Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – прекрасных и удивительных

• Название: О всех созданиях – прекрасных и удивительных
• Автор: Джеймс Хэрриот
• Издательство: Мир
• Жанр: Домашние животные
• Год: 1987

"О всех созданиях – прекрасных и удивительных" – продолжение записок английского ветеринарного врача Джеймса Хэрриота "О всех созданиях – больших и малых", снискавших большую популярность как среди широкого круга читателей, так и среди специалистов.

В 1937 году вчерашний студент Джеймс Хэрриот начал самостоятельно работать в городке Дарроуби, затерянном среди холмов сельского Йоркшира. Времена были тяжелые. Ему пришлось оставить свою мечту о работе с мелкими животными в городских условиях и поступить помощником к Зигфриду Фарнону, уже практикующему ветврачу, который был всего на несколько лет старше него. К своему удивлению, Дж. Хэрриот скоро убедился, что в труде сельского ветеринарного врача обрел свое призвание. Он полюбил Йоркшир, полюбил его суровых трудолюбивых жителей и нашел там свое семейное счастье.

В предлагаемой книге, по сравнению с предыдущей, большее место уделено мелким комнатным животным – собакам, кошкам, птицам. В наш век урбанизации мы все реже общаемся с природой, все больше дистанция, отделяющая нас от нее. Как бы компенсируя этот разрыв, человек заводит животных у себя дома, в квартире. Они приносят ему много хлопот, отнимают у него массу времени, и тем не менее с каждым годом их становится в городах все больше и больше. Почему? Вот на этот вопрос и отвечает Джеймс Хэрриот.

Написана книга с большим юмором, учит добрым чувствам и приобщает читателя к "тяжелой, честной, чудесной профессии" ветеринарного врача.

---

Проезжая по городу, я без труда их узнавал: вон джонсоновский Буян выходит с хозяйкой из скобяной лавки – от экземы ушной раковины и помину не осталось, а уокеровский Рыжик, чья лапа отлично срослась, весело покачивается на угольной повозке своего хозяина, и, конечно, бриггсовский Рой отправился один прогуляться по рыночной площади в поисках приключений, так что не миновать снова его зашивать, как тогда, когда он напоролся на колючую проволоку. Я извлекал массу удовольствия, вспоминая их недуги и размышляя об особенностях их натуры. Ведь каждый был личностью и проявлял ее по-своему.

Например, в своем отношении ко мне во время и после лечения. Собаки и кошки, как правило, не проникались ко мне неприязнью, хотя я и подвергал их всяким неприятным процедурам.

Но были и исключения, как, например, Магнус, карликовая такса в "Гуртовщиках".

Памятуя о нем, я перегнулся через стойку и – сказал шепотом:

– Пинту светлого, Дэнни, будьте так любезны.

Буфетчик ухмыльнулся.

– Сию минуту, мистер Хэрриот.

Он нажал на рычаг, и пиво с тихим шипением наполнило кружку. Глядя на пышную шапку пены, я еле слышно заметил:

– Какая прелесть!

– Прелесть? Да это такая красотища, что просто грех ею торговать! – Дэнни с нежным сожалением оглядел кружку.

Я засмеялся, но пианиссимо.

– Тем любезнее, что вы уделили мне капельку. – Сделав глубокий глоток, я обернутся к старику Фэрберну, который по обыкновению примостился у дальнего конца стойки, держа в руке собственную, расписанную цветочками кружку. – Прекрасная погода стоит, мистер Фэрберн, – прожурчал я вполголоса.

Старик прижал ладонь к уху.

– Что вы сказали?

– Погода стоит такая теплая, солнечная! – Мой голос шелестел, как легкий ветерок в камышах.

И тут меня с силой хлопнули по спине.

– Да что это с вами, Джим? Ларингит?

Я обернулся и узрел лысую голову доктора Аллинсона, моего врача и друга.

– А, Гарри! – вскричал я. – Рад вас видеть! – И в ужасе прижал ладонь к губам.

Но было уже поздно. Из кабинета управляющего донеслось гневное тявканье. Громкое, пронзительное – и нескончаемое.

– Ах, черт, не остерегся, – уныло буркнул я. – Опять Магнус завелся.

– Магнус? О чем вы говорите?

– Ну, это долгая история. – Я поднес кружку к губам под аккомпанемент визгливого лая из кабинета. Тихий уют зала был безнадежно нарушен, и я увидел, что завсегдатаи ерзают и поглядывают на дверь.

Неужели эта собаченция так и будет помнить? Ведь столько времени прошло с того рокового дня, когда мистер Бекуит, новый молодой управляющий "Гуртовщиков", привел Магнуса в приемную! Вид у него был испуганный.

– Будьте с ним поосторожнее, мистер Хэрриот.

– В каком смысле?

– Поостерегитесь. Он ужасно злобный.

Я поглядел на гладенькое длинное тельце. Просто коричневая полоска на столе. И веса в нем никак не больше шести фунтов. Я невольно засмеялся.

– Злобный? При его то росте?

– Не обольщайтесь! – Мистер Бекуит предостерегающе поднял палец. – В Брадфорде, когда я был управляющим "Белого Лебедя", я повел его к ветеринару, и он чуть не насквозь прокусил бедняге палец.

– Неужели?

– Еще как! До самой кости. В жизни не слыхивал таких выражений, но я на него не в претензии. Все вокруг кровью так и забрызгало. Без меня он палец и перебинтовать бы толком не сумел.

– Гм-м..

Хорошо, когда тебя предупреждают о характере собаки до того, как она тебя куснет, а не после.

– Но что он собирался с ним сделать? Что-то очень болезненное?

