Линн Абби - Взлет и Падение Короля-Дракона

• Название: Взлет и Падение Короля-Дракона
• Автор: Линн Абби
• Жанр: Фэнтези

Книга — сенсация! Хаману Невинный — его родители были убиты вторгшимся войском троллей. Хаману Выживший — он стал солдатом, превратив себя в такого же лишенного сердца наемника, которые убили его родителей. Хаману Победитель — могущественный король-вошебник, бич Пустых Земель. Хаману Лев Урика, Король Мира… Король-Дракон? Он стал величайшей угрозой городу Урик, и, одновременно, его величайшей надеждой. Множество сил составили заговор, чтобы воспользоваться его смертельной метаморфозой, но он — единственное возможное спасение Урика . Это история Хаману…рассказанная им самим. Последний роман из серии «Хроники Атхаса».

---

Павек был замечательным человеком, сидевшим во главе своего стола — когда он сидел. Где-то в доме безусловно были слуги, но именно Павек наливал вино Ману и тем, кто просил об этом. Он приносил свежее мясо из буфета и уносил пустые блюда. По настоящему замечательный человек, решил Хаману, потягивая вино и удобно устроившись среди подушек. Настолько замечательный, что вполне способен призвать чудо.

На удивление дух Хаману был спокоен и оптимистичен с тех пор, как он ушел из Тира, что, странным образом, заставляло его думать не о том, где он или с кем, но о Виндривере. Оказавшись среди друзей, бессмертный Доблестный Воин обнаружил, что ему не о чем рассказать им, за исключением древнего тролля, но он нем он не заговорит никогда, и не имеет значения, что случится завтра. Он не мог помочь себе и из-за выбора иллюзии.

Он сделал себя Ману, таким Ману, каким тот был, когда жил в Дэше. Худощавый, с гладким подбородком, этот Ману казался на несколько лет моложе, чем все остальные гости Павека, собравшиеся в атриуме. Он был ребенком среди взрослых, и они смотрели на него сверху вниз. Хаману мог бы состарить себя: Ману был закаленным ветераном в тот момент, когда Мирон из Йорама извлек его из лап троллей на овражных землях. Гибкий и покрытый шрамами, он легко мог бы сойти за полуэльфа, если бы в те дни были полуэльфы и он не был бы так невысок, даже среди людей.

Но даже если бы, по ошибке, его и приняли за полуэльфа, вряд ли бы на этой вечеринке к Ману отнеслись бы более сердечно. И вряд ли бы он сам почувствовал себя более комфортно. Единственным полуэльфом за столом был Руари, самый молодой из друидов Квирайта, который от страха упал на пол почти без сознания несколько лет назад, когда Король-Лев спросил как его зовут. Окруженный близким по духу народом на дальней стороне стола, Руари не говорил ни с кем, и никто не заговаривал с ним. Все внимание Руари было посвещено его кубку с вином, который наполнялся слишком много раз.

Среди многочисленных легенд, которые пытались объяснить, как Атхас стал таким, какой он есть, было много рассказов об эльфах и людях. Половина рассказов утвержала, что эльфы — первые двоюродные братья человечества, самая старая из рас, появившихся в Возрождение. Другая половина, предсказуемо, говорила, что эльфы — самая молодая из рас, последняя из появившихся в Возрождение, и в сердце каждого эльфа живет страстное желание опять стать человеком. Все рассказы, однако, сходились между собой в том, что эльфы и люди находят друг друга намного более привлекательными, чем любую другую расу, а это неизбежно приводило к появлению отпрысков-полукровок.

Зачастую брошенные своими родителями, полуэльфы вели темную, одинокую и несчастливую жизнь. Достаточно было пройтись по рынку рабов, чтобы увидеть непропорционально большое число полуэльфов среди выставленных на продажу рабов, и они же охотнее всего шли в темплары в любом городе. Хаману всегда находил их восхитительными, и на этой вечеринке среди друзей Павека никто не был таким восхитительным, как Руари.

Аура Руари была закрыта, замкнута на самом себе, и при этом абсолютно проницаема для праздного любопытства Доблестного Воина. Не было ничего в жизни Руари, чего бы не извлек Хаману при помощи самого мягкого Невидимого проникновения. Юный полуэльф имел все особенности характера темплара: легко ранимое сердце, врожденную убежденность, что с ним всегда поступают несправедливо, склонность к мщению, а не к справедливости, а также резкий и жесткий характер. Он был в точности такой же, как и те, которые носили желтое и жили в этом квартале, а сейчас лежали на земле в военных лагерях за стенами города. Но Руари пошел другим путем. Его мать была эльфийка из племени тех вольных эльфов, которые странствовали по просторам пустыни, и когда она после изнасилования родила сына, то подбросила его в руки Телами, а не в руки торговцев живым товаром на Эльфийском Рынке.

Телами изменила судьбу Руари, направив все его симпатии на Атхас, и в конце концов сделала из него друида.

