Рэй Брэдбери - Мгновение в лучах солнца

• Название: Мгновение в лучах солнца
• Автор: Рэй Брэдбери
• Жанр: Научная Фантастика

Семейная жизнь не всегда складывается гладко и девушка, порхавшая до брака мотыльком, вынуждена таскать тяжелые чемоданы за супругом. Глаза ее следовали за этими двумя золотисто-желтыми существами, крылья их бились все медленнее… Вдруг рот ее задергался, рука закачалась, словно маятник, пальцы взлетели вверх и обрушились на бабочек, сжимая их все крепче и крепче… Откуда-то из горла рвался крик, но ей удалось подавить его… Рука разжалась сама по себе, и два маленьких комочка яркого порошка упали на блестящую плитку, которой был вымощен двор.

---

«1825 дней с тобой, муж мой, — подумалось ей. — Я, как тот человек из „Бочонка Амонтильядо“ [рассказ Э.По], которого замуровали в подземелье, кричу, но никто меня не слышит».

За дверью послышались шаги и чей-то стук.

— Senora, — позвал кто-то тихонько по-испански, — уже три часа.

— Боже, тш-тш… — зашипела жена, вскочила, кинулась к двери и, чуть-чуть приоткрыв ее, сказала в темноту:

— Вы ошиблись.

— Senora, время — три часа.

— Нет, нет, — прошептала она с перекошенным от отчаяния лицом. — Я имела в виду завтра в три часа дня…

— В чем дело? — осведомился проснувшийся муж и зажег свет. — О боже, только три часа ночи. Что этому болвану нужно?

Жена повернулась к нему и, закрывая глаза, сказала:

— Он повезет нас к Парикутину.

— Господи, ты, похоже, по-испански вообще ни в зуб ногой!

— Уходите, — сказала она таксисту.

— Но я же специально вставал.

Муж выругался и поднялся.

— А-а, теперь я все равно не усну. Скажи этому идиоту, мы будем готовы через десять минут и поедем с ним, о господи!

Проводник нырнул в темноту и выскользнул на улицу, где холодная луна полировала бамперы его машины.

— Ну, ты и бестолковая, — бросил муж, натягивая две пары брюк, две рубашки и на все это шерстяную рубаху. — Дьявол, это уж точно добьет мое горло. Ну, если я опять свалюсь с с ларингитом…

— Ложись спать, черт с тобой.

— Нет уж, теперь я все равно не засну, — ответил он, натягивая еще два свитера и две пары носков. — Там в горах холодно, одевайся теплее, да пошевеливайся.

— Ложись спать, — сказала она. — Заболеешь, опять будешь ныть, на что мне это нужно.

— По крайней мере могла бы хоть время ему четко сказать.

— Заткнись.

— У тебя ветер в голове, поэтому ты вечно что-нибудь напортачишь.

— Оставь меня в покое, черт бы тебя побрал, оставь меня, я не нарочно это сделала!

Она подняла руки, сжав их в кулаки. Пылающее лицо ее было искажено и безобразно.

— Опусти руки! — закричал он.

— Я тебя убью, клянусь, убью, — кричала она. — Оставь меня в покое! Я из кожи вон лезла — кровати, язык, время, о господи! Думаешь, я не понимаю, что виновата?

Через минуту, успокоившись, она протянула ему кожаную куртку и сказала:

— Пойдем, он ждет нас.

— Иди ты к чертям, я никуда не поеду. — Он опять сел. — Ты должна мне 50 долларов.

— С какой стати?

— А ты вспомни, что обещала?

И она вспомнила. Это было в Калифорнии, в самый первый день их путешествия. Они поругались из-за какого-то пустяка, и впервые в жизни она подняла на него руку, но, испугавшись, опустила и уставилась на предательскую ладонь.

— Ты хотела ударить меня! — закричал он.

— Да.

— Ну, что ж, если ты еще раз сделаешь что-либо подобное, то заплатишь мне 50 долларов из своего кармана.

Такова была их жизнь, полная дани, выкупа и мелкого шантажа. Она платила за все свои ошибки, случайные и неслучайные: доллар за то, доллар за это. Если по ее вине был испорчен вечер, она платила из денег, отложенных на одежду. Если они ходили в театр и она начинала критиковать понравившуюся ему пьесу, он устраивал сцену, и ей приходилось платить за билеты… Так продолжалось год за годом, чем дальше, тем хуже…

— 50 долларов. Ты обещала, если дело снова дойдет до таких истерик с рукоприкладством.

— Но я же не ударила тебя. Ладно. Заткнись. Я заплачу тебе эти 50 долларов, я сколько угодно заплачу, только оставь меня в покое.

Она отвернулась и подумала, что он превратил деньги в орудие, постоянно нацеленное на нее. Когда она срывалась, то вынуждена была отдавать ему часть заработка, достававшегося ей нелегким трудом.

— А знаешь, у меня такое впечатление, что с тех пор, как мои рассказы взяли в журнал, ты затеваешь больше ссор, а я плачу тебе больше денег.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он и, неожиданно успокоившись, добавил:

— Так ты заплатишь?

— Да.

Она быстро надевала брюки и куртку.

