Хизер Террелл - Тайна Девы Марии

• Название: Тайна Девы Марии
• Автор: Хизер Террелл
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-44635-3

История «Куколки», шедевра живописи XVII века, изображающего Деву Марию, полна тайн. Судьбы людей, связанных с этим полотном, трагичны. Кто подлинный владелец картины — неизвестно. Поэтому, когда престижный аукционный дом «Бизли» решает выставить «Куколку» на продажу, Маре Койн, юристу крупной манхэттенской фирмы, отвечающей за законность проведения торгов, приходится начать собственное расследование. Героиня и не предполагает, что ее поиск окажется смертельно опасным, ведь тайна картины связана не только с мрачными страницами истории…

---

София смерила Мару долгим недоверчивым взглядом, но настаивать не стала. Ей хотелось безоговорочно верить Маре, другой альтернативы у нее не было. Поэтому соратница поправила туго заплетенную светлую косу и сказала:

— Надеюсь, что так. Не хотелось бы испортить дело.

3

Лейден, 1644 год

Мыльный пузырь поднимается к ватному небу. Мальчик смеется, глядя, как облака ловят его своими прозрачными лапами и начинают перекидывать туда-сюда, затеяв веселую игру. Он погружает в лохань гребешок со сквозным отверстием и выдувает еще один пузырь. К занятию подключается солнышко, оно подхватывает лучами радужный шарик и делает его то красным, то ультрамариновым, то зеленовато-голубоватым. Мальчик знает все цвета палитры.

Пузырек лопается.

Только сейчас мальчик сознает, что совершенно один на берегу канала. Он вытягивает шею, желая убедиться, что Юдит не следит за ним. Потом тихими шажками пробирается по мощеной тропе к мостку через канал.

Он не может не видеть, как сходится перспектива на дуге моста. Наставники обучают его математическому способу создания трехмерного пространства на плоском листе, но они могут этого и не делать. Он все знает и без подсказок, чему они не перестают удивляться. Булыжники, ступени у воды, даже лодки в канале — все они образуют ортогонали, диагональные линии которых встречаются в одной точке на горизонте, чуть ниже арки моста, — точке схода.

Линии влекут его, соблазняют. Он мысленно переносится по ним над каналом, приближаясь к точке схода, и протягивает ручку, чтобы схватить ее. Но чем ближе он к заветной точке, тем дальше она отодвигается.

Он слышит, как его окликают по имени. Это Юдит.

— Йоханнес, что подумают люди о твоем отце, когда увидят, как ты разгуливаешь по городу один? — выговаривает она ему.

Женщина подходит к мальчику, протягивает пухлую руку, ее пышные формы как будто вот-вот вырвутся из-под тугой кожаной шнуровки. Она сминает собой все ортогонали, нарушая порядок.

Солнечный луч заглядывает глубоко под ее вуаль и высвечивает румяные щеки, обычно скрытые от взглядов. Они такие же рыхлые, как тот хлеб, что она замешивает каждое утро на рассвете. Такие же аппетитные, как ее миндальный торт на масле.

Маленькая ручка крепко зажата в пухлой ладони. Они направляются к выбеленной арке дома, где он живет. Сквозь стеклянные окошки черного хода струится кобальтовый свет. Он окрашивает зеленым резвых цыплят на кухонном дворе и расплывается синими пятнами по сохнущим простыням. Юдит тащит мальчика мимо блестящих медных чанов и глазированных керамических кувшинов в парадную гостиную.

Она зовет мать Йоханнеса, нужно назначить наказание за то, что он ушел гулять один, — иначе что скажут соседи?

Тихое треньканье клавесина замолкает. Осторожно заглядывая в дверь, он видит пейзаж, нарисованный на внутренней стороне открытой крышки инструмента, и ловит взгляд мамы в выпуклом зеркале, висящем напротив клавесина. Прежде чем напустить на себя строгий вид, как того ожидает Юдит, мама улыбается ему, своему Йоханнесу, своему сообщнику.

Они ждут, пока Юдит не уйдет на рынок. Оглядев улицу в обе стороны, не покажутся ли соседи, опасные все до одного, они выскальзывают через черный ход. У мамы наготове отговорка, почему они не пользуются парадной дверью. Но, слава богу, дорога пуста.

Он знает здесь каждый камешек на ощупь, ведь они ходят этим путем с наступлением темноты каждый праздник, даже без свечи. Проверяя себя, он закрывает глаза и ведет ладонью по каждой шершавой кирпичной стене, пока они идут по узким улочкам. Его пальцы запоминают неровности каких-то углов, шершавость отдельных камней. Он размышляет, как передать текстуру известковой кладки с помощью своих красок, делая белые мазки по красновато-коричневому кистями различной плотности и ширины.

