Герт Нюгордсхауг - Кодекс смерти

• Название: Кодекс смерти
• Автор: Герт Нюгордсхауг
• Жанр: Детектив
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00729-3; 5-300-00728-5

Третий роман из серии о Фредрике Дрюме.

---

Придя в себя, он обнаружил, что лежит на полу. Было холодно, и он не сразу сообразил, где находится. Наконец вспомнил. Потрогал голову, нащупал справа огромную шишку. В комнате царила тишина. Ни звука. Густой мрак.

С трудом поднявшись на ноги, он ощутил дикую боль в виске. Поискал ощупью фонарик — нашел: он закатился под огромную кровать. Ну конечно, Фредрик ударился головой о перекладину балдахина над кроватью.

— Идиот! — прошипел он.

Добравшись через несколько минут до своей комнаты, он напился воды из стоящего на тумбочке стакана. Место укуса на руке жгло довольно сильно, но Фредрик не придал этому значения. Пение прекратилось.

Пение?

Он взялся за голову и застонал. Разделся и постоял перед комодом, глядя на дурацкую латинскую цитату. «Идущие на смерть тебя приветствуют». Слова гладиаторов, адресованные Цезарю на Форум Романум. Он взял лист бумаги и решительно написал большими буквами: «Plaudite, cives!» Аплодируйте, граждане! Прикрепил лист к стене ниже рамки. Последний знак милости Цезаря обреченным.

Приняв душ, он осмотрел в зеркало шишку на голове. Хороша. Залепил пластырем паучий укус.

Фредрик проснулся рано в отличном настроении. На часах не было еще и восьми. Ночные странные события казались нереальными. Зато вполне реальной была вчерашняя чудесная встреча с Женевьевой.

— Женевьева, — громко произнес он, продолжая рассматривать себя в зеркале.

Подмигнул сам себе. Кажется, в жизни Фредрика Дрюма предвидится перемена? Он робел, сторонился женщин. И то, что произошло вчера, оставило глубокий след в душе. Он все еще слышал запахи. Скоро снова увидит ее. «Бурбон»! — сказал он сам себе. Редкий случай самокритики.

Выйдя в коридор, он постоял несколько секунд перед дверью в комнату, куда заходил ночью. Не удержался — потрогал дверную ручку. Дверь была заперта.

До четырех часов, когда он встретится с Женевьевой, было ох как далеко. Он поймал себя на мысли, что все прочее — пустяки. Не лучше ли махнуть рукой на всю эту затею с «Кодексом Офанес», забыть про раскопки, про Донато д'Анджело и попросить Женевьеву поскорее собрать вещички, чтобы они вместе убрались отсюда, прежде чем он окажется замешанным в какие-то каверзные дела? У Фредрика Дрюма было острое обоняние, и он уже учуял знакомое амбре. Или он преувеличивает? Склонен во всем видеть подвох только потому, что кто-то зло подшутил над ним по пути в Офанес?

— Фредрик, — громко обратился он к себе, садясь на кровать. — На этот раз ты обуздаешь свою любопытство, станешь держаться подальше от всего, что тебя не касается. О'кей?

И сам ответил:

— О'кей.

Но думать тебе не запрещено? Конечно, нет. Думать можно сколько угодно. В этой комнате, в этой келье он может размышлять спокойно, без помех. Например, о взаимосвязях. О возможной связи между своим пребыванием на скальной полке и смертью двух подростков. Очень просто: в обоих случаях объекты, в большей или меньшей степени, имели касательство к сделанным здесь археологическим находкам. Можно думать о возможной связи между появляющимися на стене его номера загадочными латинскими изречениями и песней, которую он слышал ночью. Добавив к этому слова хозяина гостиницы о каких-то проблемах. Тут олицетворением связи могла быть Андреа, та худая женщина — экономка? любовница? — что бродит по дому с испуганным и мрачным видом.

Взаимосвязей может быть много. Но ему недостает нужных звеньев. Гадать бесполезно. Надо сосредоточиться, оттачивать смекалку.

Последующие два часа он оттачивал ее, оперируя Трифемо-Шампольонским винтом. Всякими хитроумными способами подбирал ключи к фрагменту № 233 XII в «Кодексе Офанес». Примерял тайнопись арабского мудреца аль Маль-ах-Квида, перемещался в Тибет и проверял пригодность огненного письма Четырнадцати Священных Монахов из Тилиндских книг. Расчленял корни в Тетраграмматоне шумеров, подыскивая новые подходы. Перебрал сорок важнейших криптосистем, развитых Трифемом, обратился к пиктограммам и орнаментальному письму древних ликийцев. И все напрасно. Четыре строки таинственных знаков не поддавались, он не видел ни малейшего просвета. Не видел даже намека на какой-то след.