— Кстати, я давно собиралась поговорить с тобой о деньгах. Нет смысла держать их отдельно, все деньги я буду отдавать тебе.

— Я об этом не просил, — быстро сказал он.

— А я настаиваю.

«Я сейчас обезоруживаю тебя, — думала она. — Теперь уж ты не будешь выкачивать из меня деньги, цент за центом, капля за каплей. Придется тебе придумать другой способ, чтоб досаждать мне».

— Но… — начал он.

— Не будем больше говорить об этом. Они все твои.

— Я просто хотел, чтобы это послужило тебе уроком. Ведь ты такая несдержанная.

— Ну да, и живу я только ради денег.

— Все деньги мне не нужны.

— Ладно, хватит.

Перебранка утомила ее. Она открыла дверь и прислушалась. Соседи ничего не слышали, а если и слышали, то не обратили внимания. Фары ожидавшего их такси освещали небольшую площадь перед гостиницей…

Они выехали из Уруапана и долго тряслись по застывшим в ленивой дреме снежно-пепельным холмам под холодными ясными звездами, потом взобрались на гору, где стояли торжественно-серьезные мужчины и смуглые мальчишки; рядом под безмолвным небом переговаривалась группа американцев в бриджах. Подвели лошадей, и все отправились вверх по реке лавы. Жена заговорила с американцами, посыпались шутки; муж через некоторое время поскакал вперед…

В эту ночь Парикутин был рекой золота, далекой рекой расплавленной руды, текущей к мертвому морю лавы, к далекому вулканическому берегу. Если затаить дыхание и успокоить колотящееся сердце, можно услышать, как лава сталкивает вниз камни; они катятся, переворачиваются и едва слышно грохочут. Над кратером стояло красное сияние, а изнутри беззвучно поднимались светло-коричневые и серые облака, залитые розовым светом…

Они стояли вдвоем и смотрели, как лава слизывает темный конус вершины.

Он упрямо молчал.

— Чем ты теперь недоволен? — спросила она.

— Разве ты не могла побыть со мной? Я думал, что в Мексике мы всегда будем вместе. А ты сразу начинаешь трепаться с этими проклятыми техасцами.

— Мне было так одиноко. За два месяца мы не встретили ни одного американца. Днем здесь хорошо, а по ночам тоскливо. Просто захотелось с кем-нибудь поговорить.

— Тебе захотелось сказать им, что ты писательница.

— Неправда.

— Всегда всем рассказываешь, какая ты хорошая писательница и как путешествуешь по Мексике на деньги, заработанные в большом журнале, напечатавшем твой рассказ.

— Один из них спросил, чем я занимаюсь, вот я и сказала. Но ты прав, черт возьми, я действительно горжусь своей работой. Мне пришлось ждать целых десять лет, пока напечатали мой первый рассказ.

Он долго рассматривал жену, освещенную пламенем вулкана.

— А знаешь, перед тем, как ехать сюда, я вспомнил об этой проклятой пишущей машинке и чуть было не швырнул ее в реку.

— Что?!

— Нет, не выбросил, пока просто запер в машине. Я уже сыт по горло и ею, и тем, как ты портишь нашу поездку. Ведь ты здесь не со мной, а сама по себе, для тебя существует только одно — ты, ты и эта чертова машинка, ты и твои нервы, ты и твои впечатления, ты и твое одиночество. Я знал, что так будет и сегодня. Куда бы мы ни пошли, ты вечно спешишь в номер и барабанишь на своей машинке. И днем, и ночью — одно и то же, да сколько же можно?! Зачем мы сюда приехали?!

— Я неделю не садилась за машинку, зная, как она тебя раздражает.

— Вот и не садись за нее еще неделю, месяц, пока не вернемся домой. Твое проклятое вдохновение может и подождать.

«Не надо было обещать ему все деньги, — подумала она. — Не надо было отнимать у него это оружие. Теперь он добрался до самого главного, до настоящего — до моей работы, до машинки! О господи!»

И вдруг поток гнева охватил ее, захотелось его ударить, быть может, сбросить со скалы, но она просто толкнула его в спину, вложив в этот жест весь свой гнев, всю накопившуюся обиду, и это означало, что разговор кончен…

Через час муж с женой тронулись сквозь рассеивающуюся мглу в обратный путь. Спускаясь к мертвому городу, к церкви, погребенной под слоем лавы, жена думала: «Почему не упадет его лошадь? Почему не сбросит его на камни?»

Но ничего не происходило. Они скакали дальше. Из-за горизонта поднималось багровое солнце…

Они проспали в своем номере до часу дня. Одевшись, жена полчаса сидела на кровати, ожидая пробуждения мужа; наконец он зашевелился, перевернулся — небритый, бледный от усталости.

— У меня болит горло, — были его первые слова. Она промолчала, потом поднялась и пошла к двери.

— Пойду куплю газету.

Выйдя из гостиницы, она долго шла по только что вымытым улицам, вдыхала невероятно чистый воздух, и ей было бы совсем хорошо, если бы не постоянная дрожь где-то в груди.

Она подошла к таксисту, чувствуя, как замерло и снова заколотилось сердце, и спросила: