Станислав Лем - Облако Магеллана

• Название: Облако Магеллана
• Автор: Станислав Лем
• Жанр: Научная Фантастика

Надеемся, что вы с интересом прочтете обо всех событиях, которые предшествовали первому полету людей за пределы солнечной системы на первом межзвездном корабле «Гее» в XXXII веке. Ст. Лем рассказывает о людях коммунистического общества, о могучем расцвете науки и техники на Земле, о полном завоевании человеком природы и освоении им планет солнечной системы.

---

Прошло еще пять дней напряженного, тайного выжидания, но ничего не происходило. Двигатели увеличивали скорость корабля, все шло нормально, в филармонии состоялся концерт, и я начал говорить себе, что врачи, как и астрогаторы, подпадают вместе с прочими под вредное влияние полета, раздувают мелочи и гоняются за мнимыми опасностями.

На шестой день после происшествия с садом у нас в больнице был тяжелый случай с ребенком, который родился задохнувшимся; жизнь его висела на волоске, и я два часа не отходил от него, следя за пульсатором, подававшим кислород для дыхания. Это занятие поглотило меня настолько, что я совершенно забыл обо всем остальном. Только уже моя руки в углу палаты, я увидел в зеркале собственное лицо с блестящими, точно в лихорадке, глазами и тотчас же ощутил непонятную тревогу. Я попросил Анну остаться с матерью и ребенком и, сбросив халат, выбежал из палаты. Лифт спустил меня на нулевой этаж. Увидев пустой освещенный лампами коридор, я глубоко перевел дыхание.

«Глупец, – говорил я себе, – глупец, каких призраков ты испугался?» И все-таки шел дальше. Перед самым поворотом мне послышались голоса; их звук ударил меня как хлыстом. Несколькими прыжками я выбежал в расширяющееся здесь полукруглое пространство.

У начала воронки стояла плотная толпа. Люди, сжатые вместе, напирали на кого-то, преграждавшего им путь. Было совсем тихо; слышалось только тяжелое, как при борьбе, дыхание. В одном из ближайших я узнал Диоклеса.

– Что это? – спросил я.

Никто мне не ответил. Я уловил чей-то взгляд – глаза были совершенно белые – и услышал сдавленный, полный внутренней дрожи голос:

– Мы хотим выйти!

– Там пустота! – крикнул человек, задерживавший толпу. Я узнал его: это был Ирьола.

– Пусти нас! – крикнуло несколько голосов сразу.

– Сумасшедшие! – вскричал Ирьола. – Там смерть! Слышите? Смерть!

– Там свобода, – отозвался кто-то из толпы.

Ирьолу оттолкнули, он отступал в глубь воронки. Черный на ее светлом фоне, он кричал, и голос его гремел, искажаемый эхом замкнутого пространства:

– Опомнитесь! Что вы хотите сделать!

Ответом было прерывистое дыхание. Несколько рук протянулось к нише, где виднелся механизм замка. Тогда Ирьола кинулся вперед, оттолкнул напиравших, пригнулся и, выхватив из-за пояса маленький черный аппаратик, пронзительно крикнул:

– Блокирую автоматы!

КОММУНИСТЫ

При проектировании первой звездной экспедиции перед учеными встала крайне трудная проблема. Возможно было, что огромная скорость корабля нарушит нормальную психическую деятельность некоторых людей, а это может привести к тому, что автоматам будут даваться ненужные или даже вредные приказания. Такую возможность нужно было исключить. С этой целью была создана специальная система приемников, могущая заблокировать все автоматы «Геи».

К этому средству руководители экспедиции могли прибегнуть только в случае самой крайней необходимости, когда ничто другое не помогало. Блокирование автоматов стало бы грозным прецедентом, так как никогда еще, за всю тысячелетнюю историю нашей цивилизации, они не отказывали человеку в повиновении. Поэтому толпа у воронки замерла, услышав страшные слова Ирьолы, и на некоторое время словно окаменела. Вдруг тишину прорезал свист резко заторможенного лифта. Все головы медленно повернулись в ту сторону. В раскрытых дверях лифта, только что спустившегося на уровень коридора, стоял Тер Хаар.

Ссутулившись, он быстро пошел прямо на неподвижно стоящих людей. Они расступились. В глубине воронки Тер Хаар поднялся на выступ стены. С этого возвышения он заговорил тихо, почти шепотом. Все взгляды обратились к его темному силуэту, окруженному сиянием желтой лампы за спиной. Голос у него постепенно нарастал и глухо отдавался в замкнутом пространстве.

– Вы, которые хотите погибнуть, уделите мне десять минут своей жизни. Потом мы уйдем, я и он, и вы сделаете, что хотите. Никто не посмеет вам помешать. Даю вам слово в этом.

Он помолчал.

