Владимир Торчилин - Ёлы-Палы

• Название: Ёлы-Палы
• Автор: Владимир Торчилин
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999

---

Вот туг-то мы в первый раз с ним и встретились. Из-за угла быстрым шагом появился не очень высокий, но исключительно здоровый и широкоплечий мужик в широком черном пальто и с черным же шарфом, толстым валиком накрученном вокруг шеи. Он решительно направился к двери, возле которой мы стояли, но когда мы слегка отодвинулись пропуская его, в дом входить не стал, а притормозил около нас и, повернув к нам крепко загорелое широкое и морщинистое лицо под густыми перепутанными полуседыми волосами, забегал темными прищуренными глазами по нашим физиономиям, одновременно заговорив сипловатым баритоном регулярно и от души принимающего человека:

— Ну, ёлы-палы, это не кто из вас новым соседом будет, что художник-то?

— Я буду, — ответил Лева. — Лев меня зовут. То есть, Лева. А это мой друг Сергей. Он тоже тут неподалеку живет. А вы из какой квартиры?

— О, ёлы-палы, — восхитился мужик. — Лева! А ты часом не из евреев будешь?

— Нет, — напряженно ответил Лева — не из евреев, а если бы и из евреев, так что?

Мужик услышал только Левин ответ, но не вопрос.

— Точно, ёлы-палы! Значит, спутал. Тогда жена твоя из евреев. Мне, ёлы-палы, соседи говорили. Как звать-то?

Я чувствовал, что Лева, который, в общем-то, в ширину был примерно с этого мужика, но на полголовы повыше и лет на тридцать помоложе, закипает.

— Звать ее Соней, и она действительно из евреев, как вы выразились, и если вам это не нравится, то придется проглотить. А если кто по такому поводу схамить решит, то я с этой суки шкуру сниму и как художник вполне профессионально на подрамник натяну — хоть в музей…

— Ты, мужик, ёлы-палы, чего вскинулся-то? Да мне один шланг, кто кто. Просто интересуюсь. У нас тут кого только не перебывало — и татары, и узбеки, якут даже как-то был, про хохлов уже вообще не говорю, а вот евреев, ёлы-палы, никак не попадало. Оно и хорошо, что теперь есть. Для полноты картины. А люди тут нормальные. Никого еще не обидели. Да если что и скажут, ёлы-палы, так не по злобе, а по привычке. Ты вон, ёлы-палы, какой дуб здоровый — и впрямь не начни кидаться…

Лева остывал так же быстро, как и вспыхивал.

— Да нет, я по пустякам не кидаюсь. Мы вообще мирные люди, но пpo бронепоезд сам, небось, знаешь. Жизнь такая, что приходится всегда на запасном пути держать.

— Ну, держи, — великодушно согласился мужик. — Жизнь она действительно такая. А меня Николаем, ёлы-палы, зовут. Правда, редко кто. Обычно так и кличут — Ёлы-палы. Может, сообразим для знакомства?

— Да нет, — протянул Лев, — мы как-то не по этому делу.

— Прямо уж, — засомневался Ёлы-Палы. — Такого не бывает. Ведь врешь, что не пьешь — маленькую протащишь. Может, сбегать за аршинами-то, да жеванем портвешка?

Мы засмеялись его твердой вере в человечество.

— Нет, честно, мы не выплевываем, конечно, но сейчас просто не ко времени — и по дому дел полно, в порядок всё приводить еще надо. У меня ведь рабочий день не нормированный.

— Раз нет, так нет, — без особого огорчения воспринял ситуацию наш новый знакомый. — Моя жизнь попроще вашей будет. Как говорится, наш чин — головой об тын. Так что пойду пока заструячу, что дома осталось. Еще свидимся, ёлы-палы!

И он, весь в черном, большой и приземистый, ушел, как будто со сцены укатили обшарпанный концертный рояль.

— Ну вот, — сказал Лева, тыча в сторону закрывшейся уже подъездной двери недокуренной сигаретой, — сосед как сосед. Хорошо, что у меня сейчас дел выше крыши и чувство долга исключительно развито, а то лучшего собутыльника, чем этот Ёлы-Палы и не найти. Это я тебе по личному опыту твердо говорю. Хотя, конечно, насчет того, что ему наплевать, если кто из узбеков или из евреев, — точно врет. Опять же по личному опыту. Такие после второго стакана любят о заговоре против русского народа порассуждать. Правда, чаще без особой злобы — просто, чтобы разговор поддержать. Думаю, уживемся.

И Лева оказался совершенно прав. Ужились самым лучшим образом. И с соседями вообще, и с этим занимательным Ёлы-Палы.

То есть, конечно, ужились не в один момент, а складывалось всё постепенно. Кого-то попросили за дочкой часок присмотреть. Кто-то, наоборот, к ним за солью забежал. Забавно, что первое время у соседей прямо какие-то трагические перебои с солью наступали — так всем хотелось посмотреть, что же такого особенного в жизни художника происходит, да еще с женой-еврейкой. Слово за слово, оказалось, что и у художника всё, как у других, — и работы по горло, и деньги на полу не валяются, и жена как жена, а при случае и обложить может не хуже дворничихи-мордовки из комнатки под крышей, так что скоро все затруднения с солью в доме прекратились, и стали жить, как и живут во всех таких домах по всем нашим городам и весям. Кто, правда, гнул свою, тоже, впрочем, не чрезмерно оригинальную линию, так это встреченный нами у подъезда Ёлы-Палы.

Я тогда у Левы в доме бывал чуть не ежедневно, так что изучил нашего нового знакомца хорошо. Как мы сразу и просекли, интерес к людям у Ёлы-Палы был специфический — с кем поддать. Но не в смысле — лишь бы нажраться, а чтобы за разговором и вообще по-человечески. Разумеется, искать высококачественных собутыльников, которые могли бы ответить его повышенным требованиям, у винного магазина было бы затруднительно, поскольку там, как и у любого другого винного магазина бескрайней родины, ошивалось такое, что как говорится, миль пардон. Ехать за семь верст киселя хлебать к каким-нибудь своим знакомым, которых у него за общительностью нрава не быть не могло, тоже было потерей времени. Так что он сконцентрировался на соседях. Хоть семей в доме было и немного, но по мужику в каждой числилось. Даже у дожидавшейся московской прописки дворничихи-мордовки, здоровенной, хотя и несколько косоглазой девицы, ошивался, как правило, какой-нибудь очередной любитель провинциальной ядрености. Так что день с тем, день с другим, и даже без того, чтобы быть обвиненным соседскими женами в спаивании своих мужиков, но без компании Ёлы-Палы не оставался.

Полной гладкости в его жизни не давал образоваться высоченного роста, но какой-то иссохший, хотя на лицо и вполне здоровый сосед сверху. Всей предыстории их конфликта нам так раскопать и не удалось — да, честно, не очень-то и хотелось, — но оказалось, что уже не первый год он изводит Ёлы-Палы жалобами в милицию, в которых утверждает, что Ёлы-Палы в каком-то там находящемся в его квартирке чуланчике — а оказалась эта квартирка прямо напротив Левиной — незаконным образом изготовляет самогон, от чего и по дому запах, и пьянство провоцируется, на борьбу с которым решительно нацелила нас родная партия. С учетом момента, милиция исправно появлялась, но никаких следов самогоноварения обнаружить не могла и исчезала до следующего раза ни с чем. Следующий раз наступал быстро, поскольку сосед писал опять, напирая на то, что рейд был проведен без должной внезапности, что позволило Ёлы-Палы умело скрыть следы правонарушения. История повторялась. Мы никакого запаха никогда не чувствовали, и почему милиция после, скажем, четвертого провала не прекратила на эти соседские жалобы реагировать, а продолжала исправно появляться в доме, оставалось для меня и Левы загадкой. Может, так стражи порядка показывали свое рвение в поддержке линии партии или просто пользовались этой ситуацией, чтобы отмечать в отчетах умелую работу с жалобами и заявлениями трудящихся, я не знаю — с нашего правоохранения всё станется. Тем не менее, приезжали. В результате о возможностях самогоноварения всерьез стали задумываться все обитатели дома, а кто-то, похоже, перешел и к практическим действиям, поскольку по истечении какого-то времени запашок по лестнице всё же пошел. Но определенно не от Ёлы-Палы. Что, честно говоря, было непонятно и нам, особенно если принять во внимание его жизненные интересы. И как-то раз, когда бухой Ёлы-Палы, стараясь подбирать выражения поприличнее, пытался одолжить на необходимую для полного счастья добавку у Софьи, мы с Левой, подойдя в разгар занимательного диалога и тут же скинувшись на помощь недоувлажненному соседу, все-таки поинтересовались, а почему бы ему действительно не решать свои проблемы хотя бы отчасти использованием своего таинственного чуланчика как раз для того, в чем его беспричинно обвинял злобствующий длинный сосед сверху.

— Гнать, что ли? — брезгливо скривив губы, поинтересовался Ёлы-Палы почти трезвым голосом. — Не царское это, ёлы-палы, дело, мужики, в дрожжах ковыряться. Я по другой части. Пусть брешут.

Мы с Левой в ответ на неожиданную барскую интонацию Ёлы-Палы переглянулись, но ничего не сказали, — что, дескать, с бухотой препираться. Ёлы-Палы тему, однако, несколько развил, заодно отозвавшись и о том соседе, который наводил на него незваных визитеров:

— А этот писатель — что он, человек что ли? Ты посмотри только, как он на баб глядит: барышню встретит — губку на локоть, слюнка по сапогам, а подойти боится, — а ну как ему жена его причиндал скусит? Не мужик!