Борис Григорьев - Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

• Название: Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода
• Автор: Борис Григорьев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02706-X

Читатель не найдет в «ностальгических Воспоминаниях» Бориса Григорьева сногсшибательных истории, экзотических приключении или смертельных схваток под знаком плаща и кинжала. И все же автору этой книги, несомненно, удалось, основываясь на собственном Оперативном опыте и на опыте коллег, дать максимально объективную картину жизни сотрудника советской разведки 60–90-х годов XX века.

Путешествуя «с черного хода» по скандинавским странам, устраивая в пути привалы, чтобы поразмышлять над проблемами Службы внешней разведки, вдумчивый читатель, добравшись вслед за автором до родных берегов, по достоинству оценит и книгу, и такую непростую жизнь бойца невидимого фронта.

---

— Видал? — торжествующе крикнул Павел Воронухе, карабкаясь на борт буксира.

— Да-а-а, с такой дурой лучше не связываться.

Мы постояли некоторое время у кромки льда, убедились, что моржиха вернулась к детенышу, и пошли обратно. Нам предстояло стать на якорь, добраться на шлюпке до берега и пешком пройти километра два-три по тундре Эрдмана и разыскать озеро с одноименным названием. Ходили слухи, что в озере видимо-невидимо гольца.

Воронуха предпочел остаться на борту «гуреева», а директор Соколов, Синицын, Павел и я сошли на берег. Уже наступила короткая весенняя ночь, и через высокий перевал мы шли в сумерках. Впереди тропил Синицын, за ним — Павел, потом — Соколов и в конце цепочки я. Несмотря на то, что я шел последним, я так же быстро выдохся, как и впереди идущие. И не мудрено: мы проваливались в мягкий снег по пояс, и были вынуждены идти след в след, постоянно меняясь местами в цепочке.

Судя по карте, мы должны были уже подойти к озеру, но кругом была плоская равнина, и никаких намеков на берега и характерное углубление не было. Сбиться с курса было довольно трудно, потому что слева шла высокая горная гряда, а уйти вправо нам мешало море. Мы барахтались в снегу уже больше часа, а озеро все не показывалось. Наконец кто-то предложил сделать привал. Мы в изнеможении легли на спину около какой-то скалы и посмотрели на небо.

— Ребята, а уже понемногу светает, — заметил Синицын.

И точно. Через пять-семь минут воздух вокруг нас окрасился розовыми лучами находившегося еще за горизонтом солнца. От первобытной тишины звенело в ушах. И вдруг звон в ушах прибавился. Я прислушался: писк-звон то пропадал, то появлялся снова в типичном ритме полета подмосковного комара. И вдруг прямо на нос мне сел… комар! Ничего себе: на Шпицбергене повсюду еще лежит толстый слой снега, весна только начинает себя показывать, а в тундре уже появились комары.

А солнце между тем уже показало свою макушку над горной грядой, и тишину тут же нарушило пение жаворонка. Нет, конечно, это был не жаворонок, а шпицбергенская пеночка — первый вестник весны — возвратившаяся из теплых краев. Ее песню подхватила подруга, другая, третья, и вот воздух наполнился многоголосым щебетаньем, похожим на щебетанье стрижей или ласточек над куполом старой церкви.

Солнце уже поднялось окончательно, и, осмотревшись, мы двинулись в путь, постоянно сверяясь с картой. Наконец мы увидели, что местность стала понижаться.

— Борис, давай бури. Это лед, — приказал Соколов.

Синицын снял с плеч бур и резво воткнул его в снег. Скоро он уперся в твердое покрытие и стал пробуксовывать. Синицын вынул бур, и на снег упали черные комочки грунта.

— Какое озеро, мы бурим тундру. Боря, смотри, в лицо брызнет нефть, — пошутил Павел Сериков.

Синицын сделал еще несколько попыток бурения, но везде натыкался на грунт.

— Так где же это чертово озеро Эрдмана? — взмолился Соколов.

Все молчали. Судя по окружению, озеро было рядом, но до льда и до воды мы так и не добрались.

— Надо возвращаться. Прошло четыре часа, как мы ушли. Воронуха, наверное, уже беспокоится.

Мы тронулись в обратный путь, и с трудом волоча ноги, ежечасно отдыхая, еле «приволоклись» до шлюпки. По палубе «іуреева» нервно вышагивал Воронуха, в голове которого, возможно, зародилась не одна «дурная» мысль о причинах нашего долгого отсутствия. Тут же на море обрушился «заряд», и «Гуреев» с Воронухой исчезли из вида.

Наше полусуточное путешествие не увенчалось успехом. Но озеро Эрдмана было через две недели обнаружено с воздуха по характерному пятну. На льду озера тоже появились полыньи. Голец там действительно был, но не в таких уж фантастических количествах, как мы ожидали.

А ночной поход по тундре Эрдмана и встреча шпицбергенского рассвета навсегда остались в моей памяти.

Арктика не любит шуток и самонадеянности. Она постоянно напоминает о себе людям, заставляет их быть собраннее, внимательнее, всегда готовыми к неожиданностям. Шпицбергенская «полярка» и нам подбрасывала сюрпризы, которые, к счастью, заканчивались благополучно. По отношению к некоторым другим полярникам, к сожалению, этого сказать нельзя.

