Коре Холт - Тризна по женщине

• Название: Тризна по женщине
• Автор: Коре Холт
• Жанр: Исторические приключения

В романе по-новому трактуется история знаменитого викингского корабля из погребального кургана в Усеберге.

---

Мы, наблюдавшие за этим зрелищем, не понимали, была ли это причуда развеселившегося конунга, или за этим скрывался какой-то умысел. Оказалось, что умысел у отца был. Знахарка, жившая у нас на усадьбе, залила рабу раны горячей смолой. Когда он все-таки впал в беспамятство, его оттащили на конюшню и бросили там отлеживаться. Отец сказал:

— Фритьоф, подойди к колоде.

Все побледнели, в том числе и Фритьоф, и я тоже. Двор поплыл у меня перед глазами. Я, по-моему, испытала одновременно и тайную злую радость и ужас, который сдавил мне сердце.

— Снимай сапог, — сказал отец.

Фритьоф повиновался.

— Ставь ногу на колоду.

Фритьоф повиновался.

Отец взял в руки топорик, оглядел лезвие, оно было в крови, он стер ее рукавом. Отец не спешил. Неожиданно он дал Фритьофу затрещину.

— Убирай ногу! — крикнул он.

Фритьоф снял ногу с колоды.

Мы молча стояли вокруг.

— Как отрубают пальцы на ногах, ты уже видел, — сказал мой отец, конунг Агдира. — Но можно стать короче и на целую ногу. И помни, если ты сделаешь шаг без моего разрешения, твой следующий шаг принесет тебе беду. Разойдись! — заревел он на людей, собравшихся на дворе.

Все разбежались.

После этого над Фритьофом долго смеялись, и он стал злой.

На другой день я пришла к конунгу, своему отцу. Он сидел и тянул из рога пиво, кроме него, в покое никого не было. В очаге пылал огонь, и на губах у отца играла добрая улыбка.

— Чего тебе, Аса? — спросил он, махнув рукой, чтобы я подошла поближе.

— Хочешь, я отрежу себе палец? — спросила я.

Он вздрогнул и приподнялся, я спокойно сняла с пояса нож и показала ему.

— Вот этим ножом, — сказала я. — Только, по-моему, твой топорик лучше подходит для такого дела. Сначала один палец, потом другой. Ты хорошо меня знаешь? Ты понимаешь, что я способна за каждый палец на ноге отдать свои указательные?

Он не ответил.

— Без пальцев я уже не буду считаться полноценной женщиной, — сказала я.

Он продолжал молчать.

Тогда я подошла и плюнула ему в рог, а потом опрокинула его, и пиво разлилось по столу. Отец все еще сохранял невозмутимость. Теперь в нем проявилось то, к чему я всегда относилась с уважением и восторгом: способность владеть собой, даже потеряв власть над другими. Однако в глазах у него блеснул опасный огонь.

— Хочешь, чтобы я отхлестал тебя по голой заднице? — спросил он.

— Только созови на двор всех людей, пусть смотрят, — ответила я.

Он промолчал, посидел еще немного, а потом встал и ушел. Я осталась одна в пустом покое. Пиво растеклось по столу и медленно капало на пол.

На другой день он сделал вид, будто ничего не было. Раб выжил.

Королева Усеберга встала и подошла к торцовой стене покоя. Поманила меня к себе. Я видел, что там на стене висит редкостный ковер — через узкое, прорубленное в стене окно просачивался свет, и узор ковра вырисовывался очень четко. На ковре было выткано высокое ветвистое дерево, листья его были слегка окрашены осенью, и на ветках висели люди. Большей частью — мужчины. Но было среди них и несколько женщин. Королева показала на одного человека и молвила:

— Это Хеминг. Я ему так и сказала.

Она нерешительно взглянула на меня, словно хотела угадать, какое впечатление произвели на меня эти слова. Я похвалил искусную работу. Она сказала, что ковер выткала лучшая мастерица Усеберга, ее зовут Гюрд, целый год она ткала этот ковер и сделала все так, как хотелось королеве.

— Сколько ночей я провела без сна, прикидывая, можно ли выткать, как качаются повешенные, — сказала королева. — Это не так легко, как кажется. Тогда Гюрд пришлось бы рядом с каждым повешенным выткать как бы его тень. Мы решили отказаться от этой мысли. Нравится тебе мой ковер?

— Да, — сказал я. — Но если говорить честно, нет.

Она улыбнулась.

Трудно дать более правдивый ответ.

Прихрамывая, она вернулась к столу и сказала, что ее замучил костолом.

— Старая, помирать пора, а жить хочется, — рассмеялась она.

В ее глазах появилась черная бездонная глубина, от которой мне стало не по себе.

— Погладь меня по щеке, — сказала королева.

Она как будто просила милостыню, и я выполнил ее просьбу. Щека у нее оказалась горячей, королева вся обмякла. Она благодарно кивнула. Я убрал руку.

