Линда Ховард - Огненное прикосновение

• Название: Огненное прикосновение
• Автор: Линда Ховард
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-88196-502-7

Темной зимней ночью в маленьком городишке штата Аризона в дом врача Энни Паркер ворвался раненый Рейф Маккей. Держа Энни под дулом пистолета, он увез ее в горы. Опасное путешествие стало началом одиссеи сердец, возродившей потерянные надежды Рейфа и излечившей исстрадавшуюся душу Энни.

---

Ида застонала, когда ее живот снова напрягся в сильных схватках.

– Тужься! – скомандовала Энни тихим голосом. Она уже видела гладкий полумесяц показавшейся плоти – ягодицы ребенка. – Тужься!

Сдавленный крик вырвался из горла Иды, когда она напряглась изо всех сил, так, что ее плечи приподнялись над лежанкой. Энни положила ладони на огромный вздутый живот и присоединила свою силу к усилиям Иды.

Теперь или никогда. Если Ида не сможет сейчас родить ребенка, то они оба погибнут.

Показались крохотные ягодицы, и Энни тут же попыталась ухватиться за них, но они были слишком скользкими. Она просунула пальцы внутрь растянутого отверстия и поймала ножки ребенка.

– Тужься! – снова повторила она.

Но Ида уже откинулась назад, почти парализованная болью. Дождавшись следующей схватки, которая началась через несколько секунд, Энни практически вытащила нижнюю часть тельца младенца из тела матери. Это был мальчик. Она снова ввела пальцы одной руки внутрь, чтобы не дать мышцам Иды сжаться, а второй рукой осторожно помогла ребенку выбраться на свет божий. Он неподвижно лег между бедер Иды. И мать и младенец лежали тихо и не двигались.

Энни подняла этот маленький комочек, держа его лицом вниз на сгибе локтя, и похлопала по спинке. Крошечная грудка дрогнула, и младенец испустил мяукающий писк, когда воздух впервые хлынул в его легкие.

– Вот и славно, – проворковала Энни и перевернула ребенка, чтобы проверить, чистые ли у него рот и глотка. Обычно она делала это в первую очередь, но заставить младенца дышать показалось ей более важным. Малыш вопил и дергал ножками и ручками, и на лице Энни появилась усталая улыбка. Казалось, ребенок становился сильнее с каждым криком.

Пуповина перестала пульсировать, и Энни, перевязав у самого животика, отрезала ее и быстро завернула младенца в одеяло, чтобы укрыть от холода. Положив его рядом с теплым телом Иды, она переключила внимание на девушку, которая была почти без сознания.

– Вот твой малыш, Ида, – сказала Энни. – Мальчик, и выглядит здоровым. Только послушай, как он кричит! Вы оба прекрасно справились. Через минуту отойдет послед, и тогда я тебя вымою и приведу в порядок.

Бледные губы Иды шевельнулись, выражая беззвучную признательность, но она была слишком обессилена, чтобы прижать к себе ребенка.

Послед вышел быстро, и Энни почувствовала облегчение – сильного кровотечения не было. Она вымыла Иду и навела порядок в жалкой лачуге, потом взяла на руки хныкающего младенца и заворковала, укачивая его. Мальчик затих, повернув к ней свою крохотную головку.

Энни разбудила Иду и помогла девушке взять в руки младенца, потом расстегнула пуговицы на ее ночной рубашке и подвинула материнскую грудь к крохотному бутончику его рта. Какое-то мгновение малыш не знал, что ему делать с соском, касающимся его губ, но потом инстинкт взял верх, и он с жадностью начал сосать. Ида приподнялась, и у нее вырвался слабый, задыхающийся вскрик: «ох!»

Энни отступила назад и посмотрела на эти первые волшебные мгновения открытия, на молодую мать, с изумлением разглядывавшую своего ребенка. Потом устало надела пальто и взяла сумку.

– Я зайду завтра проверить, как вы тут.

Ида подняла глаза, ее бледное, измученное лицо осветилось сияющей улыбкой.

– Спасибо, док. Мы с малышом без вас бы не вытянули.

Энни улыбнулась в ответ, но ей не терпелось выбраться наружу, на свежий воздух, каким бы холодным он ни был. Вечер уже почти наступил, до темноты оставалось меньше часа. За весь день у нее крошки не было во рту. Спина и ноги болели, она очень устала. И все же успешные роды наполнили ее чувством глубокой радости.

Пристройка Коуи находилась в противоположной стороне от крошечной хижины из двух комнат, служившей Энни одновременно и кабинетом, и жилищем. Она принимала пациентов в передней комнате, а жила в задней. Пока она пробиралась по грязи единственной извилистой «улицы» Серебряной Горы, старатели приветствовали ее хриплыми криками В это время дня они покидали свои участки и толпой валили в Серебряную Гору, чтобы одурманить себя самогоном и растратить тяжким трудом заработанные деньги на азартные игры и продажных женщин. Серебряная Гора как городок, возникший в годы золотой лихорадки, была лишена каких-либо заведений, имеющих отношение к правопорядку или социальным службам, если не считать таковыми пять салунов, расположившихся в палатках. Некоторые предприимчивые торговцы построили грубые дощатые сараи для хранения товаров, но эти деревянные строения были немногочисленны и расположены далеко друг от друга. Энни чувствовала, что ей повезло, когда она заполучила одно из них для своей медицинской практики, а жители Серебряной Горы, в свою очередь, чувствовали, что им тоже повезло, потому что они заполучили хоть какого-то врача, пусть даже женщину.

Она прожила здесь шесть – нет, уже восемь – месяцев после того, как ей не удалось открыть практику ни в родной Филадельфии, ни в Денвере, Она столкнулась с прискорбным фактом: каким бы хорошим врачом она ни была, никто не пойдет к ней, если есть хотя бы один врач-мужчина в радиусе сотни миль. В Серебряной Горе такового не оказалось. Но даже в этом случае потребовалось какое-то время, прежде чем люди стали обращаться к ней, хотя, как и во всех подобных городках, жизнь в Серебряной Горе была нелегкой. Мужчины вечно получали огнестрельные и ножевые ранения, их избивали, или они сами ломали руки и ноги. Ручеек пациентов постепенно превратился в постоянный поток, так что теперь ей иногда не удавалось даже присесть с рассвета до темноты.

Именно этого ей всегда хотелось, ради этого она трудилась много лет, но всякий раз, когда кто-нибудь называл ее «док» или когда она слышала, как кто-нибудь произносит «док Паркер», ее охватывала печаль, потому что ей хотелось оглянуться и увидеть отца, которого уже никогда не будет рядом. Фредерик Паркер был замечательным человеком и отличным доктором. Он разрешал Энни помогать ему по мелочам, когда она была совсем ребенком, и поощрял ее интерес к медицине, обучая всему, что умел, и послав в школу, когда уже больше ничему не мог научить ее сам. Он поддерживал ее в тяжелые годы борьбы за диплом врача, потому что, по-видимому, никто, кроме них двоих, не хотел, чтобы женщина изучала медицину. Соученики по медицинскому колледжу не только избегали ее – они активно пытались ей мешать. Но отец научил Энни сохранять чувство юмора и добиваться своего. Когда она уехала на запад и нашла место, где нужен врач, он радовался и одновременно волновался не меньше ее.

Энни пробыла в Денвере меньше месяца, а потом пришло письмо от пастора, который с прискорбием сообщал ей о неожиданной смерти отца. Отец казался довольно здоровым, хоть и жаловался иногда на то, что возраст начинает уже сказываться. Но однажды тихим воскресным вечером сердце его остановилось. Пастор надеялся, что Фредерик умер без мучительной боли.

Энни горевала молча и в одиночку, потому что рядом не было никого, с кем можно было поговорить, никого, кто бы понял. Когда она храбро отправилась покорять мир, Энни знала, что в Филадельфии ее ждет отец, к которому, как в тихую гавань, она могла вернуться, но теперь ее словно несло в открытое море. В письме она договорилась о продаже дома, попросив сохранить личные вещи, с которыми ей не хотелось расставаться, в доме у тетки.

Как бы ей хотелось рассказать отцу о Серебряной Горе, о том, какой это грубый, грязный, но полный жизни городишко. Он позавидовал бы ее практике, потому что Энни видела все: от простуд до пулевых ранений и родов.

Сумерки поздней зимы сгущались, когда она открыла свою дверь и протянула руку за кремнем, который всегда лежал на столе прямо за дверью; подпалив от него тонкую полоску скрученной бумаги, зажгла ею лампу. Устало вздохнув, Энни поставила сумку на стол и пошевелила плечами, чтобы размять их. По приезде в Серебряную Гору она приобрела лошадь, так как ей часто приходилось ездить к пациентам на довольно большие расстояния, и сейчас ей надо было заняться животным, пока еще не совсем стемнело. Энни держала лошадь в маленьком загоне позади хижины, закрытом с трех сторон ветхой загородкой, и решила пройти туда по улице, а не через дом, чтобы не тащить грязь.

Она повернулась было к выходу, когда в дальнем углу комнаты шевельнулась тень, и Энни подскочила, прижимая руку к груди. Присмотревшись повнимательнее, она различила очертания человека.

– Кто вы? Чем я могу вам помочь?

– Я пришел к доктору.

Энни нахмурилась. Если бы человек был из местных, он знал бы, что перед ним стоит доктор. Очевидно, это чужак, ожидавший увидеть мужчину. Она подняла лампу, пытаясь получше рассмотреть незнакомца. Голос у него был низкий и хриплый, говорил он шепотом, но в речи чувствовался медленный ритм, свойственный южанину.

– Я доктор Паркер, – сказала Энни, подходя поближе. – Чем могу вам помочь?