Валерия Новодворская - Прощание славянки

• Название: Прощание славянки
• Автор: Валерия Новодворская
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8159-0893-2

В сборник «Прощание славянки» вошли книги «По ту сторону отчаяния», «Над пропастью во лжи», публикации из газеты «Новый взгляд», материалы дела и речи из зала суда, а также диалоги В.Новодворской с К.Боровым о современной России.

---

И что вы думаете? Костя чуть не проиграл.

После обычной порции канцелярщины, бюрократии и формализма, после месяца положенного вам ожидания начались странные разговоры со стороны ОВИРа. Сначала они вспомнили, что у меня были неприятности из-за митингов с МВД (до 1991 года, при другом строе). Потом стали лепетать нечто невразумительное насчет неприятностей с КГБ (тогда же). Я не знала тогда, что зловещий генерал Трофимов уже тянется рукой в черной перчатке к моему бедному иностранному паспорту, что Барсуков и Коржаков на паях сооружает уголовное дело по факту моей (и Костиной!) измены родным танкам и фильтрационным лагерям, внедряемых в Чечне во имя «Родины и порядка». Но результаты были как в 70-е годы в райкоме, куда вздумалось бы зайти антисоветчику с патентом за направлением в страны дальнего зарубежья. У Кости были связи, он что-то написал: скорее всего, то, что паспорт для меня будет требовать Европарламент. После чего мне позвонили и очень подобострастно предложили немедленно приехать за паспортом. Увы, он оказался с ненавистной советской символикой. Пришлось его одеть в красивую иностранную черную обложку.

Мы ничего не знали про дело, но вокруг меня уже явно мелькали электрические разряды, вспыхивали молнии, и атмосфера сгустилась до такой степени, что ее можно было резать ножом. Поэтому когда мы очутились в уютном самолетике, и он подпрыгнул, взлетел и довольно скоро перелетел границу, мне захотелось, подобно Маргарите, закричать: «Свободна! Свободна и невидима!» Только, конечно, без швабры и раздеваний. Основания для этого у нас были: накануне отлета пришел тогда еще живой Хаммад Курбанов, элегантный, отчаянно храбрый и образованный московский чеченец, сам вызвавшийся стать представителем Джохара Дудаева в Москве, и принес для европейских парламентариев жуткую кассету, где были запечатлены руины, трупы. Замученные и казненные чеченцы, в том числе дети, женщины и старики. Особенно один кадр с чеченкой, беременной на 6 месяце, которую десантники Грачева убили, вбив ей между ног толстый деревянный кол… От этой кассеты и камень бы заплакал и закричал «Аллах акбар!».

Конечно, мы эту кассету не довезли. Судя по всему, фискалы из ФСК слушали не только мой телефон, но и мою квартиру. Поэтому на таможне они полезли сразу в чемоданы Борового, минуя мои (Хаммад для сохранности предложил отдать кассету Косте, потому что репутация у него получше, чем у меня). Гэбульники успели слазать даже в Костины карманы с неподражаемой наглостью и восхитительным хамством, свойственными этому сословию. Обнаружив кассету, они просто замурлыкали от счастья, предвкушая ознакомление. Нам сунули под нос какую-то бумажку, на которой было напечатано, что видеокассеты должны сдаваться на просмотр за день до отлета. Недалеко же мы ушли от тех времен, когда на этой же таможне изымали самиздат и тамиздат. Гэбульники не предвидели только того, что кассета им не достанется: Боровой сразу же отдал ее своему шоферу Игорю (он нас провожал до самой таможни). Наша обысканная компания (в мои-то вещи и карманы они не полезли: схлопотали бы по рукам или по ушам, в смысле парочки гадостей в свой адрес), где, кроме Кости и меня, еще состояли его жена Тамара, с которой мы когда-то учились в ИНЯЗе, и дочка Леночка, авангардистское дитя технотронной эры, которая уже в 12 лет умела работать на компьютере и говорила на всех европейских языках, поплелась на посадку. Получилось прямо по Гейне:

Во Францию два гренадера
Из русского плена брели…

С тем только различием, что мы с Костей родились в плену и в этом же плену умрем, потому что Россия находится в плену сама у себя, и брести нам некуда…

