Георгий Холопов - Огни в бухте (Дилогия о С М Кирове - 2)

• Название: Огни в бухте (Дилогия о С М Кирове - 2)
• Автор: Георгий Холопов
• Жанр: История

---

Поле звенело от жары. Невысокая цепь холмов была подернута легкой дымкой. Пестрые крохотные птицы неподвижно сидели на телеграфных проводах, разинув клювы и задыхаясь. Стада овец бродили по иссохшим руслам когда-то быстрых горных рек, густо усеянных белыми, точно кости, камнями. Изредка попадались одинокие, спаленные солнцем деревья, затерянные в песках кустарники. Вокруг была пустыня - земля в зияющих трещинах...

В южных районах Азербайджана засуха погубила весь урожай хлебов. Киров три дня ездил по голодному и нищему краю. Деревни, в которых он побывал, были в трауре. Был траур по голодному году и траур по имаму Усейну, чья память отмечалась ежегодным шахсей-вахсеем. Спутников своих, партийных и хозяйственных работников республики, Киров разослал по глухим уездам, а сам сейчас торопился в город на первый субботник по засыпке Биби-Эйбатской бухты. Вместе с ним в машине ехал прокурор Мехти Теймуров.

Уже подъезжая к городу, они увидели в поле бредущего осла и странного погонщика. Осел поминутно падал на передние ноги; погонщик, подняв руки и, видимо, помолившись, начинал бить осла, поднимал его, но, немного пройдя, осел снова падал, и все повторялось сызнова. Так они добрались до белых камней.

Сергей Миронович искоса вопросительно посмотрел на шофера, тот повернул машину с дороги и поехал полем.

На камне в огромной овечьей папахе, опершись на тяжелый посох, сидел столетний старик, по всей видимости житель далекого горного аула. У ног его, навьюченный двумя большими бурдюками с нефтью, лежал осел.

- Ня олуб, ай ата?* - остановив машину, крикнул Мехти Теймуров.

_______________

* Что случилось, отец?

Старик встал с камня, недоверчивым и безнадежным взглядом окинул неизвестных путников на "шайтан-арбе" и далеким, замогильным голосом, облизывая потрескавшиеся губы и словно что-то жуя, поведал, что вышел он из города еще ночью, у него с собой был кувшин с водой, но вот случилось несчастье - кувшин у него разбился, и он и его бедный ишак в такой зной погибают от жажды и не могут двигаться дальше. А идти им еще весь день, и всю ночь, и еще два дня.

- Здесь нигде ни колодцев, ни источников! - Киров нагнулся через сиденье и достал из-под брезента кувшин с водой.

- Жаль, что так мало воды осталось, Мироныч, а то бы и бедного ослика напоили, - сказал Теймуров и подал старику кружку.

Старик снял папаху, положил ее на камень. Полой домотканого выгоревшего архалука он медленно и основательно вытер лицо и мокрую седую голову, зажал кружку ладонями, произнося слова молитвы и благодарности аллаху, и отчаянным рывком подставил кружку под кувшин.

Он пил воду большими глотками, и вода клокотала у него в горле. Киров смотрел на старика и, когда тот опорожнил кружку, снова налил ему воды. Горец сделал два глотка и, опустившись на колено, стал из пригоршни поить своего четвероногого друга. Ослик мотал головой, драгоценная вода плескалась на землю.

- Давай, Мехти, поднимем ослика. А то еще лучше - давай снимем с него бурдюки.

Киров и Теймуров развязали бурдюки с нефтью и оттащили их в сторону. Осел поднялся на ноги.

Сергей Миронович взял с камня папаху старика, вылил в нее весь остаток воды из кувшина, потрепал осла за уши и подставил ему под морду папаху, подмигнув пораженному старику.

- Не горюй, отец, до дома теперь доберешься!

Осел осушил папаху.

Киров поднял кувшин с земли.

- Ну вот, отец, все обошлось благополучно. Скоро зной спадет, а там легче будет идти. На всякий случай возьми кувшин. Может, по пути где и наберешь воды. Возьми, возьми, нам в город, тебе он нужней.

Мехти Теймуров поговорил со стариком.

Старик после долгих уговоров взял кувшин.

- Видит аллах, что этот большой начальник является добрым человеком, - сказал он, подойдя и обняв Кирова, и Сергей Миронович, смутившись, тоже обнял старика за плечи. - Я благодарю вас, друзья, вы спасли меня и бедное животное, вы добрые люди, и все мы братья. - В глазах старика блеснули слезы.

Бурдюки с нефтью погрузили на ослика. Держа в левой руке кувшин, старик правой взял тяжелый посох, стал низко раскланиваться и благодарить.

Сергей Миронович направился было к машине, но остановился.

- Как, Мехти, звать старика?

- Али-баба, Мироныч.

- Спроси, куда он нефть везет?

Теймуров поговорил со стариком.

