Анатолий Азольский - Женитьба по-Балтийски

• Название: Женитьба по-Балтийски
• Автор: Анатолий Азольский
• Жанр: Современная проза

Морская лирическая повесть

---

— Я знала и верила, что вы меня найдете… — услышал вдруг Алныкин и обомлел, напугался. Неужели его опередила эта парочка, Синцов и Янковский? Им ведь надо спасать зятя начальника Политуправления, вчера еще они могли найти ее и обработать.

Нет, не нашли и не обработали — это он установил, порасспросив школьницу о вчерашнем дне. Затянул ей шарфик потуже, чтоб не простудилась, в комендатуре не чихала и не сопливилась. Вести ее туда рано, Синцов будет после двух дня, но освежить память свидетельницы необходимо.

— Пойдем, — сказал он и взял школьницу за руку. — Туда, где мы встретились.

Помнишь, когда это было?

— Помню… Для вас это место что-то означает?

— Очень многое.

Она замолчала минут на пять. Потом пальцы ее, сжатые рукою Алныкина, дрогнули. И голос дрогнул.

— И для меня тоже…

Надо было побриться, впереди комендатура и сумасшедший Синцов, но и в парикмахерской нельзя оставлять без присмотра школьницу. Два кресла свободные, Алныкин посидел в обоих, примерился, в каком из них хорошо отражается усаженная им в коридорчике Леммикки. «Никуда не уходи, — предупредил строго. — Сиди здесь. Я хочу все время видеть тебя». Уже в кресле скорректировал: «Чуть-чуть левее…» Она дернулась, да не в ту сторону. Поправилась. В широко раскрытых глазах — ожидание новых чудес.

Мастер попался словоохотливый, как училищный парикмахер Соломон, которому многое прощалось. И этому болтуну простилась заключительная фраза: «Теперь можете делать барышне предложение!» Гардеробщица взмахнула щеточкой, посильное участие приняла и школьница, робко сняв с шинели какую-то пылинку.

Почему-то ей очень понравилось сидеть и ждать его. Она смело улыбалась, походка ее изменилась, стала прыгучей, она наконец-то назвала Алныкина Володей, но храбрость испарилась в кафе. Расстегнула пальто и не позволяла его снимать, отбрыкнулась по-детски, прижала к себе портфель и плачуще глянула на бдительного Алныкина. Выяснилось: она — в школьной форме, а Министерством образования ЭССР запрещено школьникам посещать кафе, рестораны и прочие увеселительные заведения.

— Что, и комендатура министерская у вас есть? — хмуро поинтересовался Алныкин, еще не завтракавший и знавший, что, быть может, ему не удастся сегодня поужинать. К счастью, кафе только что открылось, никого, кроме них, еще нет, Алныкин стянул все-таки пальто с упрямой школьницы, подвел к зеркалу и распорядился: передник, отороченный кружевами, можно снять и запихнуть в рукав пальто.

Только здесь, за столиком, он рассмотрел ее. Ни девочка, ни девушка, недозрелое существо женского пола, и все, из чего состоит существо это, изменится через год-другой, иным станет нос, изогнутся по-другому губы, подбородок затвердеет, пухлые щеки осядут, удлинившиеся волосы сплющат лицо и совсем закроют ушки, лишь глаза останутся прежними — стойкими, серыми, под цвет надводных кораблей. Смелый ребенок: девушки такого возраста при виде мужчин обычно опускают глаза, притворяясь избыточно скромными, обещая в будущем быть дерзкими, но — в будущем («Защитная мимическая реакция», — говаривала аспирантка). Эта же уставилась на него, губами прошептывает каждое услышанное слово. И, пожалуй, на допросе у Синцова и Янковского может повторить все сказанное им, описать и кафе это, и парикмахерскую, и выговор, что получила от него за робкий мазок помады.

Но и встречу на улице Пикк опишет! И папиросы в лавке! И конфеты там же!

Поэтому — терпение и еще раз терпение. Пить с нею ни в коем случае нельзя, это станет известно Синцову, но и не пить — тоже, оскорбится. Эти начавшие красить губы девчонки мнят себя, конечно, зрелыми обольстительницами, частыми гостьями «Глории» хотя бы.

— Сухое вино, — развернул он бутылку так, чтоб девчонка запомнила буквы и цифры на этикетке. — Девять градусов. Дети пьют в Грузии… — Налил, приподнял бокал: — За твою географию. Чтоб хорошо сдала. У меня однажды это не получилось.

В магазине военторга Алныкин примеривал фуражки, а она смотрела то на него, то в зеркало и норовила стать так, чтобы и себя там увидеть. Пока Алныкин раздумывал, что делать с шапкой — отнести ее в гостиницу или упаковать, — девчонка просто сунула ее в портфель. Время подходило к двум часам дня, Синцов вот-вот появится в комендатуре, и офицерская шапка в ученическом портфеле вполне устраивала Алныкина, с нею девчонка не убежит, сработают рефлексы воспитания. И все же он втемяшил под беретик грозное предостережение:

— Стоять вот здесь и не двигаться! По делам службы я удалюсь на полчасика, буду в этом здании. Жди меня!

