Джойс Кэри - Из первых рук

• Название: Из первых рук
• Автор: Джойс Кэри
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01301-45-352-01301-4

Последний и самый знаменитый роман из трилогии английского писателе Джойса Кэри (1888-1957), который считается лучшим в английской литературе романом о художнике. Историю непризнанного гения, бунтаря и бродяги Галли Джимсона читатель узнает от него самого, «из первых рук». Грубый фарс и высокая трагедия, жалкое попрошайничество и бескорыстное служение своему призванию, пьяные выходки и создание монументальных полотен на библейские сюжеты — все это Галли Джимсон, воплощение свободного творческого духа и трагикомичности жизни.

---

—Это будет большое полотно, — сказал он.

—Большое. Во всех смыслах, — сказал я. — Величайшее.

—Боюсь, сэру Уильяму негде будет поместить его. Он, собственно, имел в виду что-нибудь вроде тех великолепных полотен, которые он видел у Хиксона.

—Что, вроде «Женщины в ванной»?

—Он дал бы триста гиней за картину в этом роде.

—Я не пишу подобной чепухи уже пятнадцать лет.

—Может быть, вы знаете, к кому тут обратиться? Возможно, кто-нибудь из ваших прежних покровителей согласился бы продать свою картину?

—Меня никто не покупал, кроме Хиксона. И нескольких спекулянтов. Но те давно уже распродали все, что имели. Впрочем, если сэр Уильям хочет выгодно поместить деньги, я отдам ему мою новую картину за тысячу... гиней, разумеется. Более того — он получит в придачу раму, превосходную резную раму. И всего за сотню... гиней, разумеется.

Профессор посмотрел на меня с видом барышни, которой во время пикника понадобилось удалиться за кустик.

—Боюсь, очень боюсь, — сказал он, — сэру Уильяму негде будет ее поместить. Он специально оговаривал — картину периода миссис Манди. Сэр Уильям не гонится за большой картиной. Он прежде всего ценит качество.

—Да-да, мясо только высшего качества, — сказал я. И чуть было не сказал профессору, что уж если он критик-крысик и мой союзник, то не его забота содействовать сэру Уильяму. Он должен блюсти мои интересы, продавать мою картину на корню.

Но тут меня осенило. И я сказал другое:

—Невысокого я мнения о вкусе сэра Уильяма, если он предпочитает этюд с голой бабой настоящей картине. Но, пожалуй, я смогу достать ему картину так называемого периода Сары Манди. К тому же хорошую. Лучшую из всех, что я написал со старой клячи.

Профессор посмотрел на меня с видом мальчика из хора, который слышит, как гастролер тенор пускает петуха. Чуть из собственного воротничка не выпрыгнул от радости.

—Великолепно. Вот это новость! И если эта ваша картина не уступает «Ванной» Хиксона, мне думается, я смогу намекнуть сэру Уильяму, что триста пятьдесят не слишком высокая цена.

—Гиней.

—Разумеется, гиней.

—А как мы поделим?

Профессор посмотрел на меня с видом протестантского праведника, которому каннибалы предложили выбор — либо взять себе шесть жен разом, либо быть сваренным живьем. Он готов умерщвлять свою плоть, но не может решить, каким способом.

—Право, мистер Джимсон, — сказал он, — у меня и в мыслях не было...

—Берите те пятьдесят, что сверх, если вам удастся их выговорить.

—Нет, право. Мне неудобно брать комиссионные.

—А, понятно. Знаете что? Я создам комитет, и мы преподнесем вам памятный подарок. Мраморные часы или чек. Или и то и другое. Обдумайте мое предложение и сообщите, что вы решили. И сумочку для вашей жены.

Профессор посмотрел на меня с видом лошади, которой сейчас повесят на морду мешок с овсом. Улыбчиво и задумчиво.

—Я еще не совершил этот необдуманный шаг.

—И зря, — сказал я. — Толковая жена сделала бы из вас человека, — конечно, если есть из чего делать.

—Боюсь, я не смог бы содержать жену.

—Пусть она вас содержит. Мои жены всегда меня содержали. Очень правильная расстановка сил. У женщины появляется серьезный интерес в жизни. А вам ничто не мешает работать.

Но профессор только покачал головой и, улыбнувшись, поспешил удалиться и записать нашу беседу в свою записную книжку. Афоризмы покойного Галли Джимсона: «Приводя здесь эти блестки типичного джимсоновского остроумия, мы позволим себе добавить, что мистер Джимсон был на редкость удачлив в своих матримониальных предприятиях, если будет удачным назвать их так».

Но я не мог ждать до завтра. Такая на меня напала горячка. Даже если у Сары еще есть мои картины — те, что Хиксон оставил ей, — они у нее не залежатся. Их выудит первый же спекулянт, который узнает об их существовании.

Я занял шиллинг у Планта и на следующее утро в половине десятого уже сидел в автобусе. К счастью, был вторник, и я надеялся застать старую бестию одну. Мне не улыбалась встреча с ее мужем.

Но когда я позвонил в квартиру Сары, дверь приоткрыли дюймов на шесть. В щели появилась желтая бабья рожа. Не лицо, а обглоданная цыплячья грудка — только нос и обтянутые кожей щеки.

—Щеток не требуется, стирального порошка тоже. И пуговиц не надо. Ничего нам не надо, — сказала она и потянула на себя дверь.

