Ф. Коттэм - Дом потерянных душ

• Название: Дом потерянных душ
• Автор: Ф. Коттэм
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-38808-0

Желая помочь своей девушке написать дипломную работу, Пол Ситон начинает собирать материал о фотографе Пандоре Гибсон-Гор. В его руки попадает дневник этой таинственной женщины, в котором она рассказывает об экстравагантном и сказочно богатом магнате Фишере и его гостях, проводивших сеансы черной магии и совершавших ритуальные жертвоприношения. Ситон посещает зловещий дом Фишера, надеясь найти там спрятанные Пандорой фотографии, и едва остается в живых. Он теряет все: любовь, работу, близких — и оказывается вовлеченным в цепь странных и страшных событий. Призраки дома Фишера не отпускают его. Пытаясь разобраться с разрушившими его жизнь зловещими силами, Пол Ситон еще глубже погружается в мистические события полувековой давности…

---

Пул, со своей невыразительной монохромной красотой ушедшей эпохи, не был похож на кузину — свою жертву. Его волосы были густо напомажены, а подбородок гладко выбрит.

Снаружи мелькали огни факелов. Там орали во всю глотку и били стекла. Ситон наконец понял, что это была за песня. «Хорст Вессель».[89] Понял в тот самый момент, когда, выбегая из класса Питера Моргана, на ходу прочитал написанные на доске слова.

— Интересно, что, по-вашему, там происходит? — обратился к нему мистер Брин, уже успевший сесть.

— Ничего особенного, — ответил ему Ситон, про себя подумав: «Это Геринг и его волчья свора рыщут по полям прошлого, воплощенного им в жизнь с помощью всей этой кодлы».

— Вы никогда не были боевым летчиком, — добавил он, обращаясь к Брину. — И Арчи Макиндоу не лепил вам лицо заново. Просто неудачно проведенный магический обряд. Отсюда и шрамы. Все пошло не совсем так, как вам хотелось бы.

Брин молча посмотрел на него, а Гибсон-Гор лишь хмыкнул.

— Вы, должно быть, гордитесь своими подвигами?

— О, вы даже не представляете как, — откликнулся мистер Брин-младший. — Бог мой, ну и веселое было времечко!

«Пожалеешь розги — испортишь дитя», — написала на доске учительница-самоубийца.

— Часто ли ее заставляют бить мальчика? — спросил Пол.

На этот раз Эдвин Пул соизволил поднять на него глаза.

— Каждый раз, как этого захочет мистер Грэб, — сказал, он и перевел взгляд на мешок, зажатый в руке у Ситона. — Почему бы вам не положить куда-нибудь вашу кладь? Вы среди друзей, старина. Не стесняйтесь. Чувствуйте себя как дома.

Но Ситон вовсе не собирался расставаться со своей драгоценной ношей. Пул казался молодым и красивым. Кожа у него была гладкой и без морщин. В отличие от своих изрядно потасканных сотоварищей, он, по всей видимости, довольно рано умер. Из кармана пальто он вытащил револьвер Уитли и положил его на стол.

— Итак, мистер Ситон, игрок вы или нет?

Он превосходно сымитировал акцент. Но в конце концов, все они были здесь имитаторами. Пол взглянул на револьвер. Обитатели дома Фишера с завидным упорством демонстрировали необъяснимую привязанность к этому оружию.

— Малькольм Коуви — сын Клауса Фишера?

— Не думайте о всяких глупостях, мой дорогой Пол! — поддержал Пула Гибсон-Гор. — Так что, сыграем по маленькой? С нами, с вашими дружками-приятелями?

— Нет.

— Фу, какой противный!

Снаружи снова стало тихо. Позади барной стойки вдруг включился магнитофон, и Марвин Гэй запел «Abraham, Martin and John».

— Классная музычка, — заметил мистер Брин. — Спорим, вы чертовски к ней неравнодушны?

— Сыграйте же с нами, — не отставал Гибсон-Гор.

— А смысл? — спросил Ситон. — Вы же жульничаете.

— А кто нынче не жульничает? — парировал Брин.

— Смысл в ставке, — заявил Пул. — Твой дружок, старина Ники, только что испустил дух. А ты? Мистер Грэб здорово на тебя сердит. Перспективы у тебя, приятель, самые плачевные. Но мистер Грэб — хозяин слова. Он даже типам вроде тебя готов дать шанс выиграть право на жизнь.

Продолжая разглагольствовать, он собрал карты в колоду и начал ловко тасовать ее, держа руки над столом. Его умелое обращение с картами, даже после смерти, оказало на Ситона чуть ли не гипнотическое воздействие. Ему вдруг ужасно захотелось рискнуть.

— Сейчас я объясню тебе, как играть в эту простую, как палец, игру, — продолжал Пул. — Каждый из нас вытягивает из колоды одну карту. Любую, Пол, кроме младшей. А потом ступай вон в ту дверь и живи дальше, как все нормальные люди.

Ситон заколебался.

— Ну, — подбодрил его Пул. — Давай сыграем.

Теперь он не шутил. Предложение было серьезным, и Пул бросил валять дурака.

— Шансы весьма велики, — добавил он.

Его голос казался загробным. Фонетический реликт канонического произношения, какое только и можно услышать в радиозаписи семидесятилетней давности.

— А если я вытяну младшую карту?

