Игорь Христофоров - Воровские гонки

• Название: Воровские гонки
• Автор: Игорь Христофоров
• Жанр: Детектив

---

всего в жизни Просюхину хотелось задушить человечка с изрытым

оспой лицом и смешным картошечным носом. Именно этот человечек

отпечатался в его пьяном мозгу главным грабителем. Они хотели

отобрать его деньги, огромные деньги - две тысячи долларов, заработанных за убийство лысого хлюпика, приехавшего в мебельный магазин на слишком красивой машине. Правда, в подполе, в шерстяном носке, лежали уже не две, а почти полторы тысячи, но это были его деньги, его, его, его...

- Не да-ам ни копья! - брызгая слюной, хрипел Просюхин. - Все - мои... Все... Теперь богаче меня во всей Березовке один Михан... Но я и его убью... И его... После тебя...

Пальцы все-таки нащупали короткую толстую шею. Пальцы еще никогда не подводили Просюхина.

- Свх... св... волочь... я... я... маю... майор... ми...

- Урою!.. В землю!.. Не дам ни копья!..

Коленом Селиверстов бил и бил в одно и то же место - туда, где, как ему казалось он сломал не меньше двух ребер ударом ботинка. Он бил и, уставая и слабея, с ужасом начинал понимать, что Просюхин не чувствует его ударов. Враг был обезболен спиртом. Его можно было рвать на куски - он бы не заметил.

В какую-то секунду Селиверстов ощутил безразличие ко всему происходящему. Наверное, так человек расстается с жизнью - как с чем-то уже ненужным, изношенным. Ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы не раствориться в этом обтекающем тело безразличии. И как только сделал, понял, что не хватает главного - воздуха.

Ногтями впившись в запястья Просюхина, больше похожие, впрочем не на запястья, а на кость, плотно-плотно, без грамма жиринки, обтянутую кожей, он попытался разжать тиски и вдруг увидел из-под локтя врага кобуру. Она была совсем близко. Всего в полуметре. Кобура на пояснице мертвого сержантика.

В глазах засверкали звезды, начало темнеть. Селиверстов глупо подумал, что смерть - это все-таки ночь, и приходит она, как ночь, - с темнотой и звездами. Но рука хотела жить. Она дотянулась до кобуры, отщелкнула, сломав ноготь, кнопку, с усилием вытащила "макаров" и, сломав уже второй ноготь, сбросила предохранитель.

Выстрел качнул тело Просюхина и как бы удивил его. Показалось, что из земли проросла ветка орешника и проткнула его насквозь. Он попытался еще сильнее сжать пальцы на скользкой шее поверженного врага, но пальцы почему-то уже не хотели этого делать. Просюхин ощутил жуткое безразличие ко всему: к мужику в синей форме, к его шее, даже к деньгам, спрятанным в шерстяном носке. А когда проросли еще две ветки и безразличие стали неодолимым, он закрыл глаза и рухнул в черноту.- Жи... живой... Надо же... Жи-ивой, - бормотал, выкарабкиваясь из-под трупа Селиверстов.

Как только он освободился и сел, голова поехала кругом. Перед глазами на бешеных качелях раскачивались серый покосившийся домишко, спина мертвого сержантика, черные зубы Просюхина, оскаленные в предсмертной улыбке, две милицейские легковушки, влетевшие во двор в тучах пыли, выскочившие из них люди в форме мышиного цвета, с бронежилетами на груди и автоматами в руках, чье-то распаренное лицо, выкрикивающее, наверное, слова, а может, и не слова, но что-то очень на них похожее.

- Дайте ему укол! - выпрямившись, потребовал кричавший подполковник милиции. - противошоковый укол! Проверьте дом! Все оцепить! Всех обыскать!

Селиверстов ничего, совершенно ничего этого не слышал. Он не мог понять, почему не падают люди, бегающие по раскачивающейся земле. Неужели у них подошвы с клеем?

Он не ощутил укола, не почувствовал носилок. И только когда сухой ночной жар обдал его откуда-то изнутри, из самого сердца, и перестал раскачиваться мир, он вспомнил о себе.

- Где я?

- Он говорит, та-ащ подполковник! Идите сюда!

- Меня не убили?

Порывисто подошедший подполковник опять нагнулся к нему, по-докторски участливо заглянул в глаза и спросил:

Уже лучше?

- Это... Про... Пру... как его?

- Просюхин?

- Да!.. Он жив?

- нет... Три дырки. И все - в печени. После такого не выживают...

А сер... А-а, ну да... Он его...

- Да, к сожалению, сержант тоже мертв... Он и отслужил-то всего ничего. Только после армии.

- Он это... не связист был?

- Не помню. А это важно?

- Вообще-то нет...

От дома кто-то бодрый и службистский прокричал:

- Та-ащ подполковник, у него в подполе, в шерстяном чулке, доллары хранились!

- Много? - обернулся к горлану подполковник.

- Одна тысяча четыреста пятьдесят пять долларов. Разными

купюрами. И по сто, и по полтинику, и по двадцатке, и по...

