Валерия Новодворская - Прощание славянки

• Название: Прощание славянки
• Автор: Валерия Новодворская
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8159-0893-2

В сборник «Прощание славянки» вошли книги «По ту сторону отчаяния», «Над пропастью во лжи», публикации из газеты «Новый взгляд», материалы дела и речи из зала суда, а также диалоги В.Новодворской с К.Боровым о современной России.

---

Боровой

Замечательно. Все.

Последний день Помпеи

Я не была вундеркиндом, поэтому сталинских времен я не помню. Мне было три года, когда тиран отправился в ад. XX съезд я не помню тоже, но хорошо помню XXII. Я помню, как радовался учитель истории, получив возможность рассказывать нам, шестиклассникам, о пытках и лагерях. Я помню, как издыхала, агонизировала первая оттепель; как ее заносило снегом, как лужи затягивало льдом. Я помню жуткий холод 65-го (процесс Даниэля и Синявского) и снежную лавину, накрывшую нас в 1968-м (ввод войск в Чехословакию). Я прошла сквозь брежневский застой, который для меня был подобен могильному склепу, диссидентом, с оружием (шариковой ручкой) в руках, ангажированным и военнообязанным врагом СССР, тоталитаризма и социализма. Я прямо как зиц-председатель Фунт: сидела при Леониде Ильиче Брежневе, а при реформаторе Михаиле Горбачеве — сидела тоже. Мне некогда было наслаждаться коротким зимним ельцинским летом: надо было все время с чем-то бороться и кого-то спасать. То анархистов Родионова и Кузнецова (1991–1992 гг.); то Виктора Орехова (1992 г.); то Грузию (1992–1993 гг.); то Вила Мирзаянова (1994 г.); то Россию от путча (1993 г.). То Чечню (1994–1996 гг., а потом до Хасавюрта). То Александра Никитина (1995 г.). То Григория Пасько (1996–1997 гг., а потом еще при Путине). И Игоря Сутягина, и В.Моисеева. И это все при Ельцине!

И вот сейчас тот мир, который возник в августе 1991 года, будет уничтожен, сожжен лавой, засыпан пеплом. Везувий выбрасывает столбы огня, рушатся наши храмы (Свободы, Демократии, Народничества, Веры в Россию), падают статуи богов. Демократы в положении евреев польского гетто. Выведены за скобки, изолированы от путинских арийцев (всем довольных), обречены. На молчание, на маргинальность, на народное презрение; может быть, на заключение или смерть.

Самое время писать свою летопись. То, что видел, то, о чем могли рассказать. Сталин, Ленин (это предания, но есть еще очевидцы, помнящие первого и писавшие с натуры о втором). И моя личная коллекция правителей: Хрущев, Брежнев, Горбачев, Ельцин, Путин. На нем, кажется, история прекращает течение свое, как при Угрюм-Бурчееве из Салтыкова-Щедрина.

Уходят из Варшавы поезда,
И скоро наш конец, как ни крути,
Ну что ж, гори, гори, моя звезда,
Гори на рукаве и на груди.
А.Галич, «Кадеш»

Представьте себе планету, где никогда не бывает лета. Не собирают урожай, не копают картошку, не дергают бурак. Яблоки не созревают, виноград остается в завязи, бутоны не распускаются. Накатывает осень, крошечные зеленые листики желтеют и опадают, молодую салатового цвета травку заменяет рыжая, грубая, старая, похожая на медвежью шерсть. А потом на эти жалкие, робкие начала идет снег, ложится белый могильный саван, который нередко скрывает в своей холодной утробе и бутоны, и всходы, и не успевшие лопнуть почки. И снова свистит метель — до следующей оттепели. Илья Эренбург это видел, он в этом саване жил. Он знал, что эту планету зовут «планета Зима». И совсем не в романе Урсулы Ле Гуин или Гарри Гаррисона. Эту планету зовут Россией, Русью, Российской Федерацией. «А мы такие зимы знали, вжились в такие холода, что даже не было печали, а только гордость и беда».

Хрущевская оттепель была не первой оттепелью, передышкой, мимолетным улучшением климата, перемирием и «хорошим днем» у чахоточного больного в наших широтах. Первой оттепелью с внезапным ночным морозом было время Бориса Годунова (Федор Иоаннович был добр, но слаб умом и волей, и за пределами дворца ничего не умел устроить, никаких реформ не проводил, и все осталось в намерениях, как в зернах). А Борис проводил западнические реформы, хотел быть абсолютистом, а не автократором. Но ненадолго его хватило. Права была Анна Ахматова: «Бориса дикий страх». Страх, угрызения совести, менталитет худородного выскочки, ордынско-византийские комплексы — но только все быстро пошло по колее царя Ивана IV. Доносы, казни, особая заздравная молитва за царя, спущенная сверху — на каждый домашний вечер.

Второй оттепелью было мимолетное правление твердого западника Григория Отрепьева, Лжедмитрия. Он хотел искоренить рабство и страх, варварство и отсталость, он энергично принялся за дело. Но ему не дали реформировать Русь, его убили.

Третья оттепель — это было царство Екатерины II. Просвещение, «наказ», «конституционное собрание», науки и искусства. Но уверовавшая во все это элита была жестоко остановлена в своем радостном полете на пламя свечи. Остановлена расправами с Новиковым и Радищевым. Законом для каждой следующей российской оттепели станет это стихотворение Курочкина из освободительных александровских времен:

Эпоха гласности настала,
Везде прогресс, но между тем
Блажен, кто рассуждает мало
И кто не думает совсем.

Следующая, александровская, четвертая оттепель захлебнулась на патриотическом шабаше 1813–1815 годов, на Священном союзе, на Венском конгрессе, на аракчеевской реакции.

Пятая оттепель, оттепель великих реформ Александра II, была восхитительна. Но и она захлебнулась в крови антипольской карательной экспедиции 1863 года, в процессах «50-ти» и «193-х», в розгах для Боголюбова, в арестах и разгонах студентов. Она кончилась агонией, то есть реакцией ура-патриотического царствования Александра III. Ритм был найден, маятник пущен, климат определен.

Хрущевская оттепель стала шестой по общероссийскому счету. Сталин доигрался: теория и практика произвола затянули и его в свой жуткий пылесос. Он создал мир, где не было никаких гарантий ни для кого. Оказалось, что в таком мире жизнь не гарантирована даже для Создателя. Когда ближний круг Сталина понял, что дни их сочтены, что обезумевший тиран прикончит и их, они сделали выводы и организовали заговор кроликов против удава. И никто не пошел доносить, ибо Сталин платил за преданность той же монетой, что и за предательство. Кто были эти заговорщики? Наши старые знакомые: Берия, Хрущев, Маленков, etc. Это о них писал Мандельштам:

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он же только бабачит и тычет.

Инсульт, может, и был естественным, но врачей к Сталину пустили, когда было уже поздно.

Его смерть была бесспорным благом для страны. Циничный, но и практичный Берия тут же стал стирать следы самых одиозных глупостей Хозяина. Например, выпустил врачей, которых свихнувшийся диктатор собирался вешать на Красной площади. Я склонна доверять Авторханову: у Берии принципов не было, но он понимал, что страна может развиваться только на западном пути. «Восьмерки» еще не водилось, а он уже в нее хотел. Он собирался в НАТО, он хотел вернуться к НЭПу и перемахнуть через уровень не только хрущевской, но и горбачевской перестройки. Что ж, они с Никитой Сергеевичем занимались одним делом, у обоих руки были по локоть в крови. Но Хрущев играл при Сталине роль шута, а Берия — роль инквизитора. Берия был образованнее, а Никита Сергеевич — проще и добросердечней. Берия собирался отдать землю в частную собственность, распустить лагеря и стать спасителем страны в глазах Запада.

Тонкошеие вожди были людьми опасными; в акульей стае акула акуле — волк. Они жили по закону джунглей и, выбирая вожака после смерти Пахана, могли запросто загрызть. Кагановичи, Маленковы, Молотовы — эти были без выдумки, попроще. А вот два великих перестроечных проекта (дабы увлечь, отсечь, возглавить, увидеть, прийти и победить) были замыслены Хрущевым и Берией (плейбоем, а в остальном вполне Великим Инквизитором из «Братьев Карамазовых»). У этих двоих было что-то вроде социалистического соревнования: кто первый начнет? И надо же, простец Хрущев оказался более матерым хищником: он взял в союзники армию и Жукова, поставил на место МГБ, арестовал Берию. Его судили так же беззаконно, почти что по ОСО, как всех остальных в его эпоху. И обвинение было вполне сталинское: шпионаж в пользу английской разведки. И расстрел в подвале, как у всех: и у жертв, и у палачей, тем паче что вчерашний палач становился сегодняшней жертвой. А Маленков, Ворошилов и K° были объявлены «антипартийной группой». Вместе с какими-то Шепиловыми. Из моего детства выплывает полузабытый частушечный ряд:

«За что же Клима Ворошилова, ведь он ни в чем не виноват.
Его попутали Шепиловы, а он ни в чем не виноват.
Он в дом большой ходил на площади и там во фракцию вступил.
Ему чего-нибудь попроще бы, а он во фракцию вступил».

И — страшно сказать — естественным продолжением этого ряда (в смысле лживости и византийской стилистики) выглядит не столь уж давняя история про отставку Коржакова, Барсукова и «их духовного отца — Сосковца».