Владимир Аренев - Правила игры

• Название: Правила игры
• Автор: Владимир Аренев
• Жанр: Романтическая фантастика

Древняя боевая башня превратилась ныне в музей, но прошлое готово ожить в ней – и в вас, стоит лишь погрузиться в повествования о «делах давно минувших дней». Смотритель-экскурсовод музея расскажет вам о том, как сражались здесь столетия назад империя Пресветлых, обладающих даром богов, и неожиданно объединившиеся варварские племена. Вы почувствуете на себе, каково им было тогда.

Слабонервных посетителей просим заранее покинуть башню! Ибо скоро здесь начнут твориться странные вещи, прошлое играючи смешается с настоящим – и тогда вам крайне необходимо будет узнать Правила Игры!

КОРОТКО ОБ АВТОРЕ

ВЛАДИМИР КОНСТАНТИНОВИЧ ПУЗИЙ (псевдоним – Владимир Аренев) начал писать в 1995 году. Сегодня он автор пяти романов, около двух десятков рассказов и повестей, многочисленных литературно-критических статей и интервью с писателями-фантастами. Живет в Киеве. Пишет на русском и украинском языках и нередко переводит свои произведения с одного языка на другой. Печатался в таких изданиях, как «Уральский следопыт», «Порог», «Пульсар», «Майдан-XXI», «Одноклассник» и т. д.

В 2000 году в серии «Фантастический боевик» вышел в свет роман-дилогия «Черный искатель смерти» из цикла «Летописи Ниса» (всего в цикле автором задумано четыре таких мегаромана).

Творчество писателя охватывает широкий спектр жанров и тем: здесь и сюрреалистический мини-роман «Под небом голубым», и соединение эпического батального повествования с «детективом замкнутого пространства» в «Правилах игры», и мифопоэтический роман в стихах «Лабiринт» (на украинском языке).

В настоящее время автор работает над мистико-философской книгой «Круги на земле».

---

Итак, повторимся: всякий человек, обладающий сверхъестественными способностями, в силу описанных выше представлений классифицировался исследователями как Пресвет-лый (впоследствии – носитель феномена Пресветлых). Вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову, что повествователи являются некоей четвертой категорией: не людьми, не Пре-светлыми (феноменоносителями) и не Богами – другой сущностью. Тем не менее, если повествователи являются именно этой четвертой категорией, становится объяснимым, почему сууры не стали устранять их.

Рассмотрим феномен повествователей подробнее – с целью составить мнение о том, кто же они такие или что же они такое.

В этом месте я возбужденно хмыкнул: ну-ка, поглядим, кто вы есть, господин Мугид!

Итак, в отличие от носителей феномена Пресветлых, повествователи обладают всего одной сверхъестественной способностью. Эта способность неизменна и, собственно, является тем признаком, по которому и можно отличить повествователя от простого человека. Повествователь повествует.

Этот своеобразный способ передачи информации по ряду качеств отличен от других, известных и доступных людям (акустического, визуального и т. д.); вместе с тем он соединяет в себе эти способы. Можно сказать, повествование – качественно новый метод передачи информации. К сожалению – или к счастью? – повествовать могут лишь повествователи; при этом информация передается в одностороннем порядке. Отсюда и разделение на повествующего и внимающего.

Что же и как передает повествователь? И при каких условиях?

Что? В общем-то, любую информацию о уже происшедшем. Никогда – о том. что происходит в данный момент, и никогда – о том, что называется фантазией о грядущем, или о том, что заведомо не могло произойти/не происходило При этом следует отметить: феноменоносители повествуют, как правило, о том, что произошло очень давно, поэтому речь идет явно не об их личном опыте, не о том, что они когда-либо видели лично. Эта необъяснимая деталь представляется нам очень интересной и, возможно, ключевой в познании феномена повествователей. Но прежде чем говорить о ней подробнее, продолжим анализ процесса повествования.

Как? Уточним: при каких условиях? Первое и необходимое: согласие реципиента/реципиентов. Только тогда, когда они склонны – желают – внимать и сообщают об этом повествователю, тот начинает передачу информации.

Оная может продолжаться максимум сутки. Вероятно, это также связано с заботой о внимающем/внимающих. Так как в течение периода повествования инфореципиенты не питаются, то процесс, затянувшийся даже на сутки, может грозить внимающим полным или частичным истощением.

Перед началом процесса передачи информации повествователи требуют, чтобы внимающие приняли сидячее положение. Это является необходимым условием – так как во время повествования реципиенты находятся в состоянии, похожем на сон.

/Примечание. При изучении феномена повествователей исследователи наталкиваются на стойкое сопротивление со стороны самих повествователей. Поэтому данные, собранные в этом разделе, в большей степени базируются на свидетельствах очевидцев-внимавших./

До сих пор неизвестно, что делает во время повествования инфодонор (повествователь). Начало процесса передачи информации ощущается реципиентом как резкая непродолжительная боль под веками, сопровождающаяся ярким разноцветным видением – тоже непродолжительным и поэтому плохо запоминающимся. Очевидцы утверждают, что ассоциации, возникающие у них при появлении этого видения, – каждый раз другие.

Эти же боль и видение появляются у реципиента тогда, когда повествование совершает временной (и/или пространственный) прыжок.

Что ощущает внимающий во время повествования?

«Я чувствовал себя легкой бабочкой, которая может летать где угодно, оставаясь при этом незамеченной. Только... кто-то вел меня по происходящему вокруг, показывая мысли и чувства людей, которые умерли несколько сотен лет назад. Нет, меня не обманывали и не неволили, заставляя видеть то, что хотел показать ведущий; скорее, это было похоже на родителя, ведущего за ручку – уж простите за повтор – неразумное дитя (в данном случае – меня). Нет, я не чувствовал присутствия рядом других внимающих. Собственно, когда все это происходило, я очень смутно помнил о том, кто я такой и чем занимаюсь. Я не помнил себя. Только во время смещений (переходов от одного эпизода к другому) вспоминал о том, кто я такой».

/из свидетельства господина.../

«Знаете, мне кажется, если бы я помнила о том, кто я, я бы сошла с ума. Кровь, смерть – и вообще все это... очень пугает. Понимаете, я чувствовала то же самое, что чувствовали герои повествования, испытывала их страх и отчаяние – но и удовольствия, радость... и все такое. Даже... экстаз.

А потом повествование заканчивалось, я вспоминала о том, кто я, и могла думать, анализировать случившееся отстранение. А поскольку я чувствовала все это, так сказать, на своей шкуре, подобный анализ – он более объективен, что ли? Однозначно – сильнее».

/из свидетельства госпожи.../

«Да, это могло бы быть аттракционом. Развлекаловкой. Но – только один раз. Для каждого человека – только один раз. Конечно, это только мое мнение, вы понимаете, но я говорил и с другими внимавшими – многие согласны со мной.

Понимаете, сначала не веришь в то, что это так действует. Просто не можешь в это поверить. Думаешь: «Глупости». Потом приходишь и видишь – не глупости. Далеко не глупости. Это не развлекаловка – вот в чем дело! Это не может быть развлекаловкой. Одно дело – телевизор, там вы видите кровь и смерть, но и кровь и смерть там ненастоящие. Мы это знаем... Даже если и настоящие – вы не со-чувствуете, вам все равно. А во время повествования вы – даже, может быть, против своей воли – сочувствуете.

Поймите, повторения такого сочувствия вы не пожелаете. Хотя... я бы не назвал эти ощущения негативными. Просто очень тяжело такое переживать».

/из свидетельства господина.../

Заканчивается повествование, как правило, одномоментно. Описанных выше резкой продолжительной боли и видения при этом не возникает. Что же касается социального положения повествователей, то и сейчас, и тогда они стремились к тому, чтобы повествовать. При этом – как уже отмечалось – подобные инфодоноры повествуют в основном о событиях «давно минувших лет, которым нет возврата».

Как правило, повествователь находит для себя некий архитектурно-исторический памятник или музей, при котором и состоит. Подобный инфодонор принимает и обслуживает небольшие группы туристов, зарабатывая таким образом деньги на свое существование.

Для повествователей характерна особая, прямо-таки врожденная неприязнь ко всякого рода исследователям. Непонятно как, но всегда – безошибочно они определяют и обезвреживают их.

Таким образом, сравнивая носителей феномена Пресветлых и повествователей, находим ощутимую разницу между первыми и вторыми. Что и дает нам право считать инфодоноров некоей четвертой категорией разумных существ. Мы не знаем...

Веселые они ребята, те, кто писал книгу! «Обезвреживают»! А конкретнее?!

Успокоения мне прочитанное явно не принесло. Скорее наоборот. «Обезвреживают»! Словно мне своих забот сейчас было мало. Словно кто-то вознамерился меня запугать и теперь занимался этим, расчетливо, неспешно, с гаденькой ухмылочкой на узких фиолетовых губах.

« – Почему фиолетовых?

– Я так и знал, что по остальным пунктам возражений у вас не возникнет!»

Еще и записка эта...

Записка особенно не давала мне покоя, и поэтому, когда в коридоре раздались чьи-то медленные

/угрожающие!/

шаги, я вздрогнул и поискал взглядом что-нибудь тяжелое. Так чтоб разок припечатать стервеца и навсегда отбить у него желание подбрасывать приличным людям неприличные записки (хотя что в ней такого неприличного?..).

Вон, подходит. Остановился. Вслушивается.

Наверное, пытается разобрать, здесь я или где-нибудь еще. Хорошо – затаимся, подождем.

Стучит и спрашивает: «Молодой человек, вы здесь?»

Неожиданно меня разобрало – навалился такой неудержимый приступ смеха, что я чуть было не слетел с кровати, валясь от хохота, вздрагивая всем телом и надрываясь, как доброкачественный сумасшедший. Я представил, что заявляю утробным голосом: «Нет, я не здесь!» – и господин Чрагэн, флегматически пожимая плечами, уходит, чтобы «зайти попозже». Как говорится, у страха разум с кулачок новорожденного, а глаза – каждый с поднос для дичи.

– К вам можно? – осторожно поинтересовался «академик».

Слава Богам, что не спросил, все ли в порядке, а то я бы снова заржал. А так чинно-благостно заявил: «Разумеется, можно. Входите», – и даже принял сидячее положение, пусть и не успел стереть с лица идиотскую ухмылку.

Чрагэн вошел, прижимая к груди кожаную папку темно-синего цвета, с блестящей пряжкой-застежкой. В таких папках положено хранить либо архив семьи (всякие там генеалогические древа с кустами, фотографии прабабушек в третьей степени и засохшие грамоты дедушек за хорошую успеваемость в школе и институте), либо документы, на которых оттиснуто черной краской: «Совершенно секретно».