Елена Грушковская - Перенос

• Название: Перенос
• Автор: Елена Грушковская
• Жанр: Фэнтези

У Натэллы Горчаковой всё было хорошо: любимый муж и двое детей, пока в один прекрасный день не выяснилось, что у неё смертельная и малоизученная болезнь. Корпорация «Феникс» предлагает безнадёжно больным людям необычный способ избавиться от недуга, и муж уговаривает Натэллу испробовать его. После этого в их жизни всё круто меняется. Натэлла получает чужое тело и становится ДРУГИМ человеком…

---

Эдик молчаливый и строгий. Прижимая к себе Леночку, он обводит взглядом стены и потолки, но не спешит выражать своё мнение. Я спрашиваю:

— Ну, как тебе? Здесь просторно, правда?

— Да, задумано с размахом, — сдержанно отзывается он.

— Это всё для детей, — говорю я. — Нужно, чтобы они чувствовали себя свободно и раскованно.

— Да уж, это не мамина квартира, — усмехается он.

Я удовлетворена осмотром. Напоследок я говорю Марине:

— Угловую комнату на втором этаже, которая задумана как гостевая, вы пока оставьте так. Возможно, её назначение будет другим.

На обратном пути дети делятся впечатлениями. Ваня в восторге от своего чердака, и всю дорогу он твердит о том, как ему не терпится скорее туда перебраться. Маше дом тоже понравился, хотя перспектива делить комнату с Лизой её слегка напрягает.

— Машенька, у вас очень большая комната, — говорю я. — Вам обеим хватит места. А если тебе захочется уединения, можно будет просто задвинуть ширму, и у тебя получится своя отдельная комната. Кроме того, ты же видела, что там будет утеплённая лоджия. Она будет как дополнительная комнатка.

Эдик не высказывает никаких впечатлений. У него опять мёртвый взгляд и складка между бровей, а его строго сомкнутые губы хранят молчание, лишь изредка прижимаясь к пухлой щёчке Леночки в крепком поцелуе.

16

На 25-ом декабря в моём органайзере две записи:

1. Годовщина свадьбы

2. Новоселье

Не то чтобы без органайзера я могла бы забыть об этом, просто это одна из немногих старых привычек, сохранившихся с «допереносной» эпохи моей жизни. Въезд в новый дом я постаралась приурочить именно к 25-му декабря, чтобы преподнести это Вадиму как подарок на нашу первую годовщину. Если до переноса моими подарками мужу на годовщину были разного рода пустяки — часы, бумажники, ручки, то сейчас мой подарок — дом, который я построила сама.

Я отпираю входную дверь, беру за руки Вадима и Лизу, и мы входим.

— Ну вот, мои родные, свершилось. Мы дома.

Лиза обходит гостиную, трогая мебель.

— Папа, тут всё как у нас дома!

Её сияющее личико — лучшая награда за все мои старания и хлопоты, затраты и нервы. Её переезд для меня сродни пересадке драгоценного цветка, новый грунт для которого должен быть тщательно подготовлен и сбалансирован по всем составляющим: только при этом условии цветок примется. И её широко раскрытые глаза и удивлённая улыбка означают для меня только одно: ей нравится здесь, и она здесь приживётся.

Я веду их по всем комнатам. Заглядываем мы и на чердак, и я говорю:

— Здесь будет жить Ваня. Он большой мальчик, и ему нужна большая комната.

Заглянув в единственную необставленную комнату, Вадим спрашивает:

— А здесь почему ничего нет? Эту комнату не успели отделать?

— Нет, я специально её так оставила, — говорю я. — Здесь должна была быть гостевая, но я думаю приспособить эту комнату для другой цели.

— Для какой цели? — удивляется Вадим. — Комната для девочек есть, для Вани есть чердак, помещение для моей студии — тоже. Что ты хочешь здесь устроить?

— Ну, например, детскую, — отвечаю я.

Вадим недоумённо морщит лоб.

— Не понял. Зачем нам детская?

— Папа, детскую делают для ребёночка, — говорит Лиза. — Ты что, не знаешь?

— Для какого ребёночка? — по-прежнему не понимает Вадим.

— Для маленького, — говорит Лиза, а сама уже улыбается до ушей.

— У нас вроде бы нет маленького, — бормочет Вадим.

— Папа, ну, какой ты тормоз! Иди сюда, я тебе скажу.

Лиза тянет Вадима за руку и заставляет нагнуться. Она что-то шепчет ему на ухо, и его брови взлетают вверх. Он ошалело выпрямляется.

— Натка, ты что…

— Да, — говорю я. — Уже три месяца.

Он стискивает меня в объятиях.

— Господи, ну наконец-то! Хоть побудешь дома дольше, чем неделю подряд.

17

Четыре коробки с Машиными вещами и шесть коробок с Ваниными в грузовой фургон отношу я, Ваня и водитель: Эдик сидит в кресле с каменным лицом и мёртвым взглядом, сложив руки на коленях. Маша садится на подлокотник его кресла и гладит его по голове.

— Папа, ну, мы же будем часто видеться… На Рождество мы придём к тебе. Не грусти.

Эдик находит в себе силы улыбнуться.

— Это будет мой второй Новый год без вас, — говорит он.

— Папочка, не грусти, пожалуйста, — вздыхает Маша.

