Валерий Белоусов - Попаданец в пенснэ

• Название: Попаданец в пенснэ
• Автор: Валерий Белоусов
• Жанр: Альтернативная история

Введите сюда краткую аннотацию

---

  Три четверти следственного аппарата Ежова были Берией репрессированы...

  Первая Бериевская амнистия затронула каждого третьего заключенного, а всего около трехсот пятидесяти тысяч человек были освобождены из-под стражи ... Большинство пришедших в НКВД- НКГБ вместе с Берия новых сотрудников, около пятнадцати тысяч человек - НИКОГДА не имели к ЧК-ОГПУ никакого отношения (это были учителя, инженеры, молодые учёные)...

  Когда немцы прорвались на Кавказ, Сталин строго выговаривал Берии- за то, что он контролировал вывод из строя нефтескважин Моздока прямо на глазах прорвавшихся немцев...

  Хрущев обвинял Берию в беспринципности- мол, тот амнистировал любого-виноват тот или нет- лишь бы тот был полезен делу обороны...

  Хрущев обвинял Берию в том, что своим работникам- в атомном и ракетном проектах- Берия присваивал звания Героя, представлял их к Сталинским премиям, награждал дачами и машинами...

  Когда стало известно, что брат физика Х. допускает антисоветские высказывания, Берия показал Х. протоколы прослушивания- а потом сказал- работайте спокойно, никто этого дурака не тронет...

  Сын Берии- Серго- в 17 лет добровольцем записался в разведшколу, и радистом неоднократно направлялся в тыл врага... Серго Берия стал самым молодым в Советском Союзе доктором наук, профессором, генеральным конструктором... после смерти отца его лишили даже институтского диплома, и даже полученных на фронте наград. Два года он провел в тюрьме- где его выводили на расстрел, требуя показаний на давно мертвого отца...

  После того, как его лишили и фамилии- Серго Гегечкори работал в Свердловске, снова защитил кандидатскую диссертацию, стал заместителем генерального конструктора...яблочко от яблони...

  Сам Берия в период революции сумел как-то исхитриться с отличием закончить строительное училище...

  Психологи рассматривали вопрос- почему сильный человек сразу после смерти дорогого ему человека немедленно уходит-("Хрусталев, машину!").

  Вывод оказался прост- ЧТОБЫ НИКТО НЕ ВИДЕЛ ЕГО СЛЕЗ...

  20 августа 1991 года. Девять часов утра. Москва, Старая площадь...

  Две площади - как две чашки весов... Новая и Старая... между ними- бульвар. Начинающийся от часовни, памятника гренадёрам, павшим под Плевной, и кончающийся у воспетого Булгаковым в 'Дьяволиаде' Делового Двора- одного из самых первых на Москве специально построенных зданий для контор...

  У серых стен которого притулилась нарядная церковь Всех Святых на Кулишках...

  Загадочное место!

  И церковь- во имя чего она была построена? Что за кости, изрубленные, покоятся в глубине, под её алтарём?

  А сам квартал, по обочь бульвара... дома - с занавешенными портьерами зеркальными окнами, двери - высокие, дубовые, без вывесок- только таблички :'Подъезд десять', 'Подъезд сто три'... тоже не прост.

  Власть всегда на Руси была сакральной тайной...

  Те, кто знал...

  Те знали- что вот там- очень хорошая, недорогая столовая , с кулинарией и круглосуточным буфетом, а там- мастерская , где недорого пошъют норковую или ондатровую шапку (не такую, которую хочешь- а которая тебе по должности полагается. По Сеньке и шапка...), а вот туда- вообще лучше не ходить и даже не думать, что там такое за заведение...

  На Старой площади была она.

  Власть. Секретариат ЦК.

  Созданный Сталиным Аппарат.

  Который и был собственно говоря - Советским Государством.

  Становым хребтом.

  Мозгом.

  Центром.

  И вот сейчас- тело государства, его народ - взбунтовалось против мозга... на языке медицины это называется - психопатия!

  Примерно в девять часов в кабинете замзавотдела партийной печати Зеньковича зазвонил телефон внутренней связи...

  'Николай Александрович- послышался в трубке встревоженный голос его секретаря-референта Галины Пташкиной- сейчас приходили из охраны- сказали, что они уходят! И советуют уходить нам...'

  Но уйти из комплекса зданий было уже нелегко... технические работники ЦК носились по бесконечным коридорам- но у всех внешних подъездов - восьмого, девятого, двенадцатого- уже собралась разгневанная толпа...

  Они услыхали по радио распоряжение из Управления Делами- о немедленной эвакуации из помещений. Причём НОМЕР тревоги не был объявлен, и что конкретно делать, куда бежать, что прятать- в панике мечущиеся женщины просто не знали.

  Зенькович выглянул в коридор... приемная была пуста... только ветер шевелил листы машинописной бумаги на столе, только пищали короткие гудки в свисающей на шнуре телефонной трубке...

