Сергей Хитун - Дворянские поросята

• Название: Дворянские поросята
• Автор: Сергей Хитун
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Галимская - Бароненко, - медленно повторял фамилии, записывая их на листе, Тарновский. - Провожай ее домой на извозчике... она живет в том районе, где наше дворянское племя ненавидят. Но, ради присутствия этого экзотического цветка на нашем балу, стоит рискнуть получить из-за угла гулю на затылок. Храбрец Брановитский носил ее целый месяц, после прошлогоднего бала. Поскупился на извозчика.

- Ей хорошо было бы пополнеть. Легко это сделать при помощи кондитерской ее матери, - сказал Вишневский.

- Н-нет, нет, тогда она потеряет свою элегантность навсегда.

- Ты любишь их больших и толстых, как у вас в Полтаве, выросших на сале?

- Чем плохо сало? Оно является одним из главных продуктов питания Украины, - защищал достоинство сала Вишневский. - Я сам его очень люблю!

- Ты мне напоминаешь хохла, которого спросили, что он бы делал ставши королем? - И тут же, скривив свой рот на одну сторону, Бароненко горловым ничким голосом, представил ответ хохла: - я бы сало иивв, да салом заиидав-ба, да ще сало растопыв-ба и напыв-в-уся. ( Я бы сало ел, да салом заедал бы, да еще сало растопил бы и напился.)

Все весело смеялись.

- Довольно насчет сала. Мы о женской красоте толкуем. Тут нужна поэзия, приподнял руку с выставленным вверх указательным пальцем Чудновский.

- Маруся Витаревская, - объявил дальше Тарновский.

"Ммммм", "Аааа", и "Ооооо", - прозвучали так дружно и громко, что все захохотали, глядя друг на друга.

- Оо! Ее походка, - он закатил глаза.

- К-как она идет! Как в трансе следуешь за ней...

- Это же-ж искусство. Плавное качание бедер. Как они этого достигают врожденные способности или путем известных упражнений? - допытывался, сверкая толстыми стеклами своих очков, Пинчук.

- Я приглашу Марусю, - поспешил Ширинский.

- Как ты ее сюда доставишь? - Тарновский поднял свои брови. - Она привыкла ездить с Димой в автомобиле.

- Я, я, устрою... Репутацию пансионеров не испорчу, - уверил Ширинский с удовлетворенным лицом, глядя на свое имя рядом с именем Маруси на листе.

- Господа, не забудьте вывернуть электрические лампочки из потолка в нашей спальне, - вставил, с лицом зачинщика, Миклашевский.

- На прошлогоднем балу я с трудом уговорил епархиалочку посмотреть наш дормиторий. К посещению спальни девушки относятся с опаской, а дормиторий звучит научно и мало известно. А когда она стала совсем ручной...

- Н-ну? - раздалось хоровое, нетерпеливое, напруженное. - И... как?

- Рыжак, паршивец, с хихиканьем включил огни. Она насилу успела запахнуться. Он и его шайка младших удрали. Я, дымящийся... погнался за ними с снятым ремнем и только у коридора спохватился... Я тоже не совсем запахнулся...

Среди общего хохота сыпались разные суждения, советы и вопросы о местах, которые не были запахнуты. И больше всех смеялся сам Миклашевский. Послышались шаги. Из рекреационного зала вошел Павленко. Его мускулистое, голое до пояса, тело напоминало скульптуру Аполлона.

- Что за шум, а драки нет? - Он обвел смеющимися глазами лица юношей, затем, увидев лист с именами гимназисток, вытянул губы дудочкой вперед и сказал: - павианы сладострастные, лучше было бы, если вы поработали бы со мной гирями. Это вас бы охладило и успокоило бы.

- Что-о? Нажить бычье сердце?

- Стать Геркулесами импотентами? - Павленко не мешай, Тарни, вали дальше насчет красавиц.

Павленко, забавляясь бурей протестов, широко улыбался и, похлопывая свои, как бильярдные шары, бицепсы, остался вместе с другими.

Все стояли с улыбками на пылающих лицах и с глазами полными веселья, задора и насмешки.

- Наташа Кашменская! Кто выбрал ее? - спросил Тарновский и тут же добавил: "Я, я пригласил ее. Ее дразнящее "н-е-у-ж-е-л-и" не дает мне покоя".

- Ага! Ты у нее на поводке. Я дам тебе совет в стихах. - Указательный палец Вишневского дирижировал его словами:

"Заключи ее в златое облако мечты,

Напой ей о красе земных раздольев,

Шепчи ей о любовных чарах опьянения,

И как только запылает огонь в ее крови,

Хватай Его Величество сей Случай и

Воровски столкни ее с трезвой прозой жизни.

Она, очнувшись, тебя будет ненавидеть,

Но будет следовать, с овечьими глазами, за тобою вечно...".

- Браво, Пашка Вишневский, браво!

- Почему ты не использовал этот верный рецепт когда Псиол отнял у тебя Ирину?

