Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6295 ( № 40 2010)

• Название: Литературная Газета 6295 ( № 40 2010)
• Автор: Литературка Литературная Газета
• Жанр: Публицистика

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

---

И, как-то обречённо вздохнув, отошёл от автомата, так и не купив бахилы. А у меня опять больно сжалось сердце. Пусть запоздало, но я узнал в старике школьного учителя химии. Как раз по его последней фразе. Тогда, в школьную мою пору, он каждый урок начинал словами Менделеева: «Сжигать нефть – это всё равно что топить печку ассигнациями».

– Почему? – спрашивал он и сам отвечал: – Да потому, что из нефти можно синтезировать всё что угодно – от одежды до продуктов питания. И знаниями, приобретёнными в школе, вам предстоит не печку топить. Смекаете, к чему я клоню?..

– Смекаем, – откликался класс, но на самом деле наставления учителя химии, который и тогда казался нам стариком, всем давно поднадоели. Нас больше интересовало, как «синтезируется» его увлечение молоденькой математичкой, с появлением которой в школе наш химик вспомнил, что бриться надо каждое утро, носить галстук и чистить туфли. Впрочем, вскоре он сменил туфли на только входящие тогда в моду «вездеходы» на толстенной подошве, чтобы, наверное, сравняться с молоденькой учительницей ростом. Он даже очки с круглыми стёклами в широкой роговой оправе сменил, сразу помолодев, – на продолговатые в золотистом ободке.

Уроки в школе велись строго по расписанию, вывешенному у дверей кабинета завуча, и у химика с математичкой они не совпадали. Но теперь он стал приходить и в дни, рабочие для неё. Удивительно, но за учительницей он ухаживал так же, как и мы за своими одноклассницами, – поднося её портфель до школы по утрам и провожая, забрав портфель, после занятий.

Автомат, уже проглотивший пятирублёвую монету, выкатил синтезированный из отходов нефтепродуктов футлярчик, и я, забрав его, поплёлся на второй этаж к кабинету врача. Между пролётами пришлось остановиться – не обойти было полную женщину, склонившуюся над картонной коробкой. Я кашлянул, чтобы обозначить своё присутствие, и женщина испуганно, будто застигнутая за чем-то нехорошим, отпрянула от коробки. Лицо её, только чуть-чуть тронутое увяданием, залилось краской. Она мгновенно, несмотря на комплекцию, слетела вниз, а коробка, которую вперемешку с ватками и окровавленными тампонами полнили использованные бахилы, осталась. Должно быть, её приткнули в угол площадки вместо урны…

Очереди к врачу не было, но над дверью в его кабинет горело табло: «Ждите! Вас вызовут!». Вдоль стены напротив тянулся ряд пластиковых стульев, наверняка синтезированных из отходов нефтехимии, и я присел на один из них прямо перед табло. Бахилы оказались хлипкими, лопнув тотчас, как я стал их натягивать на туфли, но держались, точно прилипнув к обуви.

«И правда, безделица, да ещё дрянная», – вспомнил я старика-учителя и, поглядывая на табло, достал купленную по пути в поликлинику газету. «Отпускной исход», – прочёл странный заголовок вынесенного в передовицу материала, под которым, впрочем, следовало выделенное шрифтом пояснение: «Учителя нашего города получили отпускные и прослезились».

Интуитивно я почувствовал, что дальше читать не стоит, но и тупо пялиться на табло, когда сердце не желает разжаться хоть на мгновение, – себе дороже, и вернулся к тексту: «Около 20 тысяч рублей получила наша читательница – учитель 146-й школы, человек с многолетним опытом – за месяц работы и два месяца отпуска. Что-то около семи тысяч в месяц получается… Красочно расписанная новая система оплаты труда провалилась как раз в Год учителя…»

Дочитать до конца я не успел. Табло погасло, и из кабинета вышел бывший мой учитель химии. Почему-то испугавшись, что на этот раз он меня узнает, я склонился, делая вид, что поправляю бахилы, и увидел то, чего не должен был увидеть.