— Тогда вы поступите как честный человек, — сказал Гибсон-Гор. — Для того и револьвер на столе.

Ситон кивнул. Пул глядел на него во все глаза. За Марвином Гэем последовал Билли Пол с композицией «Me and Mrs Jones».

— Сейчас тысяча девятьсот восемьдесят третий год, — вкрадчиво сказал Себастьян Гибсон-Гор, кивнув на дверь паба. — Весна. Вишня в палисаднике через дорогу вся в цвету. Сегодня суббота. Четыре пополудни. Люсинда Грей сидит на газоне и читает последний номер «Вог». Она просто восхитительна в своей льняной плиссированной юбочке и блузке цвета слоновой кости. Она ждет своего Пола. И теннисный корт уже арендован. А на ужин будет лазанья и бутылочка «Фраскати».

Ситон посмотрел на дверь. Над ней, сквозь полоску обычных стекол, установленных над цветными витражами, пробивался тусклый, точно оловянный, свет.

— Год нынче девяносто пятый, — возразил он.

— Вы ошибаетесь, — печально произнес Гибсон-Гор мягким, но словно обиженным голосом. — Сегодня вечером вы встречаетесь с Гретом и Стюартом. И Майк обещал заглянуть. Патрик тоже придет.

— Выйди в ту дверь, Пол, и тебе снова станет всего двадцать три, — поддакнул Пул. — Мир опять будет чист и прекрасен, как ты когда-то. Положи мешок. Отдохни. Поверь нам.

— Мне надо выпить.

Ситон перегнулся через барную стойку, поставил пинтовую кружку под кран с «Директорским» и повернул ручку насоса. Подождав, пока кружка наполнится, он выпрямился и поднес ее ко рту. Пиво было черным и чем-то попахивало, словно воду для него брали из болота.

— Выигрыш у него уже в кармане, — лениво произнес Пул.

— Как пить дать, — отозвался Гибсон-Гор голосом заправского кутилы. Прямо-таки Брендан Бехан.[90] — Пока течет Лиффи,[91] ничто в этом бренном мире не замутит ни капли ее воды.

— Кто была та девушка, Пул, когда вы представлялись Антробусом? Та, что была с вами в кафе «У Пердони»? Вы оба тогда пялились на меня через стекло.

— Одна из экс-ассистенток Кроули, — небрежно бросил Пул. — Она немного развлекла меня. А потом надоела мне, как и ему.

— И где она теперь?

— Все зависит от точки зрения. Она там, где я ее оставил. На дне одного из антверпенских каналов.

— Или в туалете — вышла попудрить носик, — хихикнул Гибсон-Гор.

Ситон еще раз огляделся. Бросил взгляд на узкую полоску тусклого света там, за окном. Там, где, должно быть, под весенним небом — небом его кошмара — раскинулся Ламбет. По потолку и стенам паба расползлись пятна плесени. Полу казалось, что его окружает мир, разлагающийся прямо на глазах. Снаружи все наверняка выглядит даже хуже и непригляднее. Отвратительная подделка, стилизованный хаос. Он поставил кружку на барную стойку, собрался с духом и посмотрел на отражение своих собеседников в зеркале, висящем за стойкой.

В свой первый визит в дом Фишера он впервые обнаружил — а впоследствии получил подтверждение этого и в лечебнице, — что отражения были всегда безжалостны к ним. Вот и сейчас в зеркале «Ветряной мельницы» их вечерние облачения обратились в червивые лохмотья, а мертвая плоть лиц поросла мхом. Все трое уставились пустыми глазами на мешок в руках Пола. И по этому взгляду Пол понял, что, даже мертвые, они объяты смертельным ужасом. Ситон посмотрел на мешок из выцветшего потертого бархата. Его скорбная ноша вдруг показалась ему совсем невесомой.

Струнный аккомпанемент к пению Билли Пола стал менее замысловатым и слезливым. Более того, изменилось даже звучание. Словно теперь ноты не вылетали из-под скрипичного смычка, а с натугой выбирались из старой шарманки. Мелодия звучала хрипло, механический звук затихал в мертвом пабе на каждой музыкальной фразе. Ситон содрогнулся. Нет, его вовсе не ждала та удивительная весна восемьдесят третьего, которую он так хорошо помнил. Он живо представил себе жалкие трущобы, тянущиеся к югу под дымным небом. Лица их обитателей были такими бледными и замученными. На мощенных булыжником улицах было мокро и сыро, крыши кишащих паразитами домов просели. Ни света, ни тепла, ни чистоты. Царство полиомиелита и рахита, вшей и мучительного сосущего голода. Надежда здесь давно умерла. Радость же была редкой гостьей. Совсем как классики, начерченные мелом на мостовой и смываемые первым же дождем. Жизнь без веры. Жизнь без надежды. Это был южный Лондон. Плод больного воображения Эдвина Пула, вдохновленного былыми ночными похождениями. Интуиция подсказывала Ситону, что Пулу не была чужда низкопробная экзотика, манившая семьдесят лет назад столичных денди в портовые кабаки Уэппинга и Ротерхита. Однако северный Ламбет там, за дверью, не тянул на экзотику. В нем царило запустение времен Великой депрессии. Явно реконструированное воспоминание. Когда-то, давным-давно, проезжая мимо, Эдвин Пул бросал презрительные взгляды на все это из окна кеба. Здешний мир был ужасен и безобразен.