- Она очнулась прежде, чем запылал огонь в ее крови и Случай достиг фельдфебельского чина только. Кроме этого она сама сказалась ведьмой, хохотал Пашка громче всех.

- Валя Губарева - следующая... Следующая, слушайте вы, жеребцы! - кричал Тарновский, махая листом.

Постепенно смех уступил место вниманию.

- Она своим профилем Камеи напоминает маленькую, Сервского фарфора, статуэтку-маркизу. И я не прочь стать ее маркизом на балу, - снова начал Пашка стихоплет.

- Коротконогая статуэтка!

- Это потому, что в ней течет татарская кровь после того, как татары взяли верх в битвах с русскими и наводнили Русь. Они оставались в ней в течение 2-х столетий.

- Чепуха! Я прямой потомок Рюрика. Его позвали княжить за триста лет до нашествия татар.

- Татары разбавили кровь твоих предков своей густой, степной, азиатской кровью.

- Чем плохи татары? Они честны и чистоплотны. Они моются часто, много раз в течение дня, - затем, с искрой юмора в глазах, добавил: - они едят, отдыхают, моются - все это сидя на корточках, следствием этого у них широкие зады. Это то, что ты унаследовал Ширинский. Демонстрируй!

- Не я! - улыбнулся Ширинский. - Он послушно нагнулся и так быстро прикрыл свой зад палитрой, что две-три руки, собиравшиеся дать ему горячего шлепка, ткнулись в масляную краску...

Сквозь громкий хохот были слышны выкрики Ширинского:

- Татары... взяли верх... опять!

Он бегал вокруг конторок, преследуемый хлопцами с выпачканными руками. Точно дух юмора, разгульного веселья, шумных вскриков и хохота вольницы - их предков запорожцев, влетел в открытое окно...

"СИМУЛЯНТЫ"

В конце пансионского двора, вдали от других зданий, находилась одноэтажная, белого цвета, больница.

Пройдя прихожую, Скурский вошел в длинный коридор; он был пуст. Пахло лекарствами. Где-то справа, из-за закрытой двери доносилось пение. Сильно качающийся, высокий мужской голос нетвердо выводил плаксивую мелодию под аккомпанемент гитары. Скурский остановился и слушал:

"Мы расстались молча и навсегда, Без слез и без упре-е-к-о-ов...".

По всей вероятности певец сильно переживал потерю; хотя его нота в "упреках" дрожала, но все же была доведена стойко до конца. В комнату, с открытой дверью, откуда доносился смех, вошел Скурский.

Два пансионера, Старшего отделения, в серых больничных халатах, сидели на кровати и играли в карты.

Третий сидел на другой кровати; его левая рука в гипсе лежала на столе и помогала правой набивать гильзы табаком.

- Здорово, Скурский, - Быков поправил очки на своем крупном носу, - ты немощен и бледен, - в его словах сквозила деланная забота, глаза были серьезны, но отображали притворное сочувствие. - Какая болезнь тебя одолевает?

- Ты знаешь, - он продолжал, что триппер дает тебе чин только полковника, но, если вы ребята будете по-прежнему флиртовать с прислугами воспитателей, то может и добьетесь чина генерала... От одной из них несет йодоформом... это опасно... шансы на знакомство с мистическим "606". - Он начал тасовать карты, его глаза глядели строго и предупреждающе на Скурского.

- У меня несварение желудка. - Слабая улыбка образовала ямочки на круглых, розовых щеках Скурского.

- Скажи, что это у тебя появилось после рыбы... в прошлую пятницу - это то, на что я пожаловался доктору, - подсказал партнер Быкова, Жуков, - может они перестанут давать ее нам здесь... знай, что всем с животами - больничная диэта, хабэр суп с одной каплей жира на поверхности и рыба, - его лицо передернулось, - и желе, я с трудом дожидаюсь вторника. У нас письменная работа в понедельник. - Он подобрал и глядел в свои карты и вдруг: -когда твоя..? - опешил он Скурского.

- С-сегодня, - вышло от неподготовленного к внезапному вопросу, Скурского и, как бы облегченный своим признанием, он уселся на кровать и следил за движениями рук набивающего папиросы.

Тот, утрамбовав штырем табак в металлическую, на завесках раскрывающуюся, трубочку, закрыл ее и, вставив конец ее в гильзу, втолкнул в нее табак. Уже несколько дюжин, набитых табаком папирос лежало рядом с открытой коробкой.

- Письменная работа... отвечать надо всем... не отвертишься... на устном... может тебя и не вызовут-а?

- Вы, хлопцы с животами, - говорил он, продолжая свою работу, - не надейтесь одурачить доктора. У него большой опыт с его сумасшедшими, а они и слабоумные превращаются в хитроумных, когда им надо обмануть кого-нибудь.

- Как же это так получилось, что наш доктор-психиатр? - спросил Скурский.

Он, отложив в сторону свои инструменты для набивки папирос, сделал паузу, посмотрел в пространство и, как бы вспоминая что-то, заявил: