Л Красин - Письма жене и детям (1917-1926)

• Название: Письма жене и детям (1917-1926)
• Автор: Л Красин
• Жанр: История

---

Ну, пока прощайте, мои милые. Целую тебя, маманичка, и Рыбку, и Катю, и Любу крепко-крепко. Приветы всем. О здешних делах напишу подробнее, как только поогляжусь, равно и о дальнейшем вообще, когда повидаюсь тут со всеми предержащими.

Владимира Ильича состояние плохо, и на восстановление работоспособности нет никакой надежды, разрушены важнейшие центры речи и движения. Пытались было учить его говорить и ходить, но после небольших успехов пошло опять на ухудшение, и даже лето и тепло не помогает. Это не для широкого распространения.

74 14 июля [1923 года]

Милая моя родная маманичка, золотые мои дочери!

Пишу наспех перед отъездом И[вана] М[ихайловича][345]. Делов выше головы, и я с утра до вечера занят. Более или менее начинаю дела уже проворачивать и, видится, в близком будущем будет немного посвободнее. Постепенно расчищаю тут весь мусор, накопившийся за полтора месяца и натасканный разными друзьями-приятелями. Многие получили уже и еще получат реванш, каждому по его заслугам, и положение, вообще говоря, восстанавливается более или менее нормальное. Раковского в М[оскве] нет, и я еще не договорился с ним ни насчет его работы в Торг[овой] делег[ации], ни насчет таких вопросов, как, например, вопрос о доме etc. Вам, по-моему, ни в коем случае не следует оставаться на Eton Avenue[346], а лучше переехать куда-либо в пригород или даже за город. Будет и несколько дешевле и здоровее. Прямо вопроса об этом я тут ни с кем не поднимал, но по общему настроению полагаю, что до будущей весны, вам во всяком случае можно будет в Англии остаться. А там видно будет. Если мне не придется никуда ехать (например, в Америку или еще раз в Англию), можно будет серьезнее подумать и о вашем сюда приезде. Жизнь здесь все более и более входит в берега, и в конце концов тут скоро, пожалуй, будет не только более спокойная, но и более привлекательная жизнь. Если учесть, что Англия удваивает, а Франция ушестеряет свой воздушный флот, то, пожалуй, перспективы не очень успокоительные. Урожай у нас будет, по-видимому, так себе, и кое-где на севере будет и голодновато, но в общем и целом будет, несомненно, избыток хлеба. А будет хлеб, будет и топливо, и тогда минимум потребностей обеспечен.

Завтра первое воскресенье, поеду на 1/2 дня за город к Радеку[347] на дачу. Беру с собой Стомонякова. Приехал Гермаша с болота, выглядит очень хорошо, работает над своими машинами, Митяй тоже поправился совершенно, а вот Алеша что-то сплоховал, должно быть перехватил со своей атлетикой что ли. Зато маленький Гермашка очень хорошо, называется он также еще и "Помзя", это значит помощник зяблика — в чем он зяблику помогает, никто объяснить не может, но все-таки он "Помзя", вот и все! Сонечка собирается в августе ехать в Кисловодск. Борис живет на даче где-то 50 в[ерстах] от Москвы и по обыкновению так, что попасть к нему можно будет только сломав автомобиль. Собирается катать меня на моторной лодке: подозреваю, что Кузнецову (заместитель Маринушкина[348]) придется снабжать его бензином. Как будет посвободнее, может, и поеду, благо, кажется, может быть хорошая теплая погода.

Ну, пока прощайте, мои милые. Насчет поездки в Норвегию боюсь советовать. Штука это будет непростая и недешевая, а главное, можете попасть в дожди, там климат сугубо сырой. Я еще насчет отпуска определенно ничего не знаю, но прицеливаюсь его проводить на юге Англии. Попаду в отпуск едва ли раньше начала сентября. Крепко вас целую и обнимаю.

Наташа с мужем уезжают в Ригу, где он будет служить в Доброфлоте[349].

75 26 июня 1923 года

Милые мои маманя и родные дочери!

Стомоняков завтра утром летит в Берлин, и я с ним по воздуху посылаю это письмо. Вполне здоров, чувствую себя отлично, много работаю, но не до отказа. В воскресенье (с субботы вечера) был у Катерины, но, к сожалению, лил дождь, и, кроме осмотра высокогорья, ничего не удалось предпринять.

Кстати, не забыть: попросите Берзина от моего имени как-нибудь устроить визу Кате, а то обидно, Виктор побывает у вас в Лондоне, а она, уже доехав до Берлина, к вам не попадет.

Вчера Соня, Ася и Помзя (он ведь помощник зяблика) поехали на 3 недели к Гермаше на Шатуру в отпуск. Помзя, он же Гермаша, очаровательный стал мальчик, красавец писаный, точно с картины Рубенса[350] или Тициана[351].

Из наших видел пока Асю и Бориса. Ася выглядит неважно, похудела и подурнела, а Борис даже лежит с ангиной. Митя поправился, но все еще на болоте. Авель уехал в отпуск к родным на Кавказ, на месяц. Из знакомых за недосугом никого не видал. На днях только был у меня Вашков, он наконец-то уезжает в Лондон, где будет представителем от ВСНХ. Запряжем этого толстяка в работу по Аркосу и проч[ее].

Ну, пока прощайте.

Обязательно мне напишите ваш адрес, как долго вы там пробудете и проч[ее]. Если я у Стомонякова по приезде в Берлин не найду подробного и точного письма от вас со всеми этими сведениями, я плюну на всякий отпуск и вернусь обратно в Москву.

76 [10 августа 1923 года]

Милая маманя и родные мои девочки!

Что-то опять давненько нет от вас писем, последнее было от 16 июля, я несколько заскучал. Вы, пожалуй, теперь где-нибудь за городом и, может быть, поэтому и не пишете, или причина тому хлопоты со сборами и переездом на другую квартиру? Не представляю, что у вас там делается. С Раковским, видимо, выходит осложнение, но я по вопросам внешней политики настолько разошелся со всей почтенной компанией, что ни за что и ни при каких условиях никакого поста и поручения за границу не приму и оставление нами 54 Eton Avenue дело окончательно решенное. Я очень бы, маманичка, просил отдать в переплет все непереплетенные книги и вообще привести в порядок порядочную накопившуюся библиотеку: она нам, да и ребятам еще очень пригодится. Менее нужные книги можно уложить в ящики, оставить на хранение в Аркосе и впоследствии отправить их куда придется переезжать или прямо пароходом в Питер. Я все более и более убеждаюсь, скоро Россия будет наиболее покойной и удобной страной, в Европе черт знает что делается, и разрушение Германии не может пройти бесследно ни для Франции, ни для Англии, социальные противоречия и конфликты там будут все нарастать. Сейчас трудно найти спецов для работы в Германии, все указывают, что мы, мол, в 1918–1919 и у себя дома довольно натерпелись, чтобы нам еще в Берлин ехать. У нас же, хоть многое идет через пень-колоду и хотя власть имущие делают, кажется, все возможное, чтобы все шло навыворот и кое-как, объективное положение страны настолько благоприятно и ее внутренние жизненные силы столь заметно восстанавливаются, что Россия, пережившая варягов[352], монгольское иго[353] и Романовых[354], несомненно без большого урона переживет и Наркомфина, и стабилизацию рубля[355], и литвиновскую внешнюю политику[356]. Каракули государственных деятелей какая-то невидимая рука выпрямляет в подлинные письмена истории, и как мы ни ошибаемся и как ни куролесим, выходит все ладно: вот что значит плыть в одном направлении с великим историческим потоком.

Я живу по-старому. Работы немного стало поменьше и на воск[ресенье] и понед[ельник] этой недели я ездил к Классону на Электропередачу. К сожалению, оба дня лил проливной дождь, и мы, походив, наподобие мокрых куриц, по болоту, должны были убраться восвояси и засесть за канцелярскую работу или за чтение. Лето из рук вон плохое. Подгоняю к нач[алу] сентября уехать в отпуск, но дня определенно назначить еще не могу, гл[авным] образом из-за Фрумкина, до возвращения которого мне отсюда нельзя уехать. Мне, конечно, страшно хотелось бы ускорить отъезд, чтобы не пропустить еще у вас там теплого времени. Ну, я думаю все-таки, что весь сентябрь еще должен быть теплый. Соня, Ася и Помзя сейчас на Шатуре у Гермаши, и я должно быть завтра с Гермашей туда поеду на субб[оту] и воскресенье. Как видите, это вот уже мой третий weekend[357], только погода подгуляла.

Ну, пока до свидания.

Крепко вас всех, мои милые и родные, целую и обнимаю. Будьте благополучны и пишите.

Ваш папаня

77 19 августа 1923 года

Милая моя Маманя!

Очень мне больно было читать из писем и слышать от Маринушкина, что здоровье твое плохо. Горюю об этом и за тебя, и за ребят, и еще больше за себя, потому что чувствую и твой и их укор мне, да и действительно выходит, ничего, кроме обид и огорчений, я тебе за всю жизнь с тобой не принес. Худого тебе судьба послала мужа, и, верь мне, мне очень горько и тяжело, что я не мог и не могу сделаться таким, какого тебе надо.

А тут еще сваливается на тебя болезнь Андрюши! По сообщениям из Берлина, болезнь его не считается опасной, и надеюсь на скорое выздоровление, но как бы то ни было, тебя вся эта передряга, очевидно, встревожит и много возьмет у тебя сил. Вера Ивановна мне говорила, что в Берлин поехала Нина, что, по-моему, правильно, лучше пусть она его привезет в Лонд[он], если лечение не потребуется продолжительное, чем тебе самой ездить и рисковать расхвораться в конец самой, особенно учитывая трудности путешествия и тяжелое положение в Германии, где вот-вот может начаться такое, чего еще свет не видел[358].