Адам Холл - Меморандум Квиллера

• Название: Меморандум Квиллера
• Автор: Адам Холл
• Жанр: Детектив

---

Первый приступ жалости к себе прошел, и она продолжала говорить бесстрастным голосом, сидя сгорбившись на полу, обхватив колени руками; ее тело было таким же черным и угловатым, как и стул, к которому она прислонялась. Ее золотистые волосы были единственным светлым пятном в комнате.

- Земля начала дрожать, и все говорили, что это идут русские. Бункер трясся, и негде было укрыться. Все время я оставалась с детьми Геббельса, потому что теперь я страшилась взрослых, но мама забрала меня от них, и больше я никогда их не видела. Я понимала только, что они мертвы. Лишь много лет спустя я узнала, что это моя мама дала им яд. Конечно, по распоряжению фрау Геббельс. Их было шестеро. Шестеро детей...

Она открыла глаза, но не смотрела на меня. Овчарка следила за ней, встревоженная ее голосом, в котором слышалась боль.

- Я боялась и сторонилась взрослых, а теперь и дети исчезли. Я не знала, что мне делать. Однажды, увидев в коридоре дядюшку Гюнтера, который был в одиночестве, я подбежала к нему, но он прогнал меня. Мне некуда было идти. И тут я увидела Геббельса и его жену. Они появились в коридоре, прошли мимо дядюшки Гюнтера, у которого в руках была большая канистра. Я даже ощущала запах бензина. Когда в саду раздались выстрелы, я закричала, но дядюшка Гюнтер, не посмотрев на меня, направился в сад. Больше, я вообще ничего не понимала. Я перестала что-нибудь понимать.

Гюнтер Швагерман был адъютантом Геббельса. Он получил приказ облить покойников бензином и сжечь.

- В ту ночь моя мама увела меня. Мы шли в толпе других людей. Земля сотрясалась. Небо, от края и до края, было багровым. В нашей группе было четыре женщины; одна из них - повариха. Она все время рвалась вперед, а остальные удерживали ее. Фридрихштрассе находилась под сильным артиллерийским обстрелом русских. Мы добрались до моста Видендаммер, когда я потеряла сознание. Я помню только блеск воды и запах дыма...

Она поднялась с места так резко, что собака хрипло зарычала. Окна не были задернуты, и сумрачный свет с улицы осветил ее лицо, когда она выглянула наружу.

Я ждал, набравшись терпения, и, хотя ноги у меня начало сводить, не шевелился, из страха перед рычавшей собакой. Инга стояла неподвижно, словно статуя, вытянув голову вперед и глядя в окно на улицу.

- Тогда-то и началось разложение... в бункере. Когда застрелили дядюшку Германа, вся моя жизнь сразу переменилась. Взрослые пугали меня своими странностями, и я побежала обратно к тем единственным, которых могла понять, к детям. Но затем и их забрали от меня, и я знала, что они тоже мертвы. Больше деваться было некуда, мне казалось, что земля раскалывается у меня под ногами, и я знала, что русские идут. Но должно же было быть хоть что-нибудь, во что я могла бы поверить?! Не мама, потому что она была такая же, как и все взрослые, чужая и измученная, и я видела ее выходившей из комнаты, в которой жили мои ровесники, и поняла, что произошло. Только кто-нибудь очень могущественный и сильный мог помочь мне теперь, кто-нибудь, кто никогда не мог умереть, кто всегда был бы рядом, чтобы поддержать меня. Единственным божеством, о котором мне всегда твердили, был фюрер.

Она вдруг взглянула на меня сверху вниз; лицо ее оказалось в тени, и я не смог разглядеть выражения ее глаз.

- Это называется травмой, психозом, не так ли? Мне показалось, что она ждет от меня ответа.

- Я предпочитаю более простое слово, которое вы произнесли.

- Какое именно?

- Разложение.

- Это одно и тоже.

- Однако говорит о различном отношении к происшедшему. Оно означает, что вы твердо стоите на ногах...

- Я больше не хожу к психиатрам.

- Значит, вы единственный житель Берлина, который этого не делает.

- Я ходила, но...

- Бросили?

- Да.

- Теперь вместо этого вы ходите в Нейесштадтхалле? Убедиться самой, какие творились ужасы? Своего рода лечение болезни электрическим шоком.

Мне следовало быть осторожным, чтобы не касаться вопроса, на который я хотел получить ответ до того, как уйду отсюда. Я хотел, чтобы она сама заговорила об этом, без моей помощи.

- Вы очень хорошо понимаете меня, - произнесла она.

- Это не так уж сложно.

Она подошла и остановилась рядом со мной. В черных брюках, с прямыми ногами, узкими бедрами, изогнув напряженное, словно лук, тело, она была похожа на тореадора.

- Зачем вы пришли сюда? - спросила она.

- Кроме этого, у меня был только один вариант.

- Какой?

- Пойти в полицию. Глаза ее сузились.

- В полицию?

- Я стал свидетелем покушения на убийство. Моим долгом было немедленно сообщить об этом.

- Почему же вы этого не сделали?

- По двум причинам. Вы могли заблуждаться. Несчастный случай, вызванный гололедицей, мог показаться вам попыткой к убийству. К тому же я англичанин, а в Англии мы со всеми неприятностями обращаемся к ближайшему полисмену, ибо знаем, кто он такой. В вашей стране вы этого не знаете. Я не должен был забывать об этом.

- Вы не верите нашей полиции?

- Вчера по обвинению в массовых убийствах арестован один из высших полицейских чиновников - начальник службы безопасности канцлера. - Я поднялся с места и взял в руки бокал. Он был пуст.

- Вы не объяснили, почему вы пришли сюда.

- Повторяю, по двум причинам. Я предложил зайти в бар. Вы пригласили к себе.

- Я хотела поговорить с вами.

- Вы хотели поговорить с кем-нибудь. С кем угодно.

- Да. Это было словно шок. И вы подумали, что у меня нет друзей?

- Я и сейчас продолжаю так думать. У тех, у кого есть друзья, не возникает желания разговаривать с первым встречным.

Озадаченная, она наполнила мой бокал. Внезапно все ее высокомерие исчезло. Я прибавил:

- Только глупцы не могут найти друзей.

- Вы сумели сделать так, что с вами легко разговаривать. Должно быть, это похоже на истерию. Вы, верно, приняли меня за психопатку, страдающую манией преследования?

- Ни в коей мере. Кто-то вторично совершил попытку убить вас, а вы даже не упомянули о первом случае.

- Об этом нечего рассказывать.

Но я все еще хотел получить ответ на свой вопрос. Она не уклонялась от этого. Просто ей не приходило в голову, что именно я хочу узнать.

- У них есть для этого причины, - вдруг сказала она.

- У них?

- Да. У нацистской группы.

- У нацистов есть причины уничтожить человека, полувлюбленного в Гитлера?!

- Вы обязательно должны были это так сформулировать?

- И которого преследует мертвое божество? Плечи ее вяло опустились. От вызывающего вида не осталось и следа. Исповедь до предела истощила ее. Она произнесла ровным, ничего не выражающим голосом:

- Я присоединилась к их группе сразу же после окончания школы. Они называли себя "Феникс". Они стали для меня приемными родителями, ведь моя мать так и не перебралась в ту ночь через мост Видендаммер. Ее убило осколком. Затем я стала взрослеть и два или три года назад вышла из группы. Это произошло не сразу - просто я начала реже ходить в тот дом, а затем и вовсе прекратила посещения. Они разыскали меня и пытались вернуть, потому что я слишком многое знала. Я знала, кто покинул бункер и куда отправился. Я знаю, где сейчас находится Борман. Вернуться я отказалась, но я поклялась на... поклялась, что никогда ничего и никому не расскажу. Возможно, они решили, что я проболталась или там появился какой-нибудь новый человек, и они начали вести какую-нибудь новую политику, во всяком случае, месяц назад произошел случай на остановке троллейбуса, и вот сегодня...

Я допил бокал и поднялся, собираясь уходить.

- Почему у людей возникает иногда непреодолимая потребность делать то, чего, они знают, делать не следует? - вдруг спросила она.

- В трудную минуту наговорите магнитофонную ленту, а затем сожгите ее. Или разговаривайте с Юргеном. Но никогда больше не откровенничайте с посторонними. Вы не знаете, куда они пойдут, покинув ваш дом. Если в какую-нибудь антинацистскую организацию, то "Феникс" инсценировать несчастных случаев больше не будет. Их люди окажутся здесь в течение часа, и вам не поможет Юрген, потому что он не бронированный и не заговорен от пуль.

Я направился к двери, и овчарка поднялась с места.

- Может быть, мне уехать из Берлина? - беспокойно спросила она.

- Это было бы самое благоразумное.

Она открыла мне дверь. Наши взгляды встретились, и я заметил в ее глазах борьбу, которую она пыталась вести ради спасения своей гордости. Она проиграла.

- Вы... Вы не из ЦРУ... или... Я ответил отрицательно.

- Но мог бы быть. Не забывайте об этом. Не доверяйте незнакомым людям. Никогда нельзя знать, кем они являются на самом деле.

На улице было холодно, особенно после теплого помещения. Я прибавил шагу. Снег набился мне в ботинки, и изо рта шел пар. Я все время думал о девушке и верил, что вел себя правильно. Если у меня и были какие-либо сомнения, то они исчезли тотчас, когда где-то на Унтер-ден-Эйхен я понял, что за мной следят.