- Он говорит, что у них в ауле впервые открылась школа, у него там учатся двадцать его правнуков, он служит сторожем в этой школе. По вечерам заладили в школу ходить и взрослые, и добрые учителя теперь с ними тоже занимаются, учат их наукам. Вечерами нужен свет, и он поехал в город за нефтью, и теперь все односельчане будут ему благодарны. Он говорит еще, что на ишаке, конечно, много нефти не привезешь и погибнешь вот так от жажды; хорошо бы в город поехать на арбе, но арбы ему не дал их господин начальник, председатель сельсовета. Он еще говорит, что председатель сельсовета - большой злодей: лучший дом богатея Мустафа-аги он взял себе, а для школы отвел чуть ли не двор для овец, где детям будет очень холодно зимой.

- А ты, Мехти, спроси название аула... уезда... как величают их господина начальника. - И Киров достал свою пухлую записную книжку.

Теймуров поговорил со стариком и перевел его ответ.

- Скажи Али-бабе, что ему за нефтью больше не придется ездить на ишаке, а детям заниматься на скотном дворе. И еще скажи, Мехти, пусть впредь о таких вещах не молчат, пусть приезжают в Баку, пусть ко мне заходят. - Сощурившись, изменившись в лице, Киров положил руку на плечо Теймурова. - Будь этот господин начальник настоящим коммунистом, какая у него должна быть радость: в ауле впервые открыли школу! Впервые в истории! Я бы на его месте полсотни арб послал за нефтью. Полсотни, Мехти... Киров снял руку с его плеча и подошел к машине.

Теймуров все это толково разъяснил горцу, обещал ему лично заняться этим господином начальником.

Машина тронулась, вскоре она исчезла в облаке пыли, и старик большими шагами пошел за своим ослом.

Через час фордик Кирова показался в пригороде Баку, через Шемахинку выехал на Коммунистическую и повернул в сторону моря.

У здания Азнефти машина остановилась. Теймуров вылез, распрощался с Кировым, и Сергей Миронович поехал дальше.

По Баилову, прижимаясь к стенам одноэтажных домов в поисках тени, в Шихову деревню шли запоздалые паломники: белобородые старцы, женщины в мрачных чадрах, наголо бритые мальчишки. В фаэтоне трусил благочестивый мулла из дальней мечети, в белой чалме, с оранжевой от хны бородкой.

Была ашура, десятый день месяца Маггерама. Правоверные, носящие траур по имаму Усейну, убитому наместником города Куфы Убейдулой Ибн-Заидом, в этот день в Шихове после службы в мечети Биби-Эйбата устраивали шахсей-вахсей - демонстрацию рубки и самоистязания.

На дороге были навалены горы булыжника, щебня, песка, валялись тачки. Каменщики мостили дорогу. Это была знаменитая Баиловская дорога, которую в норд всегда поливали мазутом.

Тигран затормозил машину, чтобы пропустить встречную арбу, - проход был узок, и им бы не разъехаться. Из арбы доносились плач и причитания...

Когда арба поравнялась с автомашиной, Киров спросил аробщика:

- Что случилось? Почему плачут?

Седовласый аробщик придержал коня.

Из арбы доносился глухой стон. Кто-то в ней лежал умирающий или раненый, и над ним на коленях стояли женщина в черной заплатанной чадре и испуганная девочка с размазанными по лицу слезами. При виде чужих людей женщина и девочка запричитали еще сильней. Тигран сразу же узнал девочку по ее красному с белыми горошинами платьицу: неделю назад он сам своими руками из азнефтинского склада по записке Сергея Мироновича получил десять метров сатина и повез его тартальщику Зейналу, который, как передали рабочие Кирову, жил в крайней бедности.

Тигран рассеянно выслушал аробщика и сказал Кирову:

- Раненого везут из Шихово. В бане ему не смогли остановить кровь. Едут искать доктора. Ему очень плохо...

- Кто он? Рабочий?

Тигран опустил глаза.

- Старик говорит, что это тартальщик с Зубаловского промысла и звать его... Зейнал.

- Какой Зейнал? Наш Зейнал?

- Наш, Сергей Мироныч...

Бросив портфель на сиденье, Киров вылез из автомашины и подошел к арбе.

Женщина, забыв про обычай, откинула с лица чадру и в великом горе била себя по коленям. Девочка утихла, вытерла кулаком слезы и теперь с любопытством наблюдала за незнакомыми "высокими" людьми на "шайтан-арбе".

- Это жена и дочь? Как же мог передовой рабочий так рубиться?

Аробщик стоял, сложив на животе руки, смущенный сердитым видом этого русского человека, перед которым он словно был в ответе за случившееся несчастье. Он что-то начал спрашивать у плачущей женщины и объяснять Тиграну...

- Они говорят, Сергей Мироныч, что, как и всякий правоверный, Зейнал тоже мог участвовать в шахсей-вахсее, но так рубиться, нанести себе такую тяжелую рану было совсем не обязательно. Так рубятся фанатики, а Зейнал был только обычным правоверным. В этой истории есть что-то непонятное. Шихово никогда не видело столько народу, как сегодня.