Владимир Аренев - Правила игры

• Название: Правила игры
• Автор: Владимир Аренев
• Жанр: Романтическая фантастика

Древняя боевая башня превратилась ныне в музей, но прошлое готово ожить в ней – и в вас, стоит лишь погрузиться в повествования о «делах давно минувших дней». Смотритель-экскурсовод музея расскажет вам о том, как сражались здесь столетия назад империя Пресветлых, обладающих даром богов, и неожиданно объединившиеся варварские племена. Вы почувствуете на себе, каково им было тогда.

Слабонервных посетителей просим заранее покинуть башню! Ибо скоро здесь начнут твориться странные вещи, прошлое играючи смешается с настоящим – и тогда вам крайне необходимо будет узнать Правила Игры!

КОРОТКО ОБ АВТОРЕ

ВЛАДИМИР КОНСТАНТИНОВИЧ ПУЗИЙ (псевдоним – Владимир Аренев) начал писать в 1995 году. Сегодня он автор пяти романов, около двух десятков рассказов и повестей, многочисленных литературно-критических статей и интервью с писателями-фантастами. Живет в Киеве. Пишет на русском и украинском языках и нередко переводит свои произведения с одного языка на другой. Печатался в таких изданиях, как «Уральский следопыт», «Порог», «Пульсар», «Майдан-XXI», «Одноклассник» и т. д.

В 2000 году в серии «Фантастический боевик» вышел в свет роман-дилогия «Черный искатель смерти» из цикла «Летописи Ниса» (всего в цикле автором задумано четыре таких мегаромана).

Творчество писателя охватывает широкий спектр жанров и тем: здесь и сюрреалистический мини-роман «Под небом голубым», и соединение эпического батального повествования с «детективом замкнутого пространства» в «Правилах игры», и мифопоэтический роман в стихах «Лабiринт» (на украинском языке).

В настоящее время автор работает над мистико-философской книгой «Круги на земле».

---

Мы вышли из кольцевого коридора на лестницу и спустились до второго этажа. Распахнулись высокие парадные двери, испещренные иероглифами древнеашэдгунского алфавита, и я оказался в Большом зале.

Если бы не длинный прямоугольный стол, я принял бы это помещение за одно из отделений исторического музея. Впрочем, создавалось впечатление, что вся «Башня» – один огромный музей. Здесь, например, была та его часть, в которой собрались экспонаты, так сказать, кулинарно-сервировочного направления. Расписные блюда с мастерски запеченной или зажаренной дичью, разнообразные салаты в древних фигурных салатницах, старинные вина в плетеных бутылях, горки ажурных пирожных и печенья... Да, жили когда-то люди! Часть гостей уже восседала за столом на высоких стульях с ножками в виде львиных лап. За столом же находился и наш повествователь. Он знаком попросил меня садиться, и я сел, оглядываясь по сторонам, как восторженный мальчишка.

– Удивительно, правда? – произнес у меня над ухом очаровательный голос.

Я повернулся, чтобы посмотреть на его обладательницу. Рядом со мной сидела девушка в красном вечернем платье, весьма и весьма облегающем. Чуть улыбаясь, она смотрела на меня и ждала ответа. Она ехала сюда вместе с нами, и я, конечно, обратил на нее внимание, но мы сидели далеко друг от друга, да и я был слишком занят

/мыслями о том, что предстоит сделать/

предвкушением повествования...

– Верно, – кивнул я ей. – Такое ощущение, словно мы перенеслись лет на четыреста назад.

Хм, банально. Мог бы придумать что-нибудь получше.

– Я не о том, – покачала она головой, озорно улыбнувшись. – Удивительно, как можно так заблуждаться. Ведь здесь намешано сразу несколько эпох, понимаете? Стулья эти – и рядом гобелены, мечи, копья – все из разных времен. Наверное, на простых обывателей это производит впечатление, но тем, кто в этом более-менее разбирается...

Она махнула изящной ручкой, обнаженной до весьма соблазнительного плечика, а я подумал, что вот, нежданно-негаданно попал в разряд простых обывателей. Обидно!

Девушка словно прочла мои мысли:

– Вы только не обижайтесь, пожалуйста. Я постоянно забываю, что не все в этом мире – историки. Конечно, человеку, незнакомому с деталями тех эпох, трудно разобраться, что к чему. Не обижаетесь?

– Нет, – пробормотал я. – Не обижаюсь. Так вы историк?

– Да, – кивнула она, легким движением поправляя и без того идеальную прическу. Ее мягкие черные волосы были каким-то непостижимым образом подняты кверху и закреплены так, что напоминали одновременно распускающийся цветок и тонкую башню. К моему удивлению, все это сооружение держалось и не думало разваливаться. – Да, – повторила моя новая знакомая. – Я – историк. Вот, приехала воочию увидеть то, чем занимаюсь большую часть своей жизни.

– А я здесь с более прозаическими намерениями. Захотелось как-нибудь необычно провести отпуск. Согласитесь, довольно скучно валяться целыми днями на пляже. К тому же давно хотел испробовать на себе: что это такое – повествование.

– Мне тоже интересно, – призналась она. – Если честно, я даже немножко боюсь. И...

В это время в зал вошел еще один гость: высокий и необычайно подвижный парень лет этак двадцати – двадцати пяти. На шее у него висел массивный фотоаппарат со вспышкой, из многочисленных карманчиков кожаного жилета выглядывали блокнот; самопишущая ручка и еще какие-то вещицы. Увидев всех нас, парень тут же замер, навел объектив и ослепительно щелкнул.

– Простите, господа, – развел он руками. – Прошу меня великодушно простить. Поймите правильно, я журналист, и поэтому...