Она пытается его утешать, но сама при этом выглядит растерянной и грустной. В машине она начинает всхлипывать. Моё сердце сжимается от огорчения: мы столько этого ждали, столько усилий приложили, и вот — она не рада. Живя с отцом, она тосковала и рвалась ко мне, а сейчас, когда мы наконец вместе, она скучает по нему. Я вздыхаю. Так и должно быть. Я её мать, а он — отец.

— Машенька, не плачь. Вы с папой будете видеться очень часто.

Всё же она плачет всю дорогу, надрывая мне сердце. Но ничего уже нельзя поделать. Нельзя повернуть время вспять и вернуть всё, что безвозвратно ушло. Нельзя перекинуть мост через пропасть, разделившую наши жизни на две части — до и после переноса, перебежать по нему в первую часть и забрать то, что там осталось.

Дома нас ждёт вкусный обед, приготовленный Вадимом в честь приезда Вани и Маши. Вадим берёт Машу за руку и ласково заглядывает ей в глаза.

— Что случилось? Почему мы такие грустные?

Маша не отвечает, горько всхлипывая.

— Что с ней такое? — обеспокоенно спрашивает Вадим, подняв взгляд на меня.

— Скучает по отцу, — вздыхаю я.

Вадим и водитель переносят коробки с вещами в дом, а я сижу возле Маши, которая лежит ничком на диване и горько плачет. Лиза тоже участливо подсаживается и гладит её по волосам, приговаривая:

— Ну что ты, не плачь, не плачь. Папа приготовил столько всего вкусного. Сейчас пойдём кушать.

— Это твой папа, а не мой, — всхлипывает Маша.

Лиза, подумав секунду, отвечает:

— Он очень хороший, он тебя не обидит. Не бойся. Мы с ним вчера ездили за подарками для мамы, для Вани и для тебя. Для тебя — даже целых два подарка.

Вещи перенесены, фургон уезжает. Вадим спрашивает:

— Ну что, будете разбирать вещи сейчас или после обеда?

— После обеда, — сразу отвечает Ваня, любитель вкусно поесть.

— Согласен, — улыбается Вадим. — Вещи здесь, никуда не денутся, а обед — такое дело, которое не терпит отлагательств. Ну, раз так, то пойдёмте. Мыть руки — и за стол!

Маша не идёт — остаётся лежать на диване. Вадим склоняется над ней.

— Машенька, пойдём.

— Я не хочу, — бурчит она в подушку.

— Что значит «не хочу»? — хмурится Вадим. — Мы все пойдём, а ты здесь останешься? Нет, так не пойдёт. Ну-ка, вставай.

Он мягко и ласково поднимает её, с улыбкой заглядывает в лицо и вытирает ей слёзы. Поцеловав её в обе щеки, он ставит её на ноги и берёт за плечи.

— Пошли, пошли.

Отеческая ласка Вадима помогает: Маша идёт обедать. Ест она без особого аппетита, чего нельзя сказать о Ване: тот уплетает всё за обе щеки и даже просит добавки. Вадим улыбается:

— Люблю людей с хорошим аппетитом. Это признак весёлого характера, доброго сердца и широкой души.

Ваня устраивается в своей новой комнате с королевским шиком. Особенно ему нравится её площадь и обособленное расположение — над всеми. Маша уныло раскладывает вещи на своей половине комнаты, вешает одежду в шкаф. Лиза с любопытством наблюдает, но ничего не трогает, а потом заинтересовывается папкой с Машиными рисунками.

— Можно посмотреть? — спрашивает она.

Маша смотрит на неё искоса.

— Это моё, — говорит она хмуро.

— Я только посмотреть, — просит Лиза.

Я говорю Маше:

— Солнышко, картины и созданы для того, чтобы на них смотрели. Если их никто не увидит, зачем их рисовать?

Этот аргумент кажется Маше убедительным, и она разрешает Лизе посмотреть рисунки. Лиза рассматривает их с неподдельным интересом и даёт самую лестную оценку:

— Супер… Мне так в жизни не нарисовать. Ты как настоящий художник.

Увидев среди рисунков мой портрет, она восхищённо поднимает его и показывает мне:

— Мама, ты это видела?

Я киваю. Лиза любуется портретом с искренним восхищением, сравнивая его с оригиналом.

— Как здорово! Так похоже — даже лучше, чем фотография! А ты меня нарисуешь?

Маша пожимает плечами.

— Если хочешь, нарисую.

— Ой, а нарисуй прямо сейчас! — просит Лиза.

Маша нехотя достаёт чистый лист бумаги, планшет и карандаши, садится на кровать. Лиза усаживается перед ней на стул и замирает, а карандаш в Машиной руке начинает летать по бумаге. Наблюдая за её работой, я поражаюсь, как легко и точно ложатся линии — сразу на свои места, так что их даже не приходится поправлять при помощи ластика. Сначала появляется овал лица и волосы, потом Маша приступает к рисованию глаз. Она рисует быстро и уверенно, и буквально через пять минут работы проявляется чёткое сходство. Глаза получаются как живые, Маше удаётся ухватить их выражение и блеск, носик Лизы она изображает буквально за минуту, потом, чуть помедлив, одним точным движением обозначает линию рта. Несколькими штрихами она набрасывает губы и начинает углублять сходство общих черт портрета с оригиналом, прорисовывая их более подробно. Лиза, устав сидеть в неподвижной позе, начинает проявлять признаки нетерпения.