Незаживающей до сих пор раной стала гибель двух вертолетчиков, вызванная аварией управляемой ими машины. Это случилось в марте, особенно богатом оттепелями, метелями и неожиданной сменой погоды. В этот день прилетел из Москвы самолет. Он привез с материка новую смену шахтеров и должен был забрать с собой тех, у кого срок командировки на Шпицбергене кончился. Три вертолета то и дело поднимались с аэродрома Лонгиербюен и брали курс то на Пирамиду, то на Баренцбург, развозя людей и грузы, стараясь сделать свое дело в срок, чтобы не задержать вылет рейса.

Все экипажи, набранные из Липецка, Воронежа, Тамбова и Ярославля, получили достаточный опыт работы в арктических условиях и уверенно летали практически по всему периметру архипелага. Вертолеты, как утверждали, были далеко не новыми, они побывали в боевых действиях в Афганистане, но свой ресурс еще не исчерпали. Одному из экипажей предстояло сделать последнюю ходку в Пирамиду и забрать там последнюю партию горняков. При заходе на вертолетную площадку, расположенную на самом краю бухты Мимер, обрамленную со всех сторон крутыми отвесными горами, их застала первая волна «заряда» выпущенной из «небесной пушки» снежной «шрапнели», в которой сразу теряется видимость и визуальная связь с землей. Сделав слишком крутой вираж, вертолет задел лопастью скалу и рухнул на лед. Погибли двое членов экипажа, молодые и веселые ребята. Баренцбург и Пирамида долгое время пребывали в трауре.

В августе в консульство позвонил А. П. Назаренко и попросил меня срочно прилететь в Пирамиду в связи с несчастным случаем, в результате которого погиб 46-летний начальник порта. В происшествии был замешан финский гражданин, и прежде чем на месте трагедии должна была появиться норвежская полиция, нужно было попытаться провести собственное расследование. Не скрою, на беспристрастное отношение сотрудников конторы губернатора априори мы не очень-то надеялись.

Обстоятельства гибели начальника порта были совершенно нелепыми и тривиальными. Накануне в порту Пирамиды неожиданно появилась иностранная яхта, управляемая двумя финскими гражданами. На небольшом суденышке, оснащенном, правда, самым современным навигационным оборудованием, финны прошли Балтийское и Северное море, обогнули Скандинавский полуостров и благополучно пересекли океан. Радость от свершения такого подвига была, очевидно, непомерной, и они пригласили к себе на борт начальника порта, бывалого ленинградского моряка и портовика, и других сотрудников причала.

Известно, как относятся к спиртному финны и русские. А когда нужно было отметить благополучное завершение перехода из Хельсинки в Пирамиду, то интернациональная спайка превратилась в опасную смесь. Очевидцы утверждали, что выпито было много. Все участники дружеской попойки разошлись по домам, кроме начальника порта, который жил в квартире тут же на причале. Утром он не вышел на работу, а когда пришли проверить, не ночевал ли он на борту яхты, то там его не оказалось. Полусонные и пьяные вдрызг финны ничего толкового насчет своего ночного гостя сказать не могли, но, судя по всему, какую-то мрачную информацию, несмотря на незнание обеими сторонами общего языка коммуникации, до наших портовиков они донесли. И тогда вызвали представителя консульства.

Когда я прилетел и сразу же прошел на причал, финны спали мертвым сном. В каюте резко пахло алкоголем, на полу повсюду валялись пустые бутылки, а на не убранном столе засохли остатки скудной закуски.

Не церемонясь, я растолкал спящего финна и усадил его за стол.

— Где начальник порта? — спросил я его в упор на шведском языке.

Финн долго осмысливал вопрос, раскачиваясь всем туловищем взад-вперед, потом сморщил свое и без того смятое лицо и заплакал. Я не стал наседать на него и дал выплакаться. Несколько успокоившись, финн, владелец яхты, заплетающимся языком поведал следующую историю:

После того как все гости ушли с яхты, начальник порта сбегал к себе домой и принес новую бутылку водки. Когда она была опорожнена, второй финн не выдержал и ушел спать (он и при моем появлении не пришел еще в себя и храпел за ширмой). Начальник порта, крупный упитанный мужичина, более-менее держался на ногах и был чрезвычайно возбужден. Скоро он объявил финну, что ему жарко, и стал раздеваться.

— Пойдем выкупаемся и охладимся, — позвал он финна.

Несмотря на август месяц, температура воды в заливе Мимер была не выше 2–3 градусов, и финн, естественно, стал отговаривать своего русского друга от этой затеи.

Уже стоял полярный день, и во всю светило солнце, и финн видел, как русский друг сиганул с борта яхты и на некоторое время исчез под водой. Потом он вынырнул, закричал от пронзившего все тело холода и стал цепляться руками за трап. Но трап торчал над водой на сорок-пятьдесят сантиметров, и обезумевший от холода начальник порта не мог никак достать его рукой. Тогда финн якобы протянул ему руку, чтобы помочь выбраться из воды, но тот был очень тяжелым, и вытащить его из воды не было никакой возможности. Так они пробарахтались минуты две-три, а потом рука начальника порта выскользнула из руки финна, и человек ушел под воду навсегда.