Василий Хомченко - Облава

• Название: Облава
• Автор: Василий Хомченко
• Жанр: История

---

8

Из церкви Сорокин направился в волостной Совет - отдать экземпляр охранной грамоты. Шел и не рассчитывал застать там Булыгу. "Рыжики несут полными лукошками", - усмехнулся он, вспомнив Катерину. Так оно и было: мужчина, дежуривший в Совете, сказал, что Булыга собирался на ляда, туда, видно, и пошел.

- Что за ляда? - спросил Сорокин.

Мужчина удивился, что его не понимают.

- Ну, ляда, на которых в лесу просо, лен сеют. Полянки такие в лесу, старые вырубки.

- А-а, - сообразил Сорокин. - Говорят, рыжики уродили?

- Еще сколько! - Дежурный не знал, с кем он разговаривает, на сходе вчера не был, потому и смотрел на Сорокина с подозрением. Какой-то непонятный человек: френч и очки вроде бы начальнические, но шляпа свалявшаяся, брюки в полоску, потертые, ботинки разбитые. Спросил, кто он. Услыхав в ответ, что Булыга о нем знает и что это он выступал вчера на сходе, дежурный успокоился.

Сельсовет занимал помещение бывшей волостной управы. Дом разделен на две части: одна поменьше, с двумя столами, - комната председателя, вторая, большая, - для сходов. В этой, большей половине стояли скамьи, под ними набросано окурков, шелухи от тыквенных семечек. Стены увешаны плакатами. Один бросился в глаза: "Экспроприируем экспроприаторов. Все богатства помещиков и капиталистов, церквей и монастырей - это кристаллизованный труд, превращенный в капитал в разных его видах и формах. Возвратим его трудящимся!"

Сорокин подумал, что вряд ли тут кто-нибудь поймет смысл этих мудрых слов.

В меньшей комнате стояло несколько винтовок и карабинов.

Сорокин и дежурный (звали его Парфеном) разговорились. Парфен с радостью сообщил, что к ним идет отряд красноармейцев и милиции и что теперь здесь будет спокойно.

- А то бандитам раздолье. Вот в Дубровенской волости... Налетели и такой погром учинили. Сельсовет сожгли, председателя повесили. - Парфен разъяснил, что он тут дежурит, чтобы поднять людей по тревоге, если близко объявится банда.

- И нападали уже? - спросил Сорокин, ощутив в груди беспокойный холодок - о зверствах бандитов наслышался вдосталь.

- Два раза. Хотели Булыгу взять ночью.

Сорокин еще немного послушал Парфена и вышел из сельсовета. Определенной цели - куда идти и что делать - у него не было. В Захаричах он сделал все, что требовалось. Ему оставалось осмотреть в этом уезде еще три церкви. Правда, там он почти не надеялся найти что-нибудь интересное: церкви поздней постройки.

День стоял тихий, теплый, как частенько бывает в сентябре, и по-летнему прозрачный. Воздух напоен запахами спелой огороднины, фруктов, самой земли, насытившейся к осени всем живым, что росло на ней. Стаями пролетали грачи, где-то над лесом кричали гуси, которые уже тронулись в дальний путь. Сорокин пытался разглядеть гусей в синеве неба, но солнце слепило глаза, вынуждало щуриться, и он оставил эти попытки. С улицы повернул на огороды к Днепру. Не хотелось идти на виду, испытывал неловкость - люди-то работают, все заняты. И детей мало встречалось: ученики в школе, а что поменьше - в лес подались: грибов и правда было много, несли полные лукошки. Деревня была тихая, как и этот теплый сентябрьский денек.

На берегу заметил кладку - полоскать белье, брать воду. Ступил на эту кладку, постоял. Река спокойная, чистая, поверху плавают бойкие мальки. Поодаль от берега всплеснула какая-то крупная рыба, от нее пошли круги, которые тут же и унесло течением. Настроение было под стать этому дню: покой, умиротворение и легкая грусть, скорее не грусть, а какой-то холодок на душе, который при желании можно бы и развеять, да не хотелось делать этого. Горожанин Сорокин, когда ему случалось бывать у реки, любил вот так смотреть на воду и еще - на огонь. Вода его успокаивала, огонь настраивал на философический лад. Видно, предки наши селились вблизи рек не только, чтобы воду из них черпать да пить, а чтоб и на течение посмотреть, подумать, успокоиться...

Стоял Сорокин, смотрел на воду. Она струилась, текла и текла мимо, а он думал о своей жизни и пришел к мысли, что ему надо было родиться лет на десять-пятнадцать раньше или на столько же позже. Если б раньше, то уже все у него бы осуществилось, успел бы сделать что-то важное для науки, имел бы семью. А позже - остались бы позади эти войны и разруха, поломавшие его жизненные планы. Мысленно вернулся в Москву, в свою комнату, к любимым книгам, которых так не хватало ему в дороге, в командировках и по которым он тосковал, как тоскуют по любимой женщине. Все потерял - и дом в городе, и поместье, а библиотеку сумел сберечь - главное свое богатство. От этих мыслей потянуло в Москву, к письменному столу. Бросить бы тут все дела и уехать. И уедет скоро, немного осталось, какая-нибудь неделя, и он - дома.

Поднявшись по той же тропке, какой спускался к реке, заметил на улице тревожное оживление. Бежали дети, то и дело оборачиваясь, чтобы глянуть в конец села, выскакивали из дворов женщины и, посмотрев туда же, поспешно возвращались, запирали за собою ворота, калитки. Эта их тревога передалась и Сорокину. Прибавил шагу, тоже не забывая оглядываться туда, куда и все. Хотел спросить у кого-нибудь, что стряслось, откуда угроза, но так и не спросил: в это время ударили в колокол. Звонили часто, как на пожар или как в давние времена оповещали, что на город надвигается татарская орда.

Сорокин повернул на звон, к сельсовету, увидел, что туда же бегут Булыга и трое хлопцев, среди которых узнал гармониста и бубнача. Булыга был без шапки, с наганом в руке. Перешел на бег и Сорокин, еще не зная, почему поднята тревога, но уже не сомневаясь, что и он тоже в опасности. В колокол били и били в одном темпе, звонил Парфен, которого Сорокин узнал издали. Когда он, тяжело дыша, подбежал к сельсовету, там уже собралось человек десять. Все были с винтовками.

- Банда идет, уже в Выселках. Будем принимать бой.

Булыга дал и Сорокину винтовку, патроны, скомандовал "за мной", и все быстрым шагом двинулись за ним в конец села, туда, где прямо к околице подступал лес. Несли про запас еще четыре винтовки: по дороге кто-нибудь присоединится. Их догнал мужик верхом, спрыгнул, коня повернул назад, хлопнул ладонью по крупу, и тот сам затрусил по улице домой. За околицей на выгоне их ждали Анюта и еще два хлопца.

Лес начинался по одну сторону дороги, по другую - поле-ржище со вспаханными там-сям полосками под озимые. Опушка леса - молодой ельник, такой густой и ровный, словно его специально посеяли. А сам лес старый сосны высокие, толстые.

- Вот тут мы их и встретим, - сказал Булыга. Рукавом бушлата обтер лицо, сошел с дороги, подал знак, чтоб и остальные сошли. - Оборону занимаем вдоль дороги. Всем залечь в ельнике, лежать скрытно.

Он каждому показал, где тот должен лежать. Сорокину и Анюте определил место в середине цепи.

- Огонь открываем, когда голова колонны поравняется с Парфеном, отдавал распоряжения Булыга. - Парфен и стреляет первым. Вникли?

Парфен лежал в цепи с самого краю, ближе к селу.

- А банда, слыхать, большая, - сказал кто-то.

- Ну и что? - спросил его Булыга.

- Боязно.

- Боязно, так молчи, а коль сказал, так не бойся.

Люди занимали позицию тихо, все были возбуждены, взволнованы, надо всеми висела тревога, томила неизвестностью: никто не знал, что там за банда, сколько в ней человек и смогут ли они, неполных два десятка самооборонцев, вынудить банду отступить, обойти село стороной.

Сорокин прикинул, как и что ему видно с отведенного Булыгой места. Место было лучше не надо: винтовка легла на толстый корень, выпиравший из земли, упор для стрельбы будет надежный. Патронов Булыга дал ему всего дюжину, да еще обойма была в магазине. Патроны положил на землю, рядом с винтовкой. Встал. Ельник был невысокий, по грудь ему, и Сорокин справа видел дорогу далеко, на версту, а слева - село, в котором все будто вымерло. Жители, известно, попрятались: кто на задворках, кто в лес побежал, кто заперся в хате, надеясь на милость бандитов. Было уже два таких набега на Захаричи. Правда, банды небольшие. А тут, поговаривают, банда штаб-ротмистра Сивака гуляет по губернии. Может, она и идет?

- Мне страшно, - сказала Анюта, подойдя к Сорокину. Ждала, что он ответит, покусывала губу. В глазах застыл страх. - Боюсь.

- Будьте здесь, со мной, - показал ей Сорокин место по другую сторону сосны.

Анюта положила на хвою свою винтовку без ремня и стала смотреть в ту же сторону, куда и Сорокин. Над ельником торчала только ее голова с двумя тощими косичками. Красную косынку, которую всегда носила и в которой прибежала по тревоге, спрятала за пазуху - Булыга подсказал, демаскирует, мол. Сорокину стало жаль этой девчонки, ей ли лежать тут, принимать бой. Вчера она выглядела и постарше, и вроде бы не такой щуплой. Что ж, то было иное состояние духа, чувствовала свою силу и власть.

- Знаете что, - сказал Сорокин, - шли бы вы в лес. Все равно подмога от вас...

Анюта посмотрела на него с удивлением и даже с насмешкой: