Владимир Аренев - Правила игры

• Название: Правила игры
• Автор: Владимир Аренев
• Жанр: Романтическая фантастика

Древняя боевая башня превратилась ныне в музей, но прошлое готово ожить в ней – и в вас, стоит лишь погрузиться в повествования о «делах давно минувших дней». Смотритель-экскурсовод музея расскажет вам о том, как сражались здесь столетия назад империя Пресветлых, обладающих даром богов, и неожиданно объединившиеся варварские племена. Вы почувствуете на себе, каково им было тогда.

Слабонервных посетителей просим заранее покинуть башню! Ибо скоро здесь начнут твориться странные вещи, прошлое играючи смешается с настоящим – и тогда вам крайне необходимо будет узнать Правила Игры!

КОРОТКО ОБ АВТОРЕ

ВЛАДИМИР КОНСТАНТИНОВИЧ ПУЗИЙ (псевдоним – Владимир Аренев) начал писать в 1995 году. Сегодня он автор пяти романов, около двух десятков рассказов и повестей, многочисленных литературно-критических статей и интервью с писателями-фантастами. Живет в Киеве. Пишет на русском и украинском языках и нередко переводит свои произведения с одного языка на другой. Печатался в таких изданиях, как «Уральский следопыт», «Порог», «Пульсар», «Майдан-XXI», «Одноклассник» и т. д.

В 2000 году в серии «Фантастический боевик» вышел в свет роман-дилогия «Черный искатель смерти» из цикла «Летописи Ниса» (всего в цикле автором задумано четыре таких мегаромана).

Творчество писателя охватывает широкий спектр жанров и тем: здесь и сюрреалистический мини-роман «Под небом голубым», и соединение эпического батального повествования с «детективом замкнутого пространства» в «Правилах игры», и мифопоэтический роман в стихах «Лабiринт» (на украинском языке).

В настоящее время автор работает над мистико-философской книгой «Круги на земле».

---

Обхад помедлил, решая, что же ему делать. Возвращаться за жрецом – не хватит времени. Нужно ловить этого «путника» самому.

Он побежал вниз, пригибаясь, стараясь, чтобы идущий его не заметил. И когда уже у самой дороги присел за валуном, выглянул, – понял: не заметил.

Человек был явно не из этих краев. Хотя кожу и покрывал загар, характерный для всех ятру, был он слабее, чем загар тех же горцев. Да и черты лица...

Так. Посох, котомка за плечом – ничего больше. Но, умеючи, можно убить и посохом. Поэтому...

Обхад прыгнул, как только идущий поравнялся с его укрытием, и схватил незнакомца за шею испытанным приемом, когда любое слишком резкое и упрямое движение плененного приводит к сломанному позвоночнику. Человек вздрогнул, дернулся и тут же почувствовал, что лучше не сопротивляться. Он замер, но – к удивлению тысячника – молчал, как будто от волнения позабыл все слова. Даже не вскрикнул.

Теперь связать руки и...

– Отпусти его, человек Пресветлого. Это кто-то за спиной, скорее всего – ятру. Но только какого демона они вмешиваются?

– Я-то отпущу, – сказал Обхад. – Главное – чтобы вы его потом не прозевали.

Он ослабил хватку и пинком под зад бросил пленника вперед.

– Уж не знаю, как вы его пропустили, но чести это вам не делает. Ха-Кынг обещал, что ни один лазутчик не проберется через ваши заставы. И что я вижу?

– Это не лазутчик. – Горцы обступили Обхада и его «добычу» со всех сторон. – Он ходит здесь уже несколько недель. Он – Обделенный.

– Что значит Обделенный? – недоумевая, спросил тысячник.

– Боги обделили его разумом и отняли способность говорить, – пояснил ятру, бывший, наверное, главным в группе. – Обделенных не трогают, на них – печать Богов.

Обхад рассмеялся трескучим смехом:

– Да? А вы не думали, что Обделенным очень легко прикинуться?

– Но он появился здесь до того, как началась война, – возразил ятру.

Тысячник покачал головой:

– Вот что, ведите-ка его наверх, в наш лагерь, да попросите прийти Ха-Кынга. Вместе и решим, что это за птица. – Обхад указал на Обделенного, поднимавшегося с земли.

Отряхнувшись, тот как ни в чем не бывало стал прилаживать на плечо котомку.

– Давайте, сопроводите его в лагерь. – Тысячник видел, что горцы колеблются, и поэтому настаивал. – Это ведь дело нешуточное. Если я ошибся, лично извинюсь перед этим человеком.

Обделенный не сопротивлялся. Когда горцы подтолкнули его к тропинке, ведущей на вершину Коронованного, он поначалу удивленно взглянул на них, но потом пошел.

В лагере было пусто. Валялась незаконченная фигурка крокодила, рядом лежал оставленный Джулахом нож. Сам жрец, как выяснилось, забрался в шалаш и крепко спал. Обхад не стал его будить, поскольку все равно до прихода Ха-Кынга не собирался ничего предпринимать. Может, конечно, я и ошибаюсь...

К его плечу прикоснулся один из ятру и отозвал к кра: с утеса. Молча показал вниз.

Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: Юго-Восточная падет через час-другой. А может, и раньше

/смещение – последняя агония умирающих углей/

Все дело было в неожиданности. Никто и подумать не мог, что у хуминов получится прорваться именно сегодня. Поэтому и к эвакуации оказались не готовы.

Очередная атака осаждающих не сулила ничего нового, и усталые лучники вместе с инженерами мелких башенных баллист становились по местам, как проделывали это уже несколько дней подряд: так идет на тяжелую, но неизбежную работу крестьянин, которому нужно прокормить семью.

Катапульта в очередной раз вздернула кверху свою ложку, и защитники Юго-Восточной привычно пригнулись, наблюдая за траекторией падения снаряда. Тот рухнул ниже, чем следовало бы, и кое-кто уже стал подниматься, отыскивая взглядом подходящую цель для своей стрелы.

Снаряд взорвался.

Башня вздрогнула в лихорадочной попытке устоять и, конечно, устояла, потому что горючая смесь не могла быть такой уж мощной, но... В стене образовался пролом с рваными краями, к которому уже приставляли лестницы, а сбросить их было некому – всех, кто оказался поблизости в момент взрыва, сейчас можно было найти лишь в краю Ув-Дайгрэйса.

Лучники с верхних этажей осыпали врагов градом стрел, а к пролому уже послали несколько десяток, но хуминские стрелки тоже не зевали.

Штурм начался.

Южане ударили резко и жестко, не щадя себя, а уж тем более – противников. Они карабкались по лестницам так, словно от этого зависели судьбы всего мира. Поспевших к дыре ашэдгунцев встречали не люди – звери, готовые прыгнуть на человека и перегрызть ему глотку, – только бы остальные взобрались сюда без помех. Со стрелами, торчащими из тел, как обломки гладких изящных костей, с вымазанными в крови врагов и соратников телами, хумины поднимались в башню, чтобы умереть, но убить.

Ашэдгунцы дрогнули. Они не могли не дрогнуть – уставшие от постоянного нервного напряжения, вони, смерти, ошарашенные яростным напором противника. Бои уже переместились в кольцевой коридор. Бежали по лестнице арбалетчики, чтобы залпом-другим отбросить хуминов прочь, погасить атаку, остановить... Толпа нападавших смяла вставших на пути немногочисленных (зачем? – в башне-то!) копейщиков, потеряв при этом четыре пятых собственного состава; но сзади накатывалась следующая волна хуминов, поднявшихся по лестницам наверх, и арбалетчики только и сумели, что разрядить оружие один раз, а потом и их захлестнуло, смяло, поволокло, раздирая на клочки, втаптывая в пол.

Повторно – и более успешно – ашэдгунцы попытались остановить врага на лестнице. Это удалось, хотя и ценой больших потерь; южане отхлынули, закрепляясь на захваченном этаже.

Хранитель Хиффлос приказал готовиться к отступлению. Это было продиктовано не трусостью, а лишь объективным анализом ситуации. Лучники на стенах не могут помешать хуминам подниматься в пролом, и скоро, когда количество южан в башне достигнет критического числа, те просто выльются на лестницу и начнут медленно, но неотвратимо вырезать всех защитников. Следовательно, дальше оставаться в Юго-Восточной – чистейшей воды самоубийство.

Но всякое отступление хорошо до тех пор, пока оно не превращается в бегство. Хранитель смог создать некое подобие дисциплины в отчаявшихся войсках своего гарнизона и начал потихоньку, поотрядно, выпускать их через подземный ход в Северо-Восточную. Но если подобный трюк легко было проделать с теми, кто находился ниже захваченного хуминами этажа, то верхние оказались отрезанными от пути к отступлению. Потому что, выждав около получаса и передохнув, южане бросились в атаку, захватили лестницу и хлынули на нижние и верхние этажи башни.

/смещение – далекий свет маяка в штормовую ночь/

Брэд Охтанг смотрел, как его воины исчезают в разломе, и понимал, что половина из них не доживет до ночи. Но этот прорыв был необходим, а он оказался не в состоянии возразить Собеседнику. Возможно, это и к лучшему. Возможно, так нужно. Возможно...

Вчера Нол Угерол явился в шатер данна и заявил, что дальше так продолжаться не может. Брэд чуть было не расхохотался, настолько эта фраза напоминала реплику какой-нибудь зарвавшейся любовницы, которой надоело прятаться от настоящей жены ее дружка. Слава небесам, сдержался. А Собеседник продолжил свою мысль. Осада затянулась. Результатов нет. А время идет, и время работает на северян. В общем, нужно форсировать...

Охтанг развел руками; как форсировать?! При одной-то баллисте?!

На что жрец заметил: потеря баллисты – твой просчет, данн. Но и одной должно хватить.

Оказалось, по совету Угерола умельцы изготовили специ – альный снаряд, который взорвется и пробьет каменную стену одной из башен. Потом – очередь воинов проявить свое мастерство.

Охтанг покачал головой: не сможем. Задавят численностью, у них преимущества.

«Дай желтых лепестков ша-тсу», – невозмутимо произнес Собеседник.

«Ну, я не знаю...»

Вздрогнула и заплясала тонкая косица. «Это не совет, данн. Это – приказ. Исполняй».

Брэд взял да исполнил. Хотя и оставлял лепестки на самый крайний случай, хотя и знал в душе, что постарается никогда до этого «крайнего» не дотянуть. Желтые лепестки ша-тсу – страшная вешь. Дай их пожевать человеку, и тот уже не человек – демоническая сущность, проснувшаяся и готовая подмять все под себя. Вот только этой демонической сущности (которая, кстати, как утверждают лекари, свойственна отчасти каждому человеку) не хватает ресурсов человеческого тела для своих потребностей, и поэтому через несколько часов пожевавший лепестков ша-тсу умирает от разрыва сердца. Если доживает до этого времени.

В общем, печальная это штука – лепестки ша-тсу. Хорошо одно: солдат хоть и превращается в зверя, но не совсем. Речь понимает, и команды офицеров выполняет, пускай и с запозданием. Но все-таки пожевавший лепестки становится достаточно непредсказуемым, и, пока его не догонит смерть, он такого может натворить...