– Да нет. Я привел его когти подстричь.

– Только-то? А сейчас с ним что?

– То же самое.

– Право же, мистер Бекуит, я полагаю, мы сумеем подстричь ему когти без кровопролития! Будь он догом или немецкой овчаркой, еще куда ни шло, но с карликовой таксой, думаю, мы с вами как-нибудь уж справимся.

Управляющий замотал головой.

– Меня, ради бога, в это не впутывайте. Извините, но я предпочел бы его не держать. Вы уж, пожалуйста, сами…

– Но почему?

– Видите ли, он мне этого не простит. Характерец у него – ой-ой-ой!

Я потер подбородок.

– Но если с ним так трудно сладить, а держать его вы отказываетесь, мне-то как быть?

– Не знаю… А одурманить его чем-нибудь нельзя? Оглушить?

– Вы хотите, чтобы я сделал ему общую анестезию? Для того, чтобы подстричь когти?..

– Боюсь, другого способа нет. – Мистер Бекуит безнадежно посмотрел на коричневого малютку. – Вы его не знаете!

С трудом верилось, но эта крохотная собачка явно занимала в семье Бекуитов командное положение. Правда, мне было известно немало таких собак, но все они были заметно крупнее. Впрочем, в любом случае у меня уже не оставалось времени на всякие пустяки.

– Послушайте, – сказал я, – надо просто обмотать ему нос бинтом. На это и двух минут не уйдет. – Пошарив позади себя, я нащупал щипчики для когтей и положил их перед собой, постом отмотал полоску бинта и сделал на конце петлю.

– Умница, Магнус, – сказал я ласково, подходя к нему.

Собаченция уставилась на бинт немигающим взглядом, а когда он совсем приблизился к ее носу, с яростным рычанием подпрыгнула, целясь в мое запястье. Кисть мне как ветром обдуло, когда в полдюйме от нее лязгнули сверкающие зубы. Такса извернулась для второго прыжка, но я успел свободной рукой схватить ее за шкирку.

– Все в порядке, мистер Беркуит, – сказал я хладнокровно. – Я его держу. Передайте мне бинт, и я скоро кончу.

Но нервы молодого человека не выдержали.

– Нет-нет, только не я! – ахнул он, юркнул в дверь, и его каблуки простучали по коридору.

Ну, ладно, подумал я, так, пожалуй и лучше. Имея дело с властными собаками, я обычно стараюсь отделаться от хозяина. Просто поразительно, как быстро самые воинственные псы становятся шелковыми, оставшись с глазу на глаз с незнакомым человеком, который умеет с ними обращаться и никаких штучек терпеть не намерен. Я мог бы перечислить десятки собак, которые у себя дома просто в клочья готовы были изорвать дерзкого, посмевшего им перечить, но превращались в смиреннейших вилятелей хвостом, едва переступали порог приемной. И все они были куда крупнее Магнуса.

Продолжая крепко держать его, я отмотал новую полоску бинта и, хотя он свирепо сопротивлялся, скаля зубы, как миниатюрный волк, накинул петлю ему на нос, затянул и завязал узел за ушами. Пасть его была теперь надежно сомкнута, но для пущей верности я взял бинт и намотал еще несколько слоев.

Вот тут-то они обычно и сдаются, а потому я внимательно посмотрел на Магнуса, не надоело ли ему злиться. Но глаза над плотным белым кольцом марли сверкали неутолимой яростью, а из маленькой груди исходило грозное рычание, то повышаясь, то понижаясь, точно где-то вдалеке жужжал пчелиный рой.

Иногда резкое слово помогает понять, кто хозяин.

– Магнус! – прикрикнул я. – Хватит! Веди себя прилично! – И слегка его встряхнул, показывая, что говорю серьезно, но в ответ выпучившиеся глазки скосились на меня с неугасимой ненавистью.

Я взял щипцы и сказал с досадой:

– Ну, ладно, не хочешь по-хорошему, твое дело, – зажал его под мышкой, ухватил переднюю правую лапу и начал стричь.

И он ничего не мог поделать. Напрягался, извивался, но я держал его как в тисках. Пока я аккуратно подстригал разросшиеся когти, по сторонам бинта в такт утробному урчанию пузырилась пена. Если собаки умеют ругаться, я был обруган так, как никто и никогда за всю историю.

Стриг я с особой тщательностью, прилагая все старания, чтобы ненароком не задеть чувствительную основу когтя, но это ничего не меняло. Слишком униженным он себя чувствовал. Как же! Против обыкновения верх остался не за ним.

Кончая вторую лапу, я начал менять тон. Мне было по опыту известно, что, доказав свое превосходство, уже нетрудно завязать дружеские отношения, а потому я добавил воркующую ноту.

– Молодец собачка! И ведь ничего страшного не было, верно?

Я положил щипчики и, потому что пена по краям бинта заклубилась сильнее, несколько раз погладил коричневую голову.

– Ну, Магнус, сейчас мы снимем с тебя намордник. – Я начал развязывать узел между ушами. – И тогда тебе станет куда лучше, а?

Довольно часто собака, когда я снимал с нее импровизированный намордник, решала забыть прошлое и порой даже норовила лизнуть мне руку. Но Магнус был из другого теста. Как только последняя марлевая петля соскользнула с его мордочки, он вновь устремился кусать меня.

– Все в порядке, мистер Бекуит, – крикнул я в коридор.– Можете его забирать!

И заключительная картина: на крыльце такса обернулась, злобно сверкнув на меня глазами, и только тогда последовала за хозяином вниз по ступенькам.

Взгляд, который яснее всяких слов сказал:

"Ну, ладно, приятель, этого я тебе не забуду!"