— Здесь на усадьбе, есть одна старая рабыня, ее зовут Отта, — сказала королева. — Она говорит, что удавится с горя, если ей не разрешат последовать за мной в курган, и просит, чтобы ее тело бросили собакам. Но я знаю, в Усеберге не только ей захочется удавиться, когда я умру. Лишь мой строгий наказ спасет им жизнь, а не то на усадьбе некому будет работать. Ты мне не веришь? — вдруг закричала она. Приподнявшись, она протянула руку за палкой, но не могла найти ее, словно была слепа. Она шарила рядом с палкой, не видя ее. Схватившись за край стола, она заставила себя успокоиться. — Значит, ты не веришь, что они повесятся, когда я умру? — Голос ее дрожал при этих словах, и брызги слюны летели мне в лицо.

Ответить я не успел. Королева встала и пошла на меня, я хотел отступить, но не мог двинуться с места.

— Ты единственный, кто осмелился усомниться в этом! — сказала она. — Да, они удавятся с горя! Пока я жила, я распоряжалась ими, моя мудрость и мое презрение вместе с моей нежностью и заботой были частью их жизни. Наш род — это Я! Что им тот, кто придет после меня! Думаешь, я не знаю, что говорю? Они удавятся!

Королева стояла передо мной. Я видел, как быстро и гневно пульсирует жилка у нее на шее. Она хотела схватить меня за руку, но не нашла ее, словно глаза ей застлал кровавый туман, я был не в силах помочь ей.

— Кликнуть его? — спросила она.

— Кого? — не понял я.

— Есть у меня один человек, который всегда готов исполнить мое приказание. — Она громко и неприятно засмеялась. — Стоит мне шевельнуть пальцем, как его меч уже занесен.

Она еле стояла, я поддержал ее, помог добраться до лавки, там к ней вернулось прежнее достоинство и невозмутимость. Дышала она с трудом.

— Здесь, в Усеберге, меня все любят, — сказала она. — Ясно?

Я склонил голову в знак согласия.

— Будто уже тебя нельзя зарубить? — спросила она.

Мы опять не спускали друг с друга глаз.

Лодин входит в покой и небрежно кланяется королеве. Из приличия он на рабочую одежду набросил плащ, держится он не без чувства собственного достоинства. Но волосы у него нечесаные. Думаю, что и насекомых в них хватает. Срезанные губы обнажают зубы до самых корней. Он похож на изуродованную собаку. На меня он не глядит. И все-таки он не случайно выбрал для своего прихода именно это время. Ему охота узнать, что происходит между королевой и ее неизвестным гостем.

— Надо поторопиться с отхожим местом, — говорит он.

Я замечаю, что он с запинкой произносит «отхожее место», он привык называть это по-другому, более грубо, и потому в его устах эти слова звучат неестественно.

— Надо, чтобы к твоим похоронам оно было уже готово, а у нас еще и хлеб на полях и всякие другие работы, и рабы так ленивы, что просто беда. Надо спешить, если мы хотим, чтобы к зиме все было сделано. Скажи, на сколько человек строить отхожее место?

Для нее это важный вопрос, и она сразу задумывается. К тому же она чувствует себя польщенной — еще бы, когда она умрет, в ее честь будет стоять огромное отхожее место, которое сможет вместить сразу много народу. Лодин хорошо знает — она помнит все. Поэтому он заводит разговор о том, что, дескать, однажды она сказала, будто в Борре, не говоря уже об Уппсале, по слухам, начали строить такие отхожие места, чтобы в них не попадали ни дождь, ни ветер. Кому пришла нужда, сидит там, скрытый от любопытных глаз. Но он, Лодин, считает, что строить такое большое отхожее место, какое требуется для ее похорон, с крышей и стенами слишком хлопотно. Поэтому он показывает ей набросок, нацарапанный им на куске дерева. Крыша закрывает строение только наполовину, но он дождя она все-таки защитит, передняя стена до земли не достает, ноги гостя будут видны. А что он делает, видно не будет.

Смех Лодина похож на странный кашель — это, наверно, из-за его срезанных губ. Она поднимает глаза, в них холодный, отрезвляющий вопрос: что смешного, если к ее похоронам нужно построить отхожее место? Лодин сразу отступает. Очевидно, кроме того, что на него возложено искусство колдовства, он распоряжается всеми работами в усадьбе.

— Ты хочешь сказать, что постройка сзади будет открытой? — спрашивает королева.

— Да. Так мы сбережем лес, у нас заготовлено мало бревен, а нам еще надо сделать сруб для кургана. Я считаю, что отхожее место должно вмещать тридцать человек, не меньше.

— Тридцать! — Она смеется, откинув голову, словно надменная девушка.

— Тридцать! Ошибаешься, Лодин! Сто пятьдесят, вот самое малое, сколько нужно. Ясно? — говорит она, и на мгновение на ее лице мелькает обида. — Сто пятьдесят. Это решено. У тебя найдутся достаточно длинные бревна?