Ян Гийу - Путь в Иерусалим

• Название: Путь в Иерусалим
• Автор: Ян Гийу
• Издательство: Текст
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2000
• ISBN: 5-7516-0200-5

Ян Гийу (Jan Guillou), один из самых популярных современных писателей Швеции, в своем увлекательном романе создает яркую фреску жизни средневековой Скандинавии. Вместе с главным героем романа, юным Арном, читатель побывает в поместье его отца Магнуса, в монастыре цистерцианцев, на деревенской свадьбе и на тинге, съезде благородных рыцарей, где решается, кто будет королем страны. Роман, переведенный на многие языки мира, в 1988 году был удостоен высшей литературной награды Швеции.

На данный момент писателем созданы четыре романа из цикла «Рыцарь Арн», но в России издан лишь первый.

Цикл «Рыцарь Арн»:

1. The Road to Jerusalem (1998), ISBN 91-1-300565-0 the first book in the series.

2. The Knight Templar (1999), ISBN 91-1-300733-5 the second book in the series.

3. The Kingdom at the End of the Road (2000), ISBN 91-89426-02-9 the third book in the series.

4. The Heritage of Arn (2001), ISBN 91-642-0003-5 a follow-up about Birger jarl, the founder of Stockholm — fictionalized to be Arn's grandson.

По мотивам первых трех книг, в Европе, сняли два полнометражных фильма:

1. Арн: рыцарь — тамплиер / Arn — Tempelriddaren (2007)

2. Арн: Объединенное королевство / Arn — Riket vid vägens slut (2008)

---

Всего за несколько месяцев Варнхем превратился в огромную строительную площадку, где звучали удары молота, звенели пилы, скрипели и грохотали огромные колеса, сделанные из песчаника. Повсюду — движение, которое на первый взгляд выглядело хаотичным и разрозненным, как в муравейнике, если посмотреть на него весной: кажется, что муравьи просто бесцельно бегают туда-сюда. Но для всего, что делалось, существовал четкий план. Руководил работами огромного роста монах по имени Гильберт де Бон; он был единственным из монахов, кто принимал участие в строительстве, в основном всю тяжелую работу делали послушники. Можно также сказать, что исключением из этого правила был и брат Люсьен из Клерво. Будучи монастырским садовником, он не хотел отдавать капризные растения в чужие руки, поскольку по времени года было уже поздно что-либо выращивать и многое могло пропасть без его умения и зоркого взгляда.

Другие монахи, которые пока поселились в длинном доме, в основном проводили время в молитве или занимались переписыванием рукописей.

Через некоторое время Сигрид предложила послушникам помощь Сварте и Гура, и, по ее мысли, они должны были скорее стать учениками, чем полезными помощниками. Вначале некоторые послушники приходили к отцу Генриху и жаловались на грубых и невежественных рабов, которые больше ломали, чем строили. Но отец Генрих отмахивался от их жалоб, поскольку хорошо понимал, какую цель преследует Сигрид, отдавая рабов в учение. Напротив, он втайне переговорил с братом Гильбертом, и, к досаде многих послушников, это привело к тому, что как только Сварте и Гур начинали более или менее сносно справляться с работой на одном месте, их тут же посылали на другие работы, где снова начинались жалобы на их неумение. Так, два способных раба понемногу научились тесать и точить камень, придавать форму раскаленному железу, сколачивать водяное колесо из дубовых пластин, выкладывать камнем колодец или канал, очищать землю сада от того, что не должно там расти, тесать дубовые и буковые бревна для разных целей. Сигрид постоянно спрашивала об успехах Сварте и Гура и думала о том, как использовать их в будущем. Она рассчитывала, что они смогут обрести свободу; только тот, кто умел делать нечто действительно стоящее, становился вольноотпущенником. Их вера в спасение интересовала ее гораздо меньше, Сигрид не принуждала к крещению других своих рабов, кроме Сут, которую крестили, чтобы Сигрид было на кого опираться во время освящения собора.

Это было спокойное время. У Сигрид стало меньше забот, она больше не хлопотала по хозяйству в Варнхеме и не занималась делами Арнеса. Она пыталась не думать о неизбежном, о том, что приходит ко всем одинаково, как смерть, — и к рабам, и к свободным. Поскольку длинный дом еще не был освящен под монастырь, она когда угодно могла принять участие в любой из пяти ежедневных молитв. И чем ближе были роды, тем усерднее она молилась. Она всегда просила об одном и том же: за свою жизнь и за жизнь ребенка, чтобы Пресвятая Дева дала ей силы и мужество и чтобы она была избавлена от той боли, от которой страдала в прошлый раз.

Теперь ее лоб покрылся холодным потом, она шла медленно и очень осторожно, как будто слишком резкие движения могли причинить боль, — шла от шума строительства обратно к усадьбе. Она позвала Сут, и ей не пришлось объяснять, что происходит. Рабыня кивнула, пробормотав что-то на своем наречии, метнулась к кухне и занялась необходимыми приготовлениями вместе с другими служанками. Они быстро убрали утварь, вымели и вычистили пол, а затем внесли соломенные тюфяки и шкуры из маленького дома, где Сигрид хранила свои собственные запасы. Когда ложе было готово и Сигрид должна была лечь на него, у нее начались вторые схватки, настолько сильнее первых, что она побелела, сжалась от боли, и к приготовленному ложу ее пришлось вести. Рабыни сильнее раздули огонь и принялись быстро отчищать котлы на треножниках, которые затем наполнили водой и поставили на огонь.

Когда боль отпустила, Сигрид попросила Сут сходить за отцом Генрихом, а потом присмотреть за тем, чтобы Эскиля вместе с другими детьми держали подальше. Сын должен думать об играх и забавах и не слышать криков своей матери. Но кому-то нужно было присматривать за детьми, чтобы они не подходили слишком близко к большому и опасному мельничному колесу, которое возбуждало их любопытство больше всего. Детей нельзя оставлять без присмотра!

Некоторое время Сигрид лежала в одиночестве, глядя наружу через дымовое отверстие и большое открытое окно в одной из длинных стен. Там, на дворе, пели зяблики — они всегда поют днем, до того, как начинают петь дрозды, и тогда остальные птицы умолкают, словно в смущении.

Ее лоб покрылся испариной, и начался озноб.

Одна из рабынь робко приблизилась к ней и, отведя взгляд, отерла лоб смоченным льняным полотенцем.

Магнус предупреждал жену, чтобы она заблаговременно послала за повитухами в Скару и не рожала среди рабынь. Но Сигрид все время словно хотела отодвинуть от себя невозможное, как будто втайне надеясь, что ей удастся избежать родов. Это было глупо, бесполезно. Теперь она наконец должна родить и выжить, или родить и умереть, или умереть с ребенком, среди рабынь. Она очень хорошо представляла себе, что подумает об этом Магнус. Но он был мужчиной и не понимал, что рабыни, которые обычно рожают гораздо чаше, чем свободные, были лучшими повитухами. Пусть у них была не белая кожа и они не могли красиво говорить и достойно вести себя, как те женщины, которых предпочел бы видеть в своем доме Магнус, все равно они были достаточно опытными. Если сейчас вообще хватит их помощи. Только Пресвятая Дева Мария сейчас может помочь ей, и совсем не важно, какие люди присутствуют в доме.

У рабынь такая же душа, как и у свободных людей, в этом ее убедил отец Генрих. И в Царстве Небесном нет ни свободных, ни рабов, ни богатых, ни бедных, есть только души людей, творивших добрые дела. Сигрид думала, что это вполне похоже на правду.

Когда отец Генрих вошел в кухню, она увидела, что у него с собой четки. Он понял; какой помощи она сейчас искала. Но сначала он сделал вид, что ничего не происходит, и даже не позаботился о том, чтобы выгнать рабынь, которые в спешке подметали, приносили новые котлы с водой, тряпки и пеленки.

— Приветствую тебя, уважаемая госпожа, я понимаю, что теперь нас ожидает радость в Варнхеме, — произнес отец Генрих, посмотрев на нее дружелюбно и спокойно.

— Или печаль, святой отец. Этого мы не узнаем до тех пор, пока все не кончится, — простонала Сигрид, и взгляд ее был полон страха, поскольку она поняла, что приближаются новые схватки. Но ей это только почудилось, так как боли не последовало.

Отец Генрих подвинул маленькую треногую скамеечку к ее ложу, взял руку Сигрид и погладил ее.

— Ты умная женщина, — сказал он, — единственная среди мирян, которых я встречал, кто понимает латынь, но ты понимаешь и многое другое, например, то, что нужно научить своих рабов тому, что умеем мы сами. Тогда скажи мне, почему ты со страхом ожидаешь родов, хотя тысячи и тысячи других женщин проходят через это. Подумай, именно в этот миг ты не одинока на земле. Может быть, сейчас, когда мы сидим здесь, ты страдаешь вместе с десятью тысячами других женщин по всему миру. Тогда скажи мне, почему тебе нужно чего-то бояться больше, чем другим?

Отец Генрих произносил слова складно, как проповедь, и Сигрид подумалось, что он выбирал их несколько дней, прежде чем настала эта минута. Глядя на священника, она не смогла избавиться от улыбки, и он понял, что она его раскусила.

— Хорошо говоришь, отец Генрих, — сказала она слабым голосом, боясь, что ее вновь настигнет боль. — Но из тех десяти тысяч женщин, о которых ты говорил, завтра, может быть, половина умрет, и я могу стать одной из них.

— Тогда мне будет сложно понять нашего Спасителя, — сказал отец Генрих спокойно и с улыбкой, взглядом все время ища ее взгляд.

— Но ведь есть то, что делает наш Спаситель и чего ты не понимаешь, святой отец? — прошептала она, напрягаясь в ожидании боли.

— Истинная правда, — кивнул отец Генрих. — Есть даже то, чего не понимает основатель нашего ордена, святой Бернард Клервосский. Например, тяжелые поражения, которые мы сейчас терпим в Святой Земле. Он больше, чем кто-либо другой, хочет, чтобы мы послали туда еще людей, он пламенно желает нашей победы над язычниками. Но, несмотря на силу нашей веры, нашу правоту и на то, что мы боремся со злом, нас разбили. Следовательно, истинно, что мы, люди, не всегда можем понять нашего Спасителя.

— Я хочу успеть исповедоваться, — прошептала Сигрид.

Отец Генрих отослал рабынь, взял свои четки, благословил Сигрид и сказал, что готов выслушать ее исповедь.

— Прости меня, святой отец, ибо я согрешила, — с трудом выговорила она, и в ее глазах засветился страх. Затем, прежде чем продолжать, ей потребовалось несколько раз глубоко вздохнуть и собраться. — Мысли мои были безбожными и низменными, я подарила тебе и твоим людям Варнхем не только потому, что Святой Дух наставил меня на это правильное и благое дело, но я надеялась также, что этим даром смогу умилостивить Богоматерь, ибо я в своем безумии и себялюбии просила ее избавить меня от родов, несмотря на то что я знаю: наполнять землю — наша обязанность.