Резкие контрасты настроения и мироощущения ударили по нервам так резко и так неожиданно, что контрасты в архитектуре и в красках отошли на задний план, едва я увидела первый в моей жизни западный аэропорт и за ним — первую же иностранную улицу. В стеклянной будочке таможни сидел улыбающийся жандарм и ставил печати на страницу с шенгенскими визами. После цепных российских таможенников, залезших к нам в чемоданы и в карманы, хмурых и злобных, как немецкие овчарки, я увидела улыбающегося человека, которому было приятно пускать кого-то к себе в Люксембург. Содержимое наших чемоданов его совершенно не волновало. И это был последний полицейский, увиденный мной в Люксембурге. Ни утром, ни вечером, ни ночью я не увидела там ни автоматов, ни бронежилетов, ни патрулей, ни людей в форме. Никто никого не грабил, никто ничего не охранял. Потерянный рай, страна вечных каникул. Добрый мир Шенгенской зоны, где отвыкли бояться и забыли, что такое зло. Ненавязчивая, деликатная доброта мира, где никто не лезет тебе в душу, никто не берется тебя воспитывать, но если тебе понадобиться помощь, вокруг тебя начнется просто давка! Когда мы с Тамарой (а мы вечно отставали от спортивных и прытких Кости и Леночки) потерялись, то есть не могли найти ресторан, где наш Вергилий из европейских политиков ждал нас, в поисках участвовала вся улица, а узнав, что мы — русские (когда говоришь свободно на европейских языках, об этом не скоро догадываются), все страшно умилились. Но тут Лена и Костя нашли нас, тихоходных растяп и увезли на такси, ругаясь шепотом.

В этом мире люди привыкли к тому, что им ничто не угрожает. Я вспоминала зловещего Макашова, прущего вперед Зюганова, горластых «патриотов» и зубастых коммунистов, и за этот хрупкий, драгоценный мир становилось прямо-таки страшно. В Люксембурге причудливых двухэтажных коттеджей больше, чем многоэтажных (не более 5 этажей) домов, у домов растут похожие на красную брюссельскую капусту деревья, и почти у всех крылечек и подъездов цветут шикарные розы. И никто их не рвет!

В Германии мы успели побывать в Трире, где когда-то родился Карл Маркс (но, к счастью для города, там не задержался). Костя взял напрокат синюю прелестную машину (то ли «мерс», то ли «линкольн»), а сделать это можно прямо в аэропорту. А когда мы выходили из машины, Тамара и Костя шли степенно, с сознанием собственного достоинства, а мы с Леночкой прилипали ко всем витринам и бурно на все реагировали (Леночка, пожалуй, держалась солиднее меня, потому что она-то была за границей много раз).

От местных дорог, особенно скоростных (Люксембург — Трир и Люксембург — Париж), хотелось долго и горько плакать и биться о них головой, потому что дороги были шелковые, и если скорость снижалась до 150 км/ч, сзади выстраивался целый хвост и гневно сигналил. Костя Боровой замечательно водит машину: как лихой ковбой в прериях, норовя поставить мировой рекорд и выбраться за отметку «220». По-моему, садясь за руль, он воображает, что машина — это птица-тройка. И какой же русский не любит быстрой езды! Но даже на такой скорости видно, что зеленые откосы по бокам выложены цветными треугольниками, ромбами, овалами, картинками. Очень часто попадаются заправочные станции, и при них обязательно кафешечка, буфетик, туалетик, газеты, журналы… Никто ни разу не спросил наших паспортов, и мы бы чувствовали себя своими среди своих, если бы мы не были так несчастны при виде этих шелковых дорог и этой беспечальной жизни, потому что у нас в тылу осталась жизнь, которая постоянно ожидала смерти то ли от экономического кризиса, то ли от очередных политических выходок коммунистов incorporated. Позади у нас оставалась чудовищная война, и тайная полиция, и ожидание типа окуджавского:

Крест деревянный иль чугунный
Назначен нам в грядущей мгле.
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле…

А наши дороги с ямами и ухабами (от Москвы до Владимира, Твери и Нижнего Новгорода), с плохим асфальтом, с избушками на обочинах, где не только кафе, но ни одного туалета нет от Москвы до Нижнего, не то что мотеля! И это еще роскошь по сравнению с Сибирью, где за сутки вообще не встретишь человеческого жилья и где дороги — как при покорителе этих краев Ермаке! Боже мой, за что? Но мы знали, за что. Винить было некого. Или пушки, или масло. Или танки, или «мерседесы». Или мотели, или Турксибы. Самое страшное — это видеть чужой рай. В который ты не можешь попроситься, потому что ты обязан вернуться и воссесть, как Иов, на свое гноище. И сидеть на нем до конца жизни. Ни одно правительство, ни одно государство не налагает на человека такие тяжкие оковы, как любовь и долг.

Когда ты оказываешься Там, тебе кажется, что уменьшается сила тяжести. Там давно решены все мировые вопросы; так легко и безболезненно разрешается проблема борьбы за существование, что нам, в нашем положении, может показаться, что это уже другая планета, другая, более мудрая и совершенная раса. Люди одеты проще, чем у нас: им уже неинтересно выпендриваться. Вечерние туалеты в ресторан надевали только мы, но не хозяева этой страны. Дети сидят в тележках от продуктов в гигантских универсамах, играют и рисуют прямо там. Никто их не одергивает и не останавливает. Они свободны, гармоничны и знают границы своей свободы. Труд там давно уже не каторга, а удовольствие.