Однако за этим занятием восприятие обострилось, глаза, проникая сквозь толстую каменную стену, видели замок на вершине холма, видели ворон, сидящих на веревке с сохнущим на ветру бельем. Больших, черных, хриплых ворон, которые взмыли в воздух, когда какая-то женщина принялась убирать белье.

Фредрик достал несколько толстых томов «Античной философии». Открыл — сперва наугад, потом все более целенаправленно углубился историю пифагорейцев. Самосец Пифагор поселился в Кротоне. Не исключено, что развалины, раскопанные здесь, в Офанесе, как-то связаны с последователями Пифагора. Может быть, решение загадки, дешифровку кода следует искать у этого знаменитого философа?

Пифагор и впрямь был выдающейся личностью. Сколько всего понаписано о его жизни и учении. Философ и поэт Ксенофан («Ксенофан — Офанес?» — записал Фредрик в своей тетради), касаясь своей веры в переселение душ, рассказывает, как его мудрый учитель, увидев, что кто-то избивает собаку, велел прекратить это, потому что в эту собаку вселилась душа одного из его друзей, коего он узнал по ее голосу. В разных сочинениях Пифагор представал как чудотворец и обладатель чуть ли не сверхъестественного провидческого дара, ему приписывали родство с мудрыми богами Востока. Пифагор вполне мог быть аналогом персидского Заратустры или египетского Гермеса Трисмегиста.

«Индийский мистицизм?» — продолжал размышлять Фредрик. Философия санкхья… Может быть, в ней истоки учения Пифагора?

В представлении Пифагора душа была высшим, богоподобным существом — демоном, привязанным к материальному миру до своего очищения, после которого она может вернуться к своему божественному началу. Однако вместо того, чтобы углубиться в мистицизм и аскетическое самоограничение с выходом в метафизику, пифагорейцы занимались арифметикой, геометрией и астрономией. Математика служила орудием для очищения души. И была развита Евклидом, Аристархом и Архимедом.

Фредрик задумался. Учение Пифагора как раз могло быть метафизическим! Метафизика стояла над науками о числах и понятиях, каковые служили только средством для высшего познания. О'кей. О'кей — арифметическая метафизика видела основу основ в числах. А как же с применением чисел? Эрметика, сказал себе Фредрик. Каббалисты и тамплиеры, алхимики и современные гадалки — все они опирались на ту же идею, что Пифагор. Его философия в конечном счете могла вылиться в чисто герметические, скрытые формы.

Интересно, сколько тысяч ученых — исследователей античности и философии — рассуждали так же, как он сейчас? Но не располагали доказательствами.

Быть может, доказательство лежит на столе перед ним: четыре загадочных строки фрагмента № 233 XII. У Фредрика побежали мурашки по спине. Только теперь до него дошло, какое значение может получить удачная дешифровка этого текста.

Два часа он не отрываясь продолжал читать исследования, посвященные пифагорейцам. Под конец у него так подвело живот, что он вспомнил о необходимости позавтракать.

По пути в трактир он бормотал себе под нос два слова, два понятия из учения пифагорейцев: перас и апейрон. Совместимость и несовместимость противоположностей. В каждой паре противоположностей содержится некое напряжение, невидимое силовое поле, которое, собственно, суть причина противоположности. Кто постигнет это силовое поле и овладеет им, тот откроет сокровеннейшую дверь познания.

Владелец кафе синьор Ратти угрюмо поздоровался с Фредриком, когда тот подошел к нему, чтобы заказать завтрак.

— Ave,[11] Бахус! Дивное солнце над античным ландшафтом. Вина, синьор Ратти, после завтрака — лучшего вина из недр твоего погреба!

То ли его итальянский страдал изъянами, то ли трактирщик, невесть почему, его не жаловал, так или иначе, когда Фредрик управился с завтраком, Ратти продолжал стоять в дверях, не замечая его, и ковырял в зубах зубочисткой. Добрым вином и не пахло.

Фредрик решил взять бока за рога.

Он встал, подошел прямо к входу редко используемого внутреннего помещения кафе, протиснулся мимо трактирщика и остановился, осматриваясь кругом. Тотчас рядом возник Ратти и осведомился, что ему угодно.

— Ищу вход в винный погреб, — ответил Фредрик, глядя прямо в глаза Ратти. — Хочу посмотреть на твои запасы доброго вина.

— Смотреть? На вино? — Ратти пожал плечами. — У меня и здесь вино есть.

Он показал на полку над стойкой бара. Фредрик мотнул головой.

— Нет, синьор. У тебя есть другое вино. Хорошее вино. Покажи свои запасы. — Он скрестил руки на груди, показывая, что не собирается выходить наружу.