Старик был в бахилах. Но если мои, пусть и лопнувшие, ещё не потеряли блеска, то его выделялись вызывающей и явно не первой свежестью. Я вдруг понял, где эти бахилы вот-вот окажутся, если старик не забудет снять эту синтезированную обувку, проходя мимо коробки, из которой её позаимствовал. А ещё, запоздало осознал я, наш химик помолодел тогда не от смены очков. Он был молод и до появления в школе молоденькой математички, а прежде старящие его очки носил по простой причине – чтобы казаться нам, его ученикам, старше, чем он был на самом деле…

– Дмитрий Степанович! – вспомнил я имя учителя химии, но броситься за ним не позволило резко и остро разжавшееся сердце. Как и пройти в кабинет врача, когда над его дверью зажглось табло с приглашением: «Следующий!».

Николай БЕРЕЗОВСКИЙ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии:

Домой

Портфель "ЛГ"

Домой

СОВРЕМЕННАЯ ПРОЗА СО ЛЬВОМ ПИРОГОВЫМ

Вряд ли нужно представлять Сергея Шаргунова – десять лет как «молодую звезду», лауреата премий, инициатора и жертву многих скандалов, без пяти минут сделавшего карьеру в «большой политике» (Бог сберёг). Отец его – известный православный священник, публицист и общественный деятель, если вдруг кто не знает, это чтобы было понятно, о чём рассказ.

Пишет Сергей по-разному, но всё больше красиво и всё больше скандально, «чтоб бабам нравилось», и я всегда относился к нему сдержанно: дескать, ну грехи молодости, у кого их нет, но чужих нам не надо, со своими бы разобраться.

Этот рассказ по-хорошему удивил и обнадёжил меня.

Подумалось даже: ну а толку, если бы Сергей был другим – например, пошёл по стопам отца? То есть он-то и пошёл, конечно, но ни мы, ни он сам, возможно, до поры этого не знали, не замечали.

Дети, как мотыльки на свет, рвутся прочь из родительского гнезда, это определено законом, иначе – вырождение, застой и смерть. Проще говоря, ну стал бы Сергей «православным писателем» с малых лет – что это за православный писатель был бы? Пробирочный, химически чистый, Псалтырь как пластырь, благочестие по привычке?

Дети верующих и воцерковлённых родителей часто отшатываются от семейной традиции, и это не всегда плохо. Вера не передаётся по наследству, путь к ней должен быть трудным и личным. Помнится, как-то они там связаны, сопротивление и сила тока.

И даже дело не в том.

Писатель, ну то есть вообще человек, наверное, не с первых шагов начинается. А начинается он с возвращения домой. Уходим из дома «за опытом», а как набираемся его, так только и начинаем жить.

Помню, читал этот рассказ в рейсовом автобусе «Москва–Солнечногорск», в летнюю жару, как раз смог был; сердчишко еле стучит, голова мутная, на коленях стопа рукописей, читать противно, тошнит. Прочёл этот рассказ и вроде как полегчало. Не знаю почему: ни тогда, ни потом не было охоты «анализировать». Вот просто полегчало. Будто успокоилось в голове нытьё, встала на место какая-то вывихнутая из сустава мысль.

Пусть у писателя Шаргунова всё будет хорошо.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии:

Как я был алтарником

Портфель "ЛГ"

Как я был алтарником

Сергей ШАРГУНОВ

В четыре года на Пасхальной неделе я первый раз оказался в алтаре. В храме Всех Скорбящих Радости, похожем на каменный кулич, большом и гулком, с круглым куполом и мраморными драматичными ангелочками внутри на стенах.

Через годы я восстановлю для себя картину.

Настоятелем был актёр (по образованию и призванию) митрополит Киприан. Седой, невысокий, плотный дядька Черномор. Он любил театр, ресторан и баню. Киприан был советский и светский, хотя, говорят, горячо верующий. Очаровательный тип напористого курортника. Он выходил на амвон и обличал нейтронную бомбу, которая убивает людей, но оставляет вещи. Это символ Запада. (Он даже ездил агитировать за «красных» в гости к священнику Меню и академику Шафаревичу.) На Новый год он призывал не соблюдать рождественский пост: «Пейте сладко, кушайте колбаску!» Ещё он говорил о рае: «У нас есть куда пойти человеку. Райсовет! Райком! Райсобес!» Его не смущала концовка последнего слова. Папе он рассказывал про то, как пел Ворошилов на банкете в Кремле. Подошёл и басом наизусть затянул сложный тропарь перенесению мощей святителя Николая. А моя мама помнила Киприана молодым и угольно-чёрным. Она жила девочкой рядом и заходила сюда. «На колени! Сталин болен!»  И люди валились на каменные плиты этого большого храма. Каменные плиты, местами покрытые узорчатым железом.