  'Сорок первый год!'- подумал Зенькович.

  Внезапно раздался резкий, требовательный, державный! звонок 'кремлёвки'.

  Всё в порядке, сейчас поступит указание... но из трубки красивого белого телефона с золотым государственным гербом в центре диска донеслось лишь :'Ты что там делаешь? Наши же уже все вышли! Бегом на выход, немедленно покидай здание...'

  Бред какой-то.

  Зенькович осторожно положил трубку, вышел в коридор... тишина. Ни одного человека.

  Открыл дверь в соседний кабинет- никого, пусто... на всём этаже громадного десятиэтажного дома, ни души.

  Ау, где вы, коммунисты?

  Идеологический отдел, ау!

  Нет ответа.

  Пожав плечами, Зенькович взял свой старенький, коричневый дипломат, положил туда бритву и начатую бутылку коньяку, еженедельник и диктофон ...

  Лифт работал. Но лучше бы он шёл по лестнице... заранее услышал бы истошные крики...

  В фойе шестого подъезда избивали ... вцепившись в волосы ухоженной, в белой, но располосованной на ленты , уже багровеющей пятнами блузке секретарши, толстая, и уже с утра вонючая бабища типичного библиотекарского вида истошно вопила :'Долой! Долой КАПЕ-Эс-Эс!!'

  И била, била... неумело и от того ещё более жестоко...

  Николай Зенькович, как все бульбаши, был очень тихим и воспитанным человеком... вот странно? Сколько белоруссов я не знал- попадались исключительно хорошие люди. Может, потому что - деревенские?

  Хоть и пообмяла его жизнь в ЦК, но ударить кого -нибудь, хоть даже и неприятную толстую жабу,  Зенькович никогда бы не смог.

  Но сейчас... сейчас на куски рвали, на его глазах- не только женщину,но и его секретаршу...

  Дорогой читатель, была ли у Вас секретарша? Нет, не так... Секретарша.

  Секретарь.

  Самый первый, самый надёжный помощник, самый первый друг... который знает о Вас больше, чем Ваша родная жена? Потому что жена Ваша может и поверить, что Вы на заседании - а секретарша обязана ЗНАТЬ, где Вы и с кем...секретарь знает Вас напротык- как знали ученики ешибота Писание- то есть прокалывали иголкой страничку- и они говорили, какая буква с противоположной стороны - алеф или йоуд...

  Секретарь- это половина Вас- причём лучшая половина, которая ничего никогда не забывает, знает всё и всех, и сумеет при необходимости Вас заменить - взяв на себя всю текучку...

  И вообще ... мы живем ради нашего дела! Счастлив мужчина, радостно идущий утром на службу и радостно возвращающийся с работы домой....

  И не факт, что свои лучшие, звёздные часы Вы переживаете у себя дома!

  Поэтому секретарь -может быть уподоблена хирургической сестре, которая видит своего мужчину , своего хирурга- в момент высшего напряжения  сил, геройски зажимающего пальцами артерию...

  Да и как Ваша жена может понять- каково это? Провести документ за один день через три департамента? Жена видит Вас дома- усталого, измученного, выжатого как лимон, без штанов... 'Для жены, врача и портного нет великих людей'!

  Поэтому секретарь - и начальник (впрочем, как и медсестра- и врач) часто становятся близки...не потому, что ей восемнадцать, а ему тридцать три, а ... потому что ОНА гордится ИМ и уважает ЕГО.

  И дело не в физической близости... они становятся ДРУЗЬЯМИ.

  Была ли у Вас, читатель, секретарь- которая своей цыплячьей грудью закрывала вход ('Без доклада не пущу!') одетым в маски вооруженным незнакомцам, давая возможность своему Шефу уничтожить БУМАГИ...

  Нет? Вы несчастный человек, упустивший в этой жизни что-то главное...

  Так вот, у Зеньковича - такой секретарь, такой друг, была...

  Не говоря поэтому лишних слов, Николай взмахнул чемоданчиком, и с размаху врезал в лопнувший красным соком, мясистый, угреватый нос демократической дамы... та удивленно замычала, схватившись за него толстыми пальцами с чёрной траурной каёмкой под ногтями, что-то вроде 'крофафокрючкофскаягебня', но терзаемую девушку выпустила...

  От удара 'дипломат' распахнулся, и на пол, покрытый гранитными плитками, полетело нажитое непосильным трудом барахло... Зеньковичу особенно жаль было вдребезги разбившейся бутылки 'Ахтамара', которую подарил ему одногруппник по ВПШ из Еревана...

  'А! Номенклатурная сволочь! Народное добро пиздит!'- завопили уцелевшие демократки...

  Как к народному добру могла относиться зеньковская вполне домашнего вида электробритва 'Агидель' - было неясно.