- Еще что-нибудь интересное есть?

- Бутылок пустых много. Сплошной импорт. Коньяк, джин, ром, виски...

- Во допился, сволота!

- Еще вот куртку больно хорошую нашли. Кожаную. Не по размеру Просюхину...

Селиверстов попытался встать с носилок.

- Ты посиди, успокойся, - не дал ему этого сделать подполковник.

- Куртку... Прикажи, чтоб принесли...

- Это можно...

Через минуту Селиверстов держал ее на весу за плечи и медленно поворачивал, то заглядывая за спину ей, то изучая перед.

- Точно. Его куртка. Его...

- Просюхина? - удивился подполковник.

- Нет, - самому себе ответил майор милиции Селиверстов. - Это куртка Кузнецова-младшего...

Он только теперь понял, что убил не просто киллера, а убил самого важного свидетеля. Ниточка оборвалась. До клубка он так и не добрался. Заказчик убийства Кузнецова-младшего, разыгравший веселую сценку с ботинками и Миханом, растворился в солнечном воздухе Красноярска. Просюхин на такую инсценировку был не способен. Не те мозги.

В эту минуту Селиверстову жгуче, до боли в груди, захотелось на пенсию. У него всегда появлялось такое чувство, если он проигрывал.

- А ты молодец! - неожиданно похвалил его подполковник. - Мы этого Пролсюхина давно подозревали во всех делах банды... Ну, ты про суд слышал?

- Слышал.

- А теперь и улики есть, - обернулся он к вещам, которые выносил из дома и складывал на капоте "уазика" говорун-сержант. - Теперь хоть поселок вздохнет свободно...

Глава сорок вторая

ГОРНЯЦК - ГОРОД КОНТРАСТОВ

Дверь хлопнула взрывов, эквивалентным, как пишут в газетах, ста граммам тротила.

Вздрогнувшая Жанетка вскочила с раскладушки и в дверях единственной комнаты стандартной хрущевской квартиры лоб в лоб столкнулась с Жорой Прокудиным.

- Гребаный город! - выкрикнул он. - Теперь я понимаю, почему бастуют шахтеры! Здесь кругом бардак! Сплошной бардак и беспредел!..

- Жора, я уезжаю, - пытаясь еще плотнее запахнуть полы халатика, объявила она. - Мне до чертиков надоела эта гонка. За "бугром" у меня лежит "верняк" на сорок тыщ баксов. Мифические миллионы мне ни к чему...

- Забастовка? - уперевшись руками в дверной косяк и изобразив таким образом и шлагбаум, и распятие, иронично спросил Жора Прокудин. - На моей фабрике - забастовка? И уже выдвинуты политические требования? Может, мне в отставку подать?

- Жора, у меня нет сил...

- А я, думаешь, свеж как огурчик?

Она отвернулась, прошла к пустому, незанавешенному окну. От ее узенькой спины, от левой ножки, то выпрямляющейся, то расслабляющейся в коленке, от слипшихся волос веяло неприязнью. А может, даже ненавистью. Женщины редко бывают половинчаты в чувствах. Если уж любить, то на всю катушку, если ненавидеть - то до смерти.

- А где Гомер современности? Где будущий лауреат Нобелевской премии? спросил о Бенедиктинове Жора. - Уже свалил? Уже покинул наши ряды?

- Я послал его за едой.

- А Топора я тогда зачем послал?

- Кильку в томате я есть не буду!

- В Горняцке, милая моя, акульих плавников в кунжутовом соусе не бывает. Здесь жизнь струится в первобытном ключе: хлеб, картошка, водка. Семгу здесь считают сортом семечек, а киви - огурцом...

- У меня твои остроты вот где сидят! - показала она ребром ладони на затылок. - Отдай мне мою долю, и я уеду в Москву.

- Ты лучше скажи, почему этот бледный пиит шастает за нами по всей стране?! На работу я его не брал. В нашем штатном расписании нет свободных мест! Понимаешь, нет!

- Пусть хоть один нормальный человек будет рядом. - Ах-ах-ах!.. Какие мы изнеженные!.. С чего ты взяла, что он - нормальный? Да у него на фэйсе написано, во-первых, что он крейзи, во-вторых, что он - тунеядец...

- Ну ты...

- А что? Не тунеядец? Он сам говорил, что как из института свалил, так нигде и не работал...

- Сейчас нет термина тунеядец. Это при социализме. Сейчас - временно безработный...

- Можешь, не волноваться! Он будет вечно безработным. Временник - я!.. До тех пор, пока свое дело в Штатах не открою! Въехала, психолог?!

- Отдай мне мою долю...

- Твою долю?

Он оторвал отекшие руки от косяка, вытащил из кармана джинсов мятые десять тысяч и, подойдя к Жанетке, положил их на пыльный подоконник. Купюра смотрелась крупным куском грязи.

- Это ровно одна четвертая часть от нашего золотого запаса.

- Ты врешь! - повернула она к нему вспыхнувшее лицо. - Мы продали видеокамеру перед отъездом!