Вольфганг Хольбайн - Колдун из Салема

• Название: Колдун из Салема
• Автор: Вольфганг Хольбайн
• Издательство: Книжный клуб "Клуб семейного досуга"
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2006
• ISBN: 966-343-148-2

Бездомный юноша оказывается сыном и наследником великого колдуна. По воле судьбы он должен выступить на стороне сил Добра в борьбе с доисторическими монстрами, воплощающими Зло. Арена битвы — Англия XIX века. Обладает ли сын способностями отца? Хватит ли у него сил противостоять могущественным чудищам и спасти любимую? Вы не только узнаете ответы на эти вопросы, но и насладитесь великолепными «спецэффектами», сопровождающими сцены сражений с темными силами и моменты трансформации сознания при переходах из реального мира в нереальный. Впрочем, граница между этими мирами порою кажется весьма условной…

---

Донхилл в удивлении нахмурил лоб, посмотрел мимо меня и Баннерманна на лестницу и нервно облизал языком губы.

Эти его действия говорили о том, что он удивлен. Это явно чувствовалось.

— Вы были последним, кто видел Леймана в живых, Крэйвен, — сурово сказал он. — Вы пробыли в его магазине каких-нибудь пять минут, и здание загорелось. Лейман мертв, и лишь по какой-то счастливой случайности пожар не охватил весь город, — он указал ружьем в сторону двери. — В общем, следуйте за мной, и чтобы без глупостей. Если вы действительно невиновны, Крэйвен, то у вас будет возможность это доказать. И вы тоже, капитан.

Баннерманн удивленно хмыкнул:

— Я? Но что мы…

— Ничего, — сказал я тихо. — Мы ведь нездешние, Баннерманн, а этого вполне достаточно. Не так ли, Донхилл?

Все это время я не спускал глаз с констебля, и не нужно было быть особенно проницательным, чтобы заметить, что мое предположение оказалось верным.

— Да, достаточно! — гневно сказал Донхилл. — Еще одно слово — и получите по зубам, Крэйвен. Возможность выгораживать себя вам будет предоставлена позже.

Он говорил громко, я бы сказал — нарочито громко. Эти его слова предназначались не столько нам, сколько людям, стоявшим перед гостиницей и наблюдавшим за Донхиллом и за нами. Я чувствовал, как они были взбудоражены. Если мы выйдем отсюда, вряд ли кто-нибудь из нас живым доберется до камеры.

— Вы правы, — сказал я. — Этого достаточно.

Донхилл нахмурил лоб и вопросительно посмотрел на меня. Его палец лег на спусковой крючок дробовика. В глазах констебля появилось выражение недоверия.

Но я так и не дал ему поразмышлять над скрытым смыслом моих слов. Я вдруг схватил руку стоящего рядом с ним кассира, дернул его на себя и резким движением вывернул ему руку за спину.

Испуганный крик кассира сменился хрипением: это я, повернув его к себе спиной, обвил рукой его шею, сдавив ее, и теперь крепко держал перед собой трепыхающегося кассира, как живой щит.

— Бросьте оружие, Донхилл! — резко сказал я.

Донхилл, хмыкнув, сделал шаг в мою сторону, но тут же остановился, увидев, что я еще сильнее сдавил шею Геллика. На самом деле у меня и в мыслях не было убивать беднягу, я лишь стремился причинить ему боль. Но Донхилл, естественно, не знал, что у меня на уме.

Во всяком случае, я на это надеялся.

— Этот номер у вас не пройдет! — сказал Донхилл. — Вы…

Вместо ответа я еще сильнее вывернул руку Геллика и, подождав, пока он инстинктивно начнет тянуться в противоположную сторону, резко толкнул его вперед, в результате чего он с размаху врезался в Донхилла, и они оба упали на пол.

Донхилл даже вскрикнуть не успел. С гневным рыком Баннерманн бросился к нему, выхватил у него ружье и врезал ему прикладом по затылку. Донхилл, судорожно вздрогнув, закатил глаза и распластался, как тряпичная кукла.

— Бежим отсюда! — рявкнул Баннерманн. — Через черный ход!

Говоря это, он повернул ружье в сторону двери и нажал на спусковой крючок.

Глухой звук, с которым заряд дроби вылетел из ружья, утонул в криках ужаса, вырвавшихся из десятка глоток. Собранные Донхиллом горе-линчеватели бросились врассыпную, как только бухнул выстрел. Малюсенькие дробинки с такого расстояния не убили бы никого, даже не смогли бы поранить сколько-нибудь серьезно стоящих за дверью людей. Но дробь все-таки при попадании делала маленькие болезненные ранки, и потому стрельба такими зарядами, пожалуй, могла бы сдерживать толпу даже лучше, чем выстрелы пулями. Закрашенные с одной стороны дверные стекла разлетелись вдребезги и окатили людей на улице градом мелких острых осколков.

Баннерманн зычно рассмеялся, повернулся и так меня толкнул, что я отлетел аж за его людей, в глубину вестибюля. Я растерялся от неожиданности, и не знал, что и думать. Баннерманн, схватив меня за руку, потащил за собой, как ребенка, втолкнул в какой-то коридор и захлопнул за нами дверь.

— Вон туда!

В конце короткого коридора было окно. Баннерманн бросился к нему и без долгих проволочек просто вышиб его. Звон, с которым разлетелось стекло, эхом отозвался в коридоре, как пушечный выстрел. Его, наверное, было слышно и на другом конце городка.

