Мюриэл Спарк - Мисс Джин Броди в расцвете лет

• Название: Мисс Джин Броди в расцвете лет
• Автор: Мюриэл Спарк
• Издательство: Радуга
• Жанр: Проза
• Год: 1984

Героини романа — шесть девочек-школьниц, объединившихся в «клан Броди» волей их любимой учительницы, мисс Джин Броди. Действие происходит в Эдинбурге в тридцатые годы. Мисс Броди ведет класс маленьких девочек начального отделения респектабельной частной школы. На одном из первых уроков истории мисс Броди рассказывает вместо лекции трагический сюжет своей первой любви — ее жених погиб на войне за неделю до перемирия, — чем трогает девочек до слез. Так начинаются ее занятия по «Истине, Добру и Красоте» с помощью самых нетрадиционных методов. Отдавая себя воспитанию детей, она дарила им, по собственному любимому выражению, «плоды своего расцвета».

---

Об уроках рисования всегда было что рассказать. В самый первый день мистеру Ллойду оказалось не под силу поддерживать в классе дисциплину. После целой серии непривычных, насыщенных занятий точными науками девочки немедленно ощутили расслабляющую атмосферу кабинета рисования и расслабились без меры. Мистер Ллойд хрипло прикрикнул на них, чтобы они замолчали. Это вызвало еще большее оживление.

Своей единственной рукой он держал над головой блюдце и, постепенно опуская его, пытался объяснить природу и очертания овала. Но его романтическая внешность и хрипло выкрикнутое «Замолчите!» вызвали всплеск разноголосого хихиканья.

— Если вы сейчас же не замолчите, я трахну это блюдце об пол, — сказал он.

Они попытались замолчать, но не сумели.

Он трахнул блюдце об пол.

В наступившей затем мертвой тишине он обвел взглядом класс и, остановившись на Роз Стэнли, показал пальцем на осколки блюдца:

— А ну, ты, с профилем, убери это!

Потом он отвернулся, пошел в другой конец длинного класса и до конца урока занимался там каким-то своим делом, а девочки новыми глазами посмотрели на профиль Роз Стэнли и, восхищаясь манерами мистера Ллойда, принялись рисовать бутылку на фоне занавески. Дженни, повернувшись к Сэнди, сказала, что у мисс Броди действительно хороший вкус.

— Ничего удивительного, у него темперамент творческой личности, — заметила мисс Броди, когда ей рассказали историю с блюдцем. Когда же она услышала, что он сказал Роз: «А ну, ты, с профилем», она по-особому посмотрела на Роз, а Сэнди в это время смотрела на мисс Броди.

С тех пор как Сэнди и Дженни похоронили свое последнее сочинение и перешли в среднюю школу, их интерес к возлюбленным мисс Броди приобрел новый оттенок. Они перестали видеть во всем только эротическую сторону и теперь старались понять самую суть любовного чувства. Казалось, что с того времени, когда их интересовал только секс как таковой, прошли годы и годы. Дженни уже исполнилось двенадцать. Ее мать недавно родила мальчика, но у Сэнди и Дженни даже не возникло желания проанализировать первопричину этого события.

— В средней школе мало времени для нашего «изыскания», — сказала Сэнди.

— Мне кажется, секс меня больше не интересует, — ответила Дженни.

Как ни странно, это действительно было так, и она потом всего один раз в жизни неожиданно снова испытала то трепетное изумление, которое секс вызывал у нее в детстве. Это случилось в Риме, когда Дженни, актрисе средней руки, жене театрального импресарио, было уже под сорок. Пережидая дождь, она стояла с одним мало знакомым ей мужчиной под выступающим карнизом описанного во всех путеводителях здания. Вновь вспыхнувшее в ней радостное и кружащее голову чувство эротического пробуждения поразило ее. Невозможно было определить, что в целом представляло собой это ощущение: было ли оно физическим или мысленным, но в нем был тот утраченный простодушный восторг, который она переживала в одиннадцать лет. Она решила, что влюбилась в этого человека, и подумала, что, может быть, он тоже тянется к ней, но по-своему, из мира своих собственных ассоциаций, по большей части ей неизвестных. Тут ничего нельзя было поделать, потому что Дженни уже шестнадцать лет вела благополучную семейную жизнь, но тем не менее этот короткий эпизод всякий раз, как она потом его вспоминала, вызывал у нее удивление и наводил на мысль о скрытых возможностях, таящихся в чем угодно.

— От мистера Лоутера ушла экономка, — сообщила мисс Броди на одном из традиционных сборищ. — Это верх неблагодарности — вести хозяйство в его крэмондском доме очень просто. Как вам известно, я никогда ей не симпатизировала. По-моему, