Сергей Алексеев - Мутанты

• Название: Мутанты
• Автор: Сергей Алексеев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-403-01264-5,978-5-17-059804-5

Районный центр Братково разделен пополам между Россией и Украиной. Так получилось, что многие жители села, русские по происхождению, оказались на Украине, а украинцы – в России. Посреди села стоит башня-таможня, а вдоль границы идет бетонная стена. Селяне говорят на причудливой смеси языков, а занимаются в основном контрабандой. К пану Кушнеру, депутату Верховной Рады, имеющему резиденцию на краю села, приезжает чиновник из НАТО, американец Джон Странг. Узнав, что в окрестностях села бродит загадочный мутант, американец решает добыть его во что бы то ни стало…

---

– Может, зверь тебя испугал? – предположил он. – Кабанов-то вон сколь развелось, и медведи по второй заставе пешком ходят…

– Сам ты медведь! Что я, не отличу дикого зверя от этой твари? У ней ведь не лапы, а руки были. И бородища – во! Может, даже инопланетянин. Передают вон, гуминоиды эти на Землю давно прилетели. Корабль у них сломался. Может, поселились на заставе и живут? Там же нынче всякая бродяжня обитает…

– Бродягу ты и видела!

– Вот чего пристал к женщине? Не верит, а?! Ты мне всю жизнь не верил, потому и под откос ее пустил, бандера недобитая!

– Да будет тебе, Елизавета, – проворчал дед вполне добродушно. – Ну, поглядела на лешего, и хрен с ним. Живая осталась, и ладно.

– Не на лешего, а на снежного человека! А то на гуминоида…

– Нехай и на снежного…

Старуха уже отдышалась, взяла себя в руки и, как бывало в таких случаях, от негодования аж присела, как кошка, уши прижала и зашипела:

– Ох, и хитрый же ты, чума оранжевая! Будто соглашаешься, а сам себе на уме! Ух, порода ваша хохляцкая! И вообще, ты что тут делаешь? На территории чужого государства? Как нынче твоя фамилия? Курвенко?

– При чем здесь фамилия? – Теперь уж дед рассердился. – Что ты в самом-то деле? Я к тебе по-доброму шел, обрадовать хотел!

– Ну-ка геть в свою самостийную Украину! Нечего тут выглядывать да вынюхивать, натовский прихвостень!

Дед только рукой махнул и пошел к таможне, ибо знал: если Сова новую его фамилию вспомнила, значит, ее понесло и толку не добиться.

Он и в самом деле всю жизнь был Куров и считал себя русским, а тут, когда райцентр разделили демаркационной линией и он вместе со своей половиной хаты очутился в Украине, по решению районной Рады всех переписали на хохляцкий манер и выправили соответствующий паспорт. Делили-то второпях, как придется, и получилось, что все москали оказались в Украине, а хохлы в России – так уж с давних пор заселено было Братково. Кто бы думал, что когда-нибудь раздерут село на два государства?

Степан Макарыч документа не принял из принципа, так сначала пенсию перестали приносить, а потом обманом старый забрали и новый всучили. Из-за того и российского гражданства не дали, хотя он в газету написал, что не хочет примыкать к Украине. До Верховных судов обоих государств дошел, чтоб восстановить справедливость, сотню справок разных собрал, живых свидетелей разыскал, три общих тетради на письма перевел – не помогло. И тогда ветеран партизанского движения объявил свою хату со двором отдельной державой, нарыл ходов из своего подпола, чтоб бороться с экономической блокадой и чувствовать себя вольным, после чего отказался подчиняться каким-либо законам и властям. Хотел еще свои деньги напечатать, почтовые марки и герб нарисовать, продавать все это и жить, как Папа Римский, но потом слегка поостыл. Крестник его, Мыкола Волков, человек политически грамотный, тайно посоветовал назвать государство размером в полхаты – Киевская Русь. Он был мастер придумывать всякие комбинации. Чтоб никому обидно не было, дескать, всегда будет политическое оправдание. Если государство Израиль, которого не существовало тысячи лет, восстановили, то почему бы не возродить Киевскую Русь, хотя бы не с целым народом, а в лице одного человека? Несколько лет Куров с этими идеями носился, однако древнее восстановленное государство не признали даже в сельпо, где отпускали товары под запись.

Елизавета же Трофимовна с того самого дня, как узнала, что дед теперь Курвенко, да еще услышала сплетни, мол, он по своей воле стал так называться, во всяком споре использовала это как самый веский аргумент – чтоб обидеть до глубины души.

Даже козла своего Степаном назвала…

А дед был москаль прирожденный, поскольку родился и вырос в Московской области и зимой сорок первого, после краткосрочных диверсионных курсов, был заброшен на парашюте в брянские партизанские леса – немецкие эшелоны под откос пускать. Его тогда никто в отряде ни по фамилии, ни по имени не звал, из конспиративной необходимости ходил он под кличкой Кур, то есть петух. Так же звала его и будущая, а теперь уже бывшая, супруга, которая еще совсем девчонкой в отряде товарища Ковпака стирала белье, пулеметные ленты патронами набивала и носила, как и до сих пор, фамилию Совенко…

Куров и сам чуял, что к старости обидчив стал и, должно, от Совы заразился желанием мелкой мести, ибо отошел от поскотины, обернулся и крикнул:

– Ты бы, дура-баба, прежде спросила, зачем я к тебе в сопредельное государство ходил!