Двумя руками она прижала к себе портфель и застыла.

Майор Синцов внушал вечные истины, инструктируя у себя патрули, напоминая о форме одежды, дисциплине и благонравном поведении военнослужащих.

«Есть порядок в главной базе — и на всем флоте тоже порядок! Пуговицы не драены — значит, не пробанены стволы орудий! Шапка вместо фуражки или бескозырки — значит, не тот боезапас подан в башни!»

Майор, видимо, происходил из береговой артиллерии и умел стрелять формулировками. Патрули, громыхая сапогами и ботинками, выходили из комнаты, и подбежавший к окну Алныкин нашел школьницу стоящей на указанном ей месте.

От Синцова всего можно было ожидать, но то, что услышал от него Алныкин, любого повергло бы в изумление.

— Какая еще свидетельница? Какая эстонка? Какое чепе?.. Тринадцатого марта?

Никакого чепе не было, и никто не понуждал никого к развратным действиям!

Никто! Это все досужие вымыслы буржуазной пропаганды! Ты, я смотрю, лейтенант, наслушался «Голоса Америки»! Запомни раз и навсегда: ни-че-го не было! Ни-че-го! И если еще раз услышу, если раскроешь рот и станешь разносчиком заведомо клеветнических слухов — пятьдесят восьмую схлопочешь моментально! И чтоб я больше тебя здесь не видел! Тральщик, который в Гидрогавани, уходит в твою базу после восемнадцати ноль-ноль… Все согласовано с Янковским! — услышал уже в коридоре Алныкин, унося ноги от свирепого помощника коменданта.

Было приятное чувство облегчения, освобождения, выздоровления, что ли. И в Порккала-Удд уже не тянуло, и жаль, что нельзя продлить гостиничное житье.

Солнышко разогнало тучи, а те унесли с собою дождь, Таллин промылся и стал еще краше.

А школьница истуканом стояла перед комендатурой, вцепившись в портфель, как в спасательный круг, неотрывно смотря на окно, где показался он пятью минутами раньше. Алныкин толкнул ее: «Проснись, в школу опоздаешь!» Она очнулась, оторвала от груди портфель, стала перебрасывать его из руки в руку. Хотелось по-настоящему выпить, и чтоб эта девчонка при сем не присутствовала.

— А не пора ли тебе домой? Пойдем, провожу до трамвая.

Она закусила губу, кивнула как-то обреченно, пошла. На том месте, где четыре дня назад они столкнулись, вдруг нелепо (мешал портфель) обняла его и поцеловала, тут же отпрянув, и побежала. Остался запах ландышей. Умная девочка, что и говорить, все понимает.

Через шесть часов Алныкин на буксире пришел в Порккала-Удд, в штабе бригады никто его ни о чем не спросил, да никого из начальства на плавбазе не было, штаб носился по кораблям, невзирая на поздний час, и проверял гюйсштоки.

Стало известно, что вчера в шторм на БК-148 (из боевого ядра) впередсмотрящий привязал себя, чтоб не смыло за борт, к гюйсштоку, а тот сломался, и матрос, упавший в море, утонул.

— Пустяки, пронесло, — доложил в своей кают-компании Алныкин. Втянул носом воздух, принюхался. — Каюту-то проветривать надо, — сказал он помощнику.

Тот обиделся, пожаловался командиру, ставшему на его сторону: вентиляция помещений не входит в задачу № 3 «Курса надводных кораблей». Рачительность командира не знала пределов, он и новую фуражку заметил, и отсутствие шапки.

— Потерял в Таллине, по пьянке, — беспечно объяснил Алныкин, испытывая легкую досаду. Новая фуражка — это пригодится. Положено по вещевому довольствию три кителя, двое брюк, не считая тех, что к тужурке, а фуражка — одна, так что покупка вполне оправданна. Шапка же, унесенная школьницей в портфеле, понадобится зимой, помощник выручит, есть у него старая, запасная.

Утром зашумел в кают-компании гирокомпас, стали готовиться к выходу в море.

Алныкин успел сбегать на «Софью Павловну» и отдать подписанные всеми комендатурами документы.

Отдал — и забыл о школьнице.

Вспомнил через месяц.

В Бьерке-Зунде ободрал днище о камни, а потом еще и сел на мель БК-151.

Отбуксированный в Выборг, корабль ждал запчастей и неминуемой расплаты, на борт 133-го поднялись отрядные специалисты (дивизион делился на два отряда), переход сулил приятные штурманские впечатления. Финны разрешали ходить в их территориальных водах, и то, что называлось навигационным обеспечением театра, они делали удобно, красиво, наглядно, хотя и не всегда наносили на карту. Шли малым ходом, продольным лоцманским фарватером, командир напевал блатные мелодии, помощник блаженствовал, артиллерист вспоминал довоенное детство.