– Присаживайтесь, господин журналист, – сказал, поднимаясь, Мугид. – Присаживайтесь и не волнуйтесь, все понимают правильно. – Он дождался, пока парень сел, и продолжил: – Итак, господа, я имею честь приветствовать вас в гостинице «Последняя башня». Этот скромный ужин, надеюсь, позволит вам узнать поближе друг друга и проникнуться атмосферой нашего общего дома на ближайшие несколько дней. Вам предстоит познакомиться с величественной и трагичной историей ущелья Крина, с судьбой Пресветлого Талигхилла и многих других людей, оказавшихся в те роковые дни рядом с ним. Но все это завтра, господа, а сейчас прошу вас приступить к трапезе и попытаться расслабиться. Приятного аппетита, господа. – С этими словами старик сел и подал нам всем пример: стал накладывать на тарелку салат.

Мы тоже принялись за угощение; кто-то с громким хлопком распечатал бутыль вина, кто-то просил передать ему «во-он то блюдо, да-да, с печеньем в виде звезд». В общем, начался пир горой.

Я ухаживал за своей новой знакомой, не забывая, впрочем, и о собственном желудке. Хотя еще час назад мне совершенно не хотелось есть, вид (а главное – вкус) того, что было на столе, переубедили мой усталый организм. Девушка также по достоинству оценила «наш скромный ужин». При этом она оказалась неплохой собеседницей – мы не скучали.

Через пару часов гости стали расходиться. Карна (так ее звали) тоже встала и сказала, что пора, пожалуй, идти. Я вознамерился было проводить девушку до ее апартаментов, но за ней уже явился слуга, а мой рукав мгновением позже оказался в плену у того самого журналиста.

– Простите, – сказал журналист, – но не могли бы вы уделить мне несколько минут?

– Слушаю вас. – Наверное, это прозвучало неприязненно.

Я сел на свободный стул и присмотрелся повнимательнее к этому типу. Короткая стрижка, гладко выбритое и надушенное лицо, нежная, белая кожа на руках – одним словом, франт. И еще эта странная одежда, с карманчиками.

Он заметил мой неодобрительный взгляд и смущенно развел руками:

– Поймите...

– Понимаю, – кивнул я, – «профессия». Так в чем же дело?

– Скажите, что вы чувствовали, поднимаясь по этой лестнице? – Он цепко впился глазами в мое лицо, словно от того, как я отвечу, зависела его жизнь. Все-таки неприятный народ эти журналисты.

– Послушайте, я понимаю, что вам нужны какие-нибудь слова об ощущении дыхания веков и все такое, но в тот момент я просто шел наверх и думал, что устал и мне холодно. Вот и все.

– Разве? – спросил он, не переставая пялиться на меня во все глаза. – А мне показалось, вы все-таки что-то такое почувствовали. Когда смотрели вниз, а?..

– Скажите, милейший, а вы что-то почувствовали? – Я уже злился на самого себя за то, что ввязался в этот разговор. – Вам ведь положено подмечать такие вещи.

– Почувствовал, – сказал он неожиданно тихо и серьезно. – Потому и вас спрашиваю, что почувствовал. Это не связано с работой – с «профессией». Знаете, мне вдруг ужасно захотелось оказаться как можно дальше от этого ущелья. А еще больше мне захотелось этого; когда мы попали внутрь. Все это убранство – вам не кажется, что за ним кроется нечто... совсем другое?

– Не понимаю.

– Я тоже. – Он рассмеялся мелким истеричным смехом. Наверное, хватил лишку. Эти древние вина такие крепкие, что сам не разберешь, когда переходишь допустимые пределы. – Представьте, я – тоже. Вы хоть знаете, что иногда внимающие повествователю отождествляют себя с теми, о ком внимают, и в конце концов сходят с ума? Просто не могут вернуться обратно. Представляете себе такое, а?

– Кажется, вы представляете себе это чересчур живо, – холодно заметил я. – Доброй ночи.

– Доброй ночи, – кивнул он. – Завтра свидимся. Я не ответил. Может же человек двумя-тремя фразами испортить все настроение!

Прежде чем лечь, я немного почитал, чтобы успокоиться. Разговор с журналистом встревожил меня, и прежде всего – из-за того, что он сказал в конце. О том, что можно сойти с ума, если вжиться в повествование. Я, разумеется, тоже слышал об этом, но не верил. А сегодня, кажется, поверил. Не слишком утешительно, если учесть, что завтра я буду внимать.

В номере было душно, непривычно тихо и светло от бледных лучей луны, проникавших сюда через маленькое окошко. Книга отвлекла меня от глупых мыслей, я выключил свет и лег на кровать, укутавшись в одеяла. Покрутился с боку на бок, сбросил одеяло, но духота все равно не давала заснуть.

Шлепая босыми ногами по стылым камням пола, я добрался до окна-бойницы и снял заглушку. При этом зацепил какой-то камешек, невесть откуда появившийся на подоконнике, – камешек упал наружу, и я невольно прислушался, ожидая стука. Прозвучал он, этот стук, позже, чем должен был бы по моим представлениям. Значительно позже. Я оставил окно открытым и снова забрался под одеяла.

Очень скоро мне пришлось пожалеть о своем поступке, так как в комнату вместе со свежим ночным воздухом проник протяжный мощный звук – это в ущелье выл ветер. Мрачная песнь, словно погребальный гимн, дрожала и переливалась, то затихая, то становясь невыносимо громкой. Некоторое время я завороженно вслушивался в эти звуки; мне казалось, что я различаю слова древней ашэдгунской речи: «Мертвых уносит огонь, а тела рассыпаются прахом. За далекие звезды мертвых уносит огонь. В звездное небо живые смотрят с печалью и страхом, не замечая, как жжет их пламя побед и погонь. Мертвых уносит огонь...»