Александр Хлебников - Талисман

• Название: Талисман
• Автор: Александр Хлебников
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Простите меня великодушно, - опять вмешался Гарин. - Все гораздо проще! В пушкинском перстне, подаренном Воронцовой, не сердолик, а агат, абсолютно соответствующий маю, в котором родился Пушкин.

- Извините, - раздосадованно сказал я, - то, что написано в любом перечне пушкинских вещей, вы беретесь опровергать.

- Э... - пренебрежительно махнул рукой Гарин. - Человек, впервые вписавший перстень в музейный реестр, слабо разбирался в драгоценных камнях. Кстати, агат и сердолик - всего лишь разновидность халцедона, так что они встречаются иногда и с одинаковой окраской.

Я насторожился. Каким образом Гарин знает о перстне такое, чего нет ни в одном печатном источнике? Уж не он ли в свое время и похитил перстень?

После некоторого размышления, я устыдился несуразности своего предположения. Не будет же преступник вести себя столь неосторожно!

Однако смелые суждения Гарина о камне настолько заинтриговали, что я решил наедине откровенно поговорить с ним. Пусть он разрешит все мои сомнения!

Гарин уходил последним. В прихожей я остановил его:

- Ардальон Иванович, откуда вы знаете, что в перстне агат? Вы держали его в руках?

- Почему держал? Он и сейчас у меня.

- Как?! Неужели вы...

- Да нет. Перстень я купил у частника-ювелира еще в двадцатые годы. Тогда ни он, ни я не знали, что имеем дело с реликвией.

- Но теперь-то почему вы не отдадите его в музей?

- Вы еще не догадались? Он действительно позволяет мне слушать Пушкина. Но этого прошу не разглашать: полагаюсь на вашу порядочность.

- И вы давно слушаете Пушкина? - ошеломленно спросил я.

- Третий вечер.

- Голос Пушкина! - воскликнул я. - Об этом надо бить во все колокола! Надо немедленно обнародовать такое грандиозное открытие!

- Успокойтесь, дружок, - ласково сказал Ардальон Иванович. - Трезвонить преждевременно. Мой нейтрофон - восстановитель звуковых колебаний - еще нуждается в доработке. Покамест он возвращает лишь след голоса Пушкина, когда поэт был в напряженном эмоциональном состоянии - гневе, радости, печали, тревоге... Я же добиваюсь, чтобы нейтрофон восстанавливал каждое произнесенное Пушкиным слово, если только на пальце у него был перстень.

Мне уже удалось решить сложнейшую задачу отфильтровки голоса поэта от сопутствующих шумов, от голосов других людей. Надеюсь, и последние трудности я преодолею, хотя они и колоссальны. Совершенно очевидно, что...

И, увлекшись, Гарин заговорил о магнитных моментах атомов, какой-то остаточной деформации объемных решеток...

- Все равно не понимаю! - взмолился я. - Хочу одного - сегодня же услышать Пушкина!

- Поздно. Не лучше ли завтра?

- Да разве я усну теперь? Ардальон Иванович, ну, пожалуйста, сделайте такую милость... Возьмите меня сейчас с собою!

- Ну, хорошо, - сдался Гарин. - Только предупреждаю, ехать далеко, за Ржевку.

- Хоть на край света!

...Открыв дверь, Ардальон Иванович щелкнул выключателем и пропустил меня в маленькую комнату. Выдвинув из-под кровати чемодан, извлек из него нечто блестящее, немного похожее на микроскоп.

- Нейтрофон, - устанавливая, аппарат на стол, пояснил Гарин. - Обратите внимание на оригинальность конструктивного решения контактора. Он выполнен таким образом...

- Но где же перстень? - нетерпеливо перебил я.

Вздохнув, Ардальон Иванович протянул мне шкатулку. Я нажал кнопку. Крышка шкатулки откинулась. Передо мной на голубой атласной подушечке засияло крупное золотое кольцо витой формы, малиновым огоньком вспыхнул агат... Вот он, пропавший талисман!

С душевным трепетом я поднес перстень к глазам. На восьмиугольном камне - знаки древнейших письмен.

- Что они значат? - спросил я.

- "Симха, сын почтенного рабби Иосифа, да будет благословенна его память". Между прочим, и у Воронцовой был в точности такой же перстень. Этими перстнями и Пушкин, и Воронцова, прикладывая их к расплавленному сургучу или воску, запечатывали письма друг другу... Дайте-ка перстень... Я включу нейтрофон.

Ни жив ни мертв, я затаил дыхание. И вот в тишину комнатки ворвались чеканные звуки:

Прощай же, море! Не забуду

Твоей торжественной красы

И долго, долго слышать буду

Твой гул в вечерние часы...

Я слышал голос самого Пушкина - сильный, звучный, за внешней сдержанностью которого чувствовалась страстность, голос необыкновенно благозвучный, немножко даже поющий...

Голос умолк, но я боялся пошевелиться. И опять он раздался, но уже бурно, пламенно:

Желаю славы я, чтоб именем моим

Твой слух был поражен всечастно, чтоб ты мною

Окружена была, чтоб громкою молвою

Все, все вокруг тебя звучало обо мне...

Гарин чуть тронул винт настройки и шепнул:

- Тут последние годы Пушкина. Некоторые пишут, что он якобы в отчаянии сам искал смерти. Сейчас их опровергает сам поэт. Вслушайтесь в интонацию его голоса.

Я вздрогнул. Пушкин заговорил, словно обращаясь непосредственно ко мне, сначала тихо, задумчиво, а потом радостно, уверенно:

О нет, мне жизнь не надоела,

Я жить люблю, я жить хочу,

Душа не вовсе охладела,

Утратя молодость свою.

Еще хранятся наслажденья,

Для любопытства моего,

Для милых снов воображенья...

- А сейчас, - предупредил Ардальон Иванович, - вы услышите не стихи...

Долгое шуршание, как ленивый дождь по стеклам, и внезапно глухо:

"Что делать? Драться?.. А если - меня? Как же Наташа, дети, долги?.. Простить? Нет! Выход один - дуэль".

Длительная тишина, два резких хлопка, разделенных временем, и совсем мальчишеский возглас:

"Браво!"

Я догадался - это воскликнул поэт, когда после его выстрела Дантес рухнул на снег.

Затем мерное похрустывание, и словно виновато:

"Грустно тебе нести меня?"

Конечно, это говорил Пушкин камердинеру Никите, когда тот бережно, как дитя, взяв тяжелораненого поэта, вносил его в квартиру на Мойке.

Гарин вдруг с силой сжал мою руку:

- Слушайте как можно лучше!

Через томительную минуту вновь начали пробиваться произносимые шепотом слова:

"Рукопись... десятой... "Онегина"... В тайнике, там, где... Исполни..." - Шепот угас.

Слабое потрескивание помех, и тихо-тихо, с великой горечью:

"Прощайте, друзья мои..."

Я вспомнил - так сказал Пушкин, взглянув на книжные полки.

И последним, как легкий, едва различимый выдох, через бездну столетия до нас донеслось:

"Кончена... нет, я говорю - жизнь кончена..."

Ардальон Иванович отвернулся к окну:

- В четвертый раз - а не могу спокойно...

А я был потрясен не только словами поэта, но и его сенсационным признанием. Ведь считалось, что в октябре 1830 года в Болдине Пушкин сжег десятую главу "Евгения Онегина". А он, оказывается, надежно спрятал ее, и рукопись, быть может, цела?!

Но, пожалуй, и не могло быть иначе. Разве мог Пушкин уничтожить главу, в которой запечатлен политический портрет эпохи? Конечно, он постарался сделать все, чтобы спасти ее, сохранить для потомков. Но где искать рукопись?

- Ардальон Иванович, нельзя ли сделать так, чтобы целиком услышать всю фразу Пушкина о тайнике?

- Над этим я и бьюсь, но увы, пока безрезультатно.

- А если пойти по другому пути? Как вы считаете, с кем из друзей говорил Пушкин о рукописи?

- Трудно сказать, многие прощались с ним. Во всяком случае тот, кому поведал Александр Сергеевич свою великую тайну, сохранил ее свято. Я проверил по воспоминаниям современников - нигде даже намека о разговоре по поводу тайника... А по-вашему, кому мог довериться Пушкин?

- Скорее всего - Владимиру Ивановичу Далю, - перебрав все варианты, сказал я. - Но нам это ничего не даст.

- Ошибаетесь, - возразил Гарин. - Даль тоже носил перстень с изумрудом...