиутопия "Скупщик детей" (1960) о технократии. Роман "Ореховая дверь" (1977) о бесплодии "контркультуры" и обретении нравственных устоев.

---

На следующий день, двадцать шестого мая, стояла превосходная погода, но нам объявили, что вылет не состоится. Самое худшее заключалось в том, что нас заблаговременно не предупредили; мы ничего не знали до десяти утра, и я почувствовал, как мне осточертел и штаб крыла, и этот псих Уэлен; если бы нас оповестили накануне вечером, я мог бы договориться с Дэфни о встрече. Все у нас на базе очень нервничали, особенно глядя на тех, у кого уже закончился срок пребывания в Англии, - человек тридцать с лишним "счастливых вояк", как мы их прозвали, хотя они уже больше не были вояками, да и счастливыми тоже. Во второй половине дня я присутствовал на бейсболе - отбирали игроков в сборную команду авиагруппы; Мерроу так неистово, по-детски "болел" за Клинта Хеверстроу, что его любимца едва не прогнали из команды; только редкое умение Клинта брать низкие мячи заставило тренера забыть о хриплых, вызывающих раздражение выкриках Мерроу и взять Хеверстроу в первый состав. Можно было подумать, что решение тренера оказалось для Мерроу куда важнее, чем рухнувшая надежда стать командиром эскадрильи. Я чувствовал себя обессиленным и наполовину свихнувшимся: в какое глупое положение поставил себя Мерроу! Мне захотелось проехаться на велосипеде.

Было уже почти шесть. Я обогнул аэродром по кольцевой дороге, добрался до ворот на Бертлек и поехал деревенскими проселками. Шелковистое небо отливало розовато-белым, пробуждая воспоминания о штокрозах в родном Донкентауне. Теплые лучи солнца освещали живые изгороди и засеянные поля. Мне все осточертело. Я вернулся на базу, зашел в офицерскую столовую, бросился в одно из пропахших пивом кожаных кресел и некоторое время слушал радиопрограмму для американских военнослужащих с участием Френсис Ленгфорд, Джинни Саймс и Конни Босуелл, причем все, что я услышал, вызывало только одно желание: разнести в пух и прах это помещение.

Я позвонил Дэфни.

- Послушай, бэби, - сказал я, - нам иногда в последнюю минуту сообщают, что полет не состоится, так ты бы сочинила у себя на работе какую-нибудь небылицу для таких непредвиденных случаев.

- Я что-нибудь придумаю, Боу.

В ту ночь я совсем не спал, а наутро всю нашу авиагруппу послали в утомительный учебный полет для тренировки прибывшего пополнения. По возвращении выяснилось, что этот полоумный Уэлен вывесил новые приказания. Правила пользования велосипедами. Включение фар с наступлением темноты. Левая сторона дороги, как и для всех остальных... И потом вот тебе! Никто не имеет права уезжать на велосипеде дальше, чем за пятнадцать миль от базы. Таким образом, Кембридж оказывался для нас "запретной зоной".

Я бросился к телефону-автомату и позвонил Дэфни на работу.

- Послушай, Дэф, - сказал я. - Первым делом, как только представится возможность, я сниму комнату в Мотфорд-сейдже.

Это для того, чтобы мы с ней могли бы хоть время от времени оставаться наедине. От нашей базы до Мотфорд-сейджа легко доехать на велосипеде, а она могла добраться на автобусе.

- Великолепно, дорогой!

У меня сразу повысилось давление.

14

В комнату ворвался Мерроу. Задыхаясь, он сообщил, что некая леди Майнсдейл приглашает всех офицеров нашей авиагруппы и офицеров английских ВВС в свое большое загородное имение близ Бертлека, на чай во второй половине дня. Мерроу принялся уговаривать меня пойти вместе с ним. Он высказал предположение, что леди Майнсдейл такая же эротоманка с черными глазами, как и многие другие английские аристократки, чьи мужья сражаются в пустынях, и что там, несомненно, нас ждут целые стада местных дам, приглашенных для увеселения военных. Подавать, конечно, будут херес - прославленное средство, употребляемое некоторыми английскими дамами-энтузиастками для разжигания полового влечения. Я был в таком паршивом настроении, что согласился. На нескольких транспортерах поехало человек сорок изголодавшихся по женщинам летчиков, в том числе и я с мыслями о Дэфни. Подъезжая по тряской длинной аллее к имению леди М., мы заметили роту ополченцев - самое жалкое сборище калек и еле передвигающихся белобилетников. Они проводили здесь, на роскошных лужайках имения леди М., очередное еженедельное занятие по тактике и, вооруженные охотничьими ружьями и ломами, преследовали воображаемых гуннов. Зоелище было поистине трогательное, что не помешало нашим летчикам высмеять и даже освистать стариков, словно эти ревностные защитники империи были кучкой девочек-старшеклассниц. В самом начале нашего визита выяснилось, что леди М. семьдесят три и что у нее есть сестра шестидесяти девяти лет. "Вот она и есть эротоманка, Базз", - сказал я, и он хлопнул меня по плечу. Ни единой девушки, лишь большая группа ребят с авиабазы бомбардировщиков "стирлинг" около Мотфорд-сейджа. Две престарелые красотки отнеслись к нам, как к школьникам. В какие игры мы играли! В перетягивание. Леди М. и ее сестра Агата усадили на отполированный паркет в две цепочки по девять лайми и янки; каждый сидел, широко расставив ноги и обхватив за живот сидящего впереди партнера; головные игроки той и другой партии держали в руках конец палки от швабры; по сигналу Агаты каждая цепочка принималась тащить палку в свою сторону. Офицеры ерзали по полу задами, пыхтели и визжали. Раз выиграли англичане, раз мы во главе с Мерроу, который держался за палку. Потом прятки. Потом ребята из английских ВВС предложили игру под названием "Вы здесь, Мориарти?". В игре участвовали двое; они стояли на коленях с завязанными глазами и держали друг друга левой рукой; в правой у каждого была дубинка - свернутый в трубку журнал; цель игры заключалась в том, чтобы угадать, в какую сторону попытается уклониться противник и хлопнуть его по голове. Милые старушки вовремя заметили назревающую драку и подали чай. Мы хватали угощение и глотали, как голодные волки.

Перед концом леди М. встала на стул и сладким мелодичным голосом спросила:

- Я обнаружила, что у нас еще остался пряничек. Что мне делать? Кто из вас, милых офицериков, подскажет, что я должна сделать с этим последним пряничком?

Мерроу, изумительно похоже копируя старину Уэлена, суровым тоном произнес:

- Первый, кто подскажет леди, что она должна делать с пряником, получит тридцать суток гауптвахты.

15

На следующий день Мерроу уехал на склады. Нам объявили о предстоящем рейде в Бремен на судоверфи; Салли поднял нас в два тридцать утра, мы прошли все обычные процедуры, а потом вылет отменили, что, конечно, разозлило нас, как кошек, попавших под дождь, и мы снова пошли спать. Во второй половине дня все экипажи собрали перед зданием штаба прослушать лекцию старика Уэлена (на этот раз мне показалось, что Мерроу прав, утверждая, будто наш полковник сходит с ума) о сохранении военной тайны, недопустимости болтовни, особенно в пьяном виде, и всяких разговоров с дамами легкого поведения с Пиккадилли; единственное, что я запомнил в тот день, так это каверзную проделку Линча с экипажем, который он сформировал для Шторми Питерса.

В последнюю минуту перед перекличкой из здания выскочили основательно подвыпившие Шторми Питерс, док Ренделл и несколько парней из разведывательного отделения штаба и подстроились к нам в качестве отдельного экипажа; незадолго до этого их мифический самолет окрестили "Синезадым бабуином", а Линч заставил Чарлза Чена нарисовать некое чудище - полусамолет, полуобезьяну, сделал с рисунка фотографии размером в почтовую открытку и вывесил среди опознавательных силуэтов и рисунков машин в различных канцеляриях базы. Вокруг "Бабуина" уже складывался непристойный фольклор, причем все мы знали, что его главным вдохновителем являлся Линч. После того как нас распустили, я попробовал было заговорить об "этом типе Линче", но Мерроу сердито меня оборвал.

16

Я приехал на велосипеде в Мотфорд-сейдж и снял комнату. Это оказалось нетрудным. Я попросил у бармена в "Голубом якоре" адреса меблированных комнат, бармен, в свою очередь, опросил нескольких горожан, сидевших за кружкой пива, и они порекомендовали мне некую миссис Порлок со Стенли-крессент, кривой улочки на окраине города, застроенной оштукатуренными домами за оштукатуренными заборами, - жалкая пародия на столичную респектабельность. Миссис П. оказалась толстой, много пережившей женщиной; после утраты мужа и четырех сыновей (двое ее мужчин утонули с "Рипалсом", один погиб в пустыне, одного убили в Нарвике, и один пропал без вести в Дюнкерке) у нее не осталось ничего, кроме комнат и воспоминаний, и за недельную плату, ниже стоимости бифштекса с гарниром в Донкентауне, она сдала мне на верхнем этаже уединенную комнату; в ней когда-то жили двое ее мальчиков, рабочих подростков, и здесь еще сохранились их вещи: спецодежда, футбольные башмаки, коробка гаечных ключей, коробка с детскими игральными шариками, дешевые свинцовые солдатики, медный волчок, деревянная линейка - миссис Порлок специально для меня вынимала одно за другим все эти сокровища своего сердца. Женщина прекрасно все поняла и спросила: "А она будет жить постоянно или время от времени?"