Мальчик открывает глаза. Освещенные окошки крошечного домика приветливо мигают ему. Только посвященные знают правду: под этим домиком находится подземное строение, где скрывается запрещенный католический молитвенный дом. Здесь, вдали от отца-кальвиниста, вдали от осуждающих взглядов горожан, которые на словах говорят о религиозной терпимости, а на деле ведут себя как солдаты в битве против остатков испанской католической тирании, мать тайно молится.

Толкнув грубо обструганную деревянную дверь, они спускаются по крутой лестнице. Несмотря на понедельник, в зале полно знакомых лиц, все им кивают. Подобно большинству католиков, мать посещает по воскресеньям кальвинистскую службу, как велит ей супружеский долг, а по понедельникам кается.

Они ждут начала мессы в тишине. Если не считать изображений Христа и святых, что украшают стены и алтарь, выбеленный сводчатый интерьер с рядами деревянных скамей напоминает Йоханнесу кальвинистскую церковь, куда они ходят вместе с отцом. Мама говорит, что картины помогают настроиться на молитву, приближают их к Богу. Однако в воскресной школе его учат, что католичество — не что иное, как ересь и идолопоклонничество, что на духовную медитацию следует настраиваться одним только Священным Писанием. Йоханнес жалеет своих учителей-кальвинистов, ведь они не способны почувствовать священную силу искусства.

Начинается процессия к алтарю, ее возглавляет священник в великолепной мантии, расшитой серебряными и золотыми нитями, у подножия алтаря поют гимны. Священник приветствует паству: «Dominus vobiscum».[2] Йоханнес отвечает священнику: «Et cum spiritu tuo»,[3] по собственной воле, ибо мать не требует от него участия.

Во время мессы священник кладет левую ладонь себе на грудь, поднимает кадило и качает перед алтарем. Кадило раскачивается как маятник, от его золоченой поверхности отражается пламя свечей, на миг освещая темные уголки и скрытые тенью лики. По воздуху разносится запах ладана. Йоханнес вдыхает крепкий сладкий аромат, такой же экзотичный, как лимонная краска или, возможно, индийская желтая в его палитре. Он смотрит, как струйки дыма поднимаются вверх, символизируя их молитвы.

4

Нью-Йорк, наши дни

В следующий четверг, около шестнадцати часов, Мара остановилась перед входом в аукционный дом «Бизли». Ей и раньше доводилось проходить мимо этого особняка, и каждый раз она восхищалась его причудливым дизайном, воплотившим желания бывшего владельца, угольного барона девятнадцатого века. Сейчас, стоя на ступенях лестницы и готовясь войти через массивные парадные двери, она по-новому оценила величественность и масштаб здания.

Внутри ей пришлось лавировать по богато убранному вестибюлю среди толпы ассистенток, ответственных за проведение аукциона и банкета. Почти все они носили одинаковые прически (прямые, блестящие волосы), нитки жемчуга, туфли из последней коллекции Маноло и телефонную гарнитуру. У всех девушек был занятой вид, и они абсолютно ее не замечали. Собираясь сюда, Мара выбрала черный облегающий костюм от Кальвина Кляйна, но по сравнению с собравшейся публикой сама себе казалась одетой безвкусно.

Стулья, обитые голубой парчой, были расставлены по залу отдельно друг от друга. Отметившись у грозного вида администратора, Мара опустилась на один из стульев и увидела собрание аукционных каталогов, мастерски разложенных веером на мраморном кофейном столике. Опасаясь разрушить гармонию, она осторожно вытянула каталог, посвященный голландской коллекции.

В глянцевом буклете были собраны репродукции картин, изображавших просторные, наполненные светом церкви, строгий домашний быт, искусно выписанные до мельчайших подробностей натюрморты и жанровые сельские сцены — все те сюжеты, что прославили голландских художников и подняли спрос на их живопись. Мара узнавала некоторые картины мастеров. Накануне вечером она внимательно пролистала свои старые учебники по искусствоведению, оставшиеся со времен студенчества, пытаясь восстановить в памяти золотой век голландской живописи, чтобы хоть как-то поддержать беседу с Майклом, когда речь зайдет о выставленных на аукцион работах. Этот ускоренный курс напомнил ей, почему когда-то она была так увлечена голландскими художниками семнадцатого века: их неподражаемые, беспрецедентно реалистичные полотна изобиловали загадками и символами, что наверняка понравилось бы ее бабушке. Мара тщательно прочесывала учебники, стараясь определить, какое место в пантеоне художников занимал создатель «Куколки» Йоханнес Миревелд, получивший вначале известность как одаренный портретист, но его подход к искусству был новаторским для своего времени.

Пока девушка просматривала каталог, до нее долетели обрывки приглушенного разговора. Двое беседовали заговорщицким тоном, и это возбудило в ней интерес. Она постаралась незаметно разглядеть говоривших. Мара наклонилась к столику, чтобы положить каталог на место, и взглянула на двух мужчин, сидевших неподалеку на диванчике спиной к ней.