– Тысячу двести лет назад в городе Берлине жил человек по имени Мартин. То было время, когда его правительство провозглашало, что слабые народы обречены на уничтожение или рабство, когда от своих подданных оно требовало, чтобы они мыслили не мозгом, а кровью. Мартин работал на стекольном заводе. Один из многих, он делал то, что сейчас делают машины: живыми легкими нагнетал воздух в раскаленное стекло. Но он был человеком, а не машиной, у него были родители, брат, любимая девушка, и он понимал, что ответствен за всех людей на Земле – за судьбы убийц и убитых так же, как и за своих близких. Такие люди назывались тогда коммунистами, и Мартин был одним из них. Правительство выслеживало и убивало коммунистов, и они должны были скрываться. Гестапо – так называлась тайная полиция – удалось схватить Мартина. Как члену оргбюро партии, ему были известны имена и адреса многих товарищей. От него потребовали выдать их. Он молчал. Его подвергли пыткам. Он молчал. Его допрашивали днем и ночью, будили сильным светом, задавали ему коварные вопросы. Напрасно. Тогда его выпустили на свободу, чтобы по его следам добраться до остальных коммунистов. Он понимал это и оставался дома, а когда ему стало нечего есть, хотел вернуться на завод, но его там не приняли. Он искал работы в других местах, но нигде не мог найти. Он умирал от голода, бродил, шатаясь, по улицам, но не пытался пойти к кому-нибудь из товарищей, ибо знал, что за ним следят.

Его арестовали снова и применили другой метод. Мартин получил отдельную чистую комнату, хорошую пищу, медицинский уход. Выезжая на аресты, гестаповцы брали его с собой: было похоже, что он служит им проводником. Ему приходилось присутствовать при пытках арестованных товарищей, а иногда он стоял перед камерой, и замученных проводили мимо него. Им говорили, чтобы они признавались, так как вот стоит их товарищ, который все рассказал. Когда он кричал им, что это неправда, то гестаповцы притворялись, будто он разыгрывает комедию. Коммунистические листовки стали предостерегать против Mapтина. Гестаповцы показывали их ему. Потом, ни о чем не спрашивая, его выпустили. Через несколько месяцев Мартин осторожно попробовал связаться с товарищами, но никто не хотел ему верить. Он пошел и брату, но тот не впустил его к себе. Мать дала ему краюху хлеба, и это было все. Снова старался он найти работу, но напрасно. В третий раз его арестовали, и офицер гестапо сказал ему: «Слушай, молчать тебе больше нет смысла. Товарищи давно считают тебя изменником и негодяем. При первом же случае любой убьет тебя как бешеную собаку. Пожалей себя и говори!»

Но Мартин молчал. Однажды в декабрьскую ночь, через два года после первого ареста, его повели из камеры в каменный погреб и там убили выстрелом в затылок.

Слыша шаги тех, что шли убить его, он встал и нацарапал на стене камеры слова: «Товарищи, я...» Больше он ничего не успел написать. Остались только эти два слова, а труп его сгнил в одной из обширных известковых ям.

Но сохранились документы и хроники гестапо, скрытые в глубине подземных темниц, и из раскопок эпохи позднего империализма мы, историки, узнали повесть о немецком коммунисте Мартине.

А теперь подумайте. Этот человек молчал в муках, под пытками. Молчал, когда от него отвернулись близкие, родные, брат и товарищи. Молчал, когда уже никто, кроме врагов, не разговаривал с ним. Порвались все узы, связывающие человека с миром, но он все молчал, – и вот цена этого молчания! Тер Хаар поднял руку.

– Вот цена его молчания: вот чем мы, живущие, обязаны тысячам тех, кто погибал, как Мартин, чьи имена остались нам неизвестными. Вот единственная цель, ради которой он умирал, зная, что никакой лучший мир не вознаградит его за муки и что его жизнь навсегда окончится в известковой яме, что никогда не будет для него ни воскресения, ни отплаты. Но его смерть на какие-то минуты, а может быть, на дни или недели приблизила наступление коммунизма. И вот мы летим среди звезд, ибо ради этого он умирал, и вот коммунизм... А вы достойны звания коммуниста?

После этого вопля гнева и боли наступило короткое, страшное молчание. Потом историк заговорил снова:

– Вот и все, что я хотел вам сказать. Теперь уйдем, инженер, а они откроют дверь и, вытолкнутые давлением воздуха, выпадут в пустоту, лопаясь, как кровавые бомбы, и целую вечность будут там носиться останки тех, что струсили перед жизнью!

Он спрыгнул с выступа. Еще с минуту слышались его шаги, потом свистнул лифт. А люди стояли неподвижно, кто-то провел рукой по лицу, словно сдирая с него тяжелую, холодную маску, кто-то откашлялся, кто-то вскрикнул – или зарыдал, – потом все сразу двинулись и разошлись в разные стороны; наконец нас осталось только трое: Ирьола у самой двери, все еще с блокирующим аппаратом в руках, прислонившийся к стене и скрестивший руки на груди Зорин и я. Долго стояли мы так. Я уже хотел двинуться с места, когда над головами у нас раздался глухой протяжный свист: была уже ночь, зазвучали предостерегающие сигналы... «Гея» набирала скорость.