Баннерманн, пропустив вперед своих людей и подгоняя их нетерпеливыми жестами, сам пролез в оконный проем и, обернувшись, протянул мне руку. Когда я пролазил сквозь окно, дверь позади меня содрогнулась от первого мощного удара.

— А они не теряют времени, — буркнул Баннерманн. — Пойдемте!

Тяжело дыша, я огляделся по сторонам. Мы находились на узенькой, примыкающей к безоконной тыльной стене гостиницы улице. Слева раздавались возбужденные крики и возгласы, а справа виднелась узкая синеватая полоска моря. Улочка, похоже, выходила прямо на морской берег.

— Прекрасно, — сказал Баннерманн. — Слушайте сюда! Мы разделимся — шестерых человек труднее поймать поодиночке, чем всю группу целиком. Встречаемся с наступлением темноты внизу, у моря. А теперь разбежались кто куда!

Пригибаясь, мы побежали прочь. Трое из матросов Баннерманна без лишних слов нырнули в узкую боковую улицу и исчезли из виду, четвертый же еще оставался с нами. Это был Форд, тот самый матрос, который был ранен у озера.

Мы добежали до конца улицы и остановились. Перед нами лежала полукруглая площадь, ярдов двадцать, максимум двадцать пять, в диаметре, и на ней не было за что спрятаться. Если кто-нибудь вдруг выглянет из окна, когда мы будем ее пересекать, — мы пропали. Баннерманн осторожно высунулся из-за угла дома и затем решительно кивнул. Его руки еще крепче сжали ружье.

— Никого, — прошептал он. — Вперед!

Я мысленно досчитал до трех, собирая в себе остатки храбрости, и бросился вслед за капитаном через площадь. Когда нам оставалось каких-нибудь пять шагов до противоположной границы площади, раздался выстрел. Это был звонкий хлесткий звук, почти непохожий на звук выстрела. Форд на бегу зашатался, схватил себя за грудь и упал ничком.

Споткнувшись, я попытался взять вправо и от резкого изменения направления движения потерял равновесие. Беспомощно размахивая руками, я упал на землю.

Баннерманн отреагировал мгновенно, совсем не так, как этого можно было ожидать от степенного капитана парусника, каким я его знал когда-то. Даже не оглянувшись, он на всей скорости бросился в сторону, перекатился через плечо, затем ловким и невероятно быстрым движением вскочил на колени. Прогремел второй выстрел, и буквально на расстоянии ладони от Баннерманна от земли отскочили искры и поднялся фонтанчик пыли.

Но Баннерманн, казалось, не обратил на это никакого внимания. Дробовик в его руках издал глухой треск выстрела, и на другой стороне площади кто-то вскрикнул.

Обернувшись, я увидел, что один из людей, выскочивших из боковой улицы, опустился на колени, тогда как другие в панике разбежались.

Баннерманн отбросил теперь уже бесполезное ружье, вскочил и грубым движением поднял на ноги и меня.

— Бежим отсюда! — быстро сказал он. — Эти ребятки очень быстро оправятся от испуга!

Мы побежали прочь. Сзади раздались громкие крики, и через несколько секунд мне послышалось за нашими спинами частое топанье сапог, но у меня не хватило духу посмотреть назад.

Баннерманн, бежавший впереди меня, свернул наугад в первую попавшуюся улочку — и вдруг так внезапно остановился, что я на всей скорости врезался в него и неминуемо упал бы, если бы он молниеносно не схватил меня и не удержал на ногах.

— Спасибо, — автоматически вырвалось у меня. — Я…

Остаток фразы буквально застрял у меня в горле, когда я взглянул мимо Баннерманна в глубину улицы.

За нашими спинами все ближе и ближе раздавались голоса и шаги наших преследователей, но Баннерманн уже не пытался куда-то бежать.

Да и бежать-то, собственно, было уже некуда.

Улица, в начале которой мы стояли, тянулась еще шагов на пятьдесят и упиралась в высокую кирпичную стену. Иными словами, в конце ее был тупик!

Камера была шага три в длину и столько же в ширину, кроме привинченных к стене покрытых соломой нар, в ней ничего не было. Свет проникал через узкое зарешеченное окно под самым потолком. Стены были влажными, и в воздухе чувствовался легкий запах гнили. Даже на покрытой черным лаком металлической двери камеры блестела влага, а в щелях пола виднелась плесень.

Человек на нарах шевелился во сне. Он так ни разу и не проснулся с тех пор, как несколько часов назад его сюда закинули, но его глаза под закрытыми веками все время двигались, как будто ему снились кошмары, а его лицо было неестественно бледным, хотя лоб буквально горел от жара. От его правого запястья тянулась тонкая железная цепь, прикованная к ржавому железному кольцу, вделанному в стену.

Человек еще раз пошевелился. Его глаза слегка приоткрылись, веки при этом задрожали. С тихим шуршащим звуком он стал царапать ногтями грубые доски, на которых лежал. В какой-то миг пелена перед его глазами растаяла. Его взгляд пробежал по голой стене, переместился на окно и, задержавшись на мгновение на освещенном солнцем прямоугольнике окна, заскользил дальше, дошел до закрытой двери и остановился на блестящем черном металле. Глаза человека широко открылись от изумления.