Она была уже очень стара, когда начала свою работу над Руари. Хаману с трудом узнал своего любимого архидруида на поверхности памяти Руари, но в глубине, ближе к сердцу полуэльфа, Телами была такая же, как и раньше. Быть может она бы не приуспела с одним из ее последних новичков, если бы не появился Павек и разрушил весь мир Руари до основания, прежде чем построить его заново.

Увы, все усилия Павека могут пойти прахом еще до того, как эта ночь окончится. Руари был так красив, так привлекателен , тени так красиво ложились на его медные волосы, кожу и глаза; а Виндривер по-прежнему был ноющей дырой в душе Хаману, которая еще не начала исцеляться; Хаману спрятал свои руки под подушками. Он срочно сделал себе человеческий кулак и спрятал только что родившиеся когти дракона в глубине ладоней.

Он должен увести Ману отсюда, лучше всего в поместье Лорда Урсоса, находившееся за стенами, где катарсис — особенно катарсис от боли и смертельного страха — повторяющийся каждую ночь ритуал.

Внезапное движение плеча Руари испугало как полуэльфа так и Короля-Льва. У полуэльфов вообще были особая привязанность к животным, а друидство Друари эту связь расширило и усилило. Домашняя ящерица-критик — измученная, без сомнения, детьми, которые решили, что это ярко-окрашенная игрушка, пряталась за медным занавесом волос Руари. Но присутствие Ману пробудило ее от сна. Оба юноши — Ману и Руари — взглянули на медленно потягивающуюся ящерицу и встретились глазами.

Уходи, быстро! посоветовал ему Хаману, но натренированное друидами сознание Руари не подчинилось Невидимому внушению.

Глаза Руари сузились, и он попытался остановить критика, который уже сползал вниз по его руке. Гнев, ревность и зависть немедленно возникли в сознание полуэльфа и отразились на его лице, привлекая к нему внимание всех остальных находившихся в атриуме. Павек, который один из всех знал, насколько горяч может оказаться огонь, с которым играет Руари и как он может его сжечь, попытался изо всех сил прервать волшебное притяжение, возникшее между ними.

Павек мог бы преуспеть. Критик не понимал, что такое магическая иллюзия. Критик видел то, что он видел, и его маленькие ножки направились туда, куда его влекло. Как только крохотная ящерица спустилась на стол и начала свое долгое путешествие к руке Ману, Хаману должен был перенести свое внимание на материю своей иллюзии, а не на полуэльфа, кипевшего от гнева и ревности.

Кто-то — возможно Джавед, Хаману не узнал голос — заговорил о тех путях, которыми ветераны укрепляют свой дух перед битвой, которая может стать последней.

— Я знаю, что бы сделал я, — резко вмешался Руари. Взгляд его суженных глаз все еще был направлен на Ману, которого он безусловно считал еще моложе и неопытнее, чем он сам. — Я нашел бы себе женщину и привел бы ее к себе в комнату.

Но на этом Руари не остановился. Он продолжал, описывая свои подогреваемые вином фантазии — и это были фантазии. Хаману посмотрел на поверхность сознания Руари — мальчишка развлекался, ничего большего. Павек приказал своему юному другу замолчать. Но уже было слишком поздно.

Слишком поздно, чтобы идти к Лорду Урсосу.

Слишком поздно для Руари.

Хотя Павек и пытался, постоянно маяча между ними, пока ужин, наконец, не закончился и гости один за другим не ушли. Руари остался последним, его ноги отказывались стоять, но он как-то совладал с ними. Наполненный вином, шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, он устремился к открытой двери, а оттуда к своей одинокой постели.

— Он горячий и совершенно безвредный, — настойчиво сказал Павек, а под его словами билась одна единственная мысль: Если вы хотите сожрать кого-нибудь, Великий, сожрите меня .

Это убило все надежды и намерения Хаману. Они были одни, за исключенением критика, который все еще балансировал на плече Хаману. Ящерица даже не вздрогнула, когда Хаману поменял иллюзию, став человеком со смуглой кожей и черными волосами, которого Павек знал — или думал что знает — лучше всего.

— На рассвете ты придешь к южным воротам.

Они стояли лицом к лицу. Сейчас Павек был ниже его, но на колени не упал.

— Я знаю.

Хаману передал ему ящичек со свитками. — Ради Урика. — Он сжал своими неестественно горячими руками руки Павека, державшие ящичек из потрепанной кожи. — Когда я уйду, ты поднимешь дух стража.

— Я попытаюсь, Великий.

— Ты не будешь пытаться . Ты сделаешь это. Ты поднимешь стража Урика. Ты призовешь любую силу, которой обладаешь, и ты уничтожишь меня, Павек. Это приказ.

— Я не знаю.

Раджаат, Черная Линза, Серость, Чернота и даже дракон для Павека были только слова. Он пытался расставить их по порядку в своем сознании смертного, но для него не было большей катастрофы, чем Урик без Короля-Льва.

— Ты узнаешь, Павек. Ты узнаешь, когда увидишь, кем я стану. Твоя совесть не помешает тебе.