Елизавета Трофимовна насторожилась, но из гордости не переспросила. И тогда дед с удовольствием подразнил ее:

– От Юрка письмо пришло! Одному мне адресовано! Бабка Сова в тот час же дернулась было следом и даже рукой махнула, но Степан Макарыч лишь прибавил шагу.

Юрко был их хоть и не единственный, но самый дорогой, воспитанный чуть ли не с пеленок, любимый внук…

* * *

Дед Куров особенно-то не распространялся о том, что ему Сова поведала, – дабы сплетен не разносить, поскольку сам все-таки не поверил ни в лешего, ни в снежного человека. Крестнику своему, Мыколе Волкову, только и рассказал в тот же день. Да и то шутливо, дескать, крестная его сегодня по грибы пошла, и ее в лесу какой-то человекоподобный зверь, навроде гориллы, чуть лапами не схватил. Так она корзинку бросила и бегом прибежала со второй заставы – а это тебе не ближний свет, – вон, мол, еще сколько здоровья у бабки!

Николай Семенович был образованным, с молодости в начальниках ходил, даже одно время, под закат советской власти, председателем Братковского райисполкома работал. Но с женами молодому предрику не везло: первую у него посадили за растрату, из-за чего и сам он пострадал; вторая ушла, занявшись бензиновым бизнесом, и теперь Волков жил гражданским браком с третьей – властной и своенравной Тамарой Кожедуб, судебным приставом москальского районного суда. Она через брата своего, пана Кушнера, и устроила Волкова на хлебное место – начальником украинского таможенного пункта. А начальником российского был Шурка Вовченко, как две капли воды похожий на Мыколу, поэтому иногда их путали и поговаривали, что они от одного отца, только от какого, решить не могли.

Волков-то сначала на все это дело купился, но когда вкусил жизни с Тамарой и таможенной работы, стал одинаково томиться как от сожительства, так и от своей службы, куда его определили чуть ли не насильно. В последнее время он жаловался, что стремительно тупеет, теряет былой интеллект, подвижность ума и речи, оттого что заставляют учить украинский язык. Мол, в голове происходит мешанина, сумбур и даже болезнь развивается редкая и заразная – раздвоение сознания. Это когда один и тот же человек кажется то слишком умным, то ну просто дурак-дураком. Возможно, от этого заболевания у Мыколы появились две тайные мечты, которые исключали друг друга. Первая – избавиться каким-то образом от Тамары, а вторая – вернуться в районную власть, головой администрации или, на худой случай, председателем районной рады. Но вторая мечта была как раз и неосуществима без официальной женитьбы на сожительнице. И потом, записанный украинцем, Мыкола Волков толком не знал государственного языка, а без этого занять столь высокую должность ему тоже не светило. Говорил он на суржике, дикой смеси москальского, хохляцкого и бульбашского, как и все остальные, за редким исключением, жители Братковского района. А требовалось владеть настоящей украинской мовой, дабы и другим пример показывать, поскольку Сильвестр Маркович, то есть пан Кушнер, от которого зависело назначение, терпеть не мог языка кацапов. Поэтому крестник Степана Макарыча, сидя на таможне, вот уже год без малого размышлял, как поступить, и на всякий случай зубрил эту мову по школьным учебникам.

С охолостившимся дедом Куровым они в какой-то степени были товарищами по несчастью – что касаемо женщин, раздвоенного сознания и самого образа жизни, и именно это сближало их больше, нежели отношения крестного родства. Сойдутся бывало, выпьют горилки и давай толковать о наболевшем – глядишь, и легче становится.

Выслушав крестного, Мыкола высказал мысль, якобы то не зверь крестную ловил, а самый обыкновенный мутант, прибежавший в эти края из чернобыльской зоны. Там-де некоторые селяне жить остались и нарожали уродов, и вот эти полулюди, полуживотные существа уже выросли и разошлись: кто в Украину, кто в Белоруссию или Россию, и теперь бродят по лесам, народ пугают, а больше свеклу с полей воруют, овец, телят, или молодых девок ловят и волокут в свои берлоги. И хоть внешне похожи они на человека, но шерстью обросли, бывает, и по три глаза у них, или, хуже того, рога на головах вырастают, и даже хвосты. Истинно, черти ! Но, говорят, быстро стареют, живут недолго – к двадцати годам все помирают. Мол, еще в прошлом году Шурка Вовченко, российский таможенник, от безделья увлекающийся всяческой чертовщиной, на той же второй заставе наблюдал человекоподобное существо, которое живет скрытно, почти не оставляет следов и, скорее всего, обитает в уцелевшем бункере. Зимой босой и голый ходит, так шерсти только на подошвах нет, как у медведя. У них, дескать, происходит замутнение генов, потому и называют их мутантами. И этот же Шурка придумал легенду, будто это не кто иной, как черный партизан, – по аналогии с черным альпинистом: когда-то брошенный в беде своими товарищами, он, ставши бессмертным, ходит теперь партизанскими тропами и ищет их, чтобы отомстить. Полное вранье, конечно, ибо Куров лучше всех знал: партизаны даже мертвых своих товарищей не бросают.