Но я успел просунуть в щель ногу.

—Простите, мадам. Миссис Манди здесь живет?

Дверь снова приоткрылась. На этот раз чуть пошире.

Желтый клюв нацелился на меня.

—Нет ее. Выехала. Пришли получить с нее по счету? Нас это не касается. Незачем было открывать ей кредит.

—Вы не знаете, куда она переехала?

—Четфилдская застройка, сто двадцать два. Квартиры с участками. Мистер Байлз. Спросите миссис Байлз. Хотя никакая она не миссис Байлз, а так.

И она захлопнула дверь, прежде чем я успел двинуть ногой.

Четфилдская застройка находилась у черта на рогах, в районе реки. Шесть желтых многоквартирных коробок торчали над морем одноэтажных домишек, как шесть проржавевших консервных банок, шваркнутых в мутную лужу, подернутую голубоватой рябью. К ним, через кирпичный завод, вела бетонка. Потом шли участки. Акров двадцать. Вытянутые, как канализационные трубы. Добрая половина хилых саженцев, натыканных по краям шоссе, уже засохла, обломанная детками и ободранная кошками. Участки имели типичный апрельский вид — совсем еще голые, если не считать подпорок для бобов и будок для инвентаря, расползшихся, как пьяные оборванцы погрязи: одни клевали носом, у других подкашивались ноги, одни были в войлочных шляпах, другие в соломенных, а третьи прикрывали голову жестянками.

Вступив в страну Улро, я увидел, что все шесть домов разместились по одну сторону дороги за высокой решеткой, словно инфекционные бараки. Они сгрудились вокруг асфальтового пятачка, на котором резвились детишки. Шум стоял, как от сражения в железнодорожном туннеле.

Я разыскал сто двадцать вторую квартиру. Она оказалась в четвертом доме слева, на первом этаже. Я прошел длинный темный коридор. Откуда-то несло стиркой (хотя был вторник), а по кирпичному полу растекалась дымящаяся лужа. На мой стук вышел мужчина футов семи росту и четырех в обхват. На нем была синяя фуфайка, красные подтяжки и светлые вельветовые штаны. Лысый череп белел, как очищенный миндаль, зато лицо отливало всеми оттенками сливового сока. Огромные, обвисшие прокуренные усы. Над ними — нос грушей, с выбоиной у черенка, словно кто-то тяпнул по нему топориком, и зеленые, как бутылочные осколки, глаза. На правом запястье — кожаный браслет, дюйма три шириной. Род: морж лондониус; вид: крепкозадый. Превосходный экземпляр старого самца с Собачьего острова.—Ну-у! — гавкнул он на меня. Потом, с минуту подумав, распахнул пасть и гавкнул еще раз громче: - Ну-у!

Я понял его с полуслова и открыл было уже рот, чтобы объяснить, что пришел не с целью убить его жену или стащить фамильное серебро, как в просвет между его локтем и фуфайкой увидел Сару. Она мотала головой и подмигивала мне, словно предупреждая: «Молчи!» Поэтому я сказал:

—Простите, это сто двадцать третья квартира?

Он подумал немного и пролаял:

—Нет. — Потом подумал еще и, решив уточнить, гаркнул: — Нет, это другая квартира.

—Ай-ай-ай, — сказал я. — Извините, пожалуйста. — И направился к выходу. Он пошел за мной до самой лестницы, а когда я сошел со ступеней, плюнул мне на голову. А может, просто не рассчитал и случайно попал в меня. Зачем мне думать дурно о таком мужчине?

Выйдя на асфальт, я завернул за угол, зашел в следующий подъезд — будто кого-то ищу — и медленно поднялся по лестнице. Из окон виднелась решетка. Я простоял у верхнего окна минут двадцать, пока какая-то женщина, заинтересовавшись моей особой, не стала поминутно высовывать голову, проверяя, целы ли кирпичи. Тогда я перебрался к другому окну. Через сорок минут я увидел, как мистер Байлз с лопатой и граблями через плечо вышел из дому и направился к участкам. Я тут же нырнул в подъезд Сары.

Пришлось долго ждать, прежде чем Сара открыла дверь. Она была в нижней юбке, повязанной поверх мешковиной, и без чулок. Прямые седые космы. Лицо в испарине. Я подумал, что с тех пор, как мы последний раз виделись, Сара как-то спала с лица: подбородок усох, и нос выдвинулся. А когда она повернулась ко мне спиной, я увидел, что у нее появился загривок, как у профессиональной поломойки.

—Галли! Пришел-таки! — затараторила она. — Подумать только! Вот уж кого не ждала, так не ждала. Давеча меня прямо в жар бросило — как бы ты не назвался Байлзу. Нет, он, конечно, не стал бы возражать, если бы ты зашел — разве когда он сам на участке. Знаешь, я частенько думала — куда ты девался?

И она заспешила в кухню, не переставая стрекотать. Но повадки были уже не те, и даже голос не тот. Она говорила, не глядя на меня, обращаясь не ко мне, а куда-то в стену, поворачиваясь то так, то сяк, то этак и даже спиной ко мне, словно не придавала значения тому, что говорит и услышу я ее или нет. Н-да, подумал я. Это что-то новое. Стареешь, матушка, стареешь; бурлишь, как мельничный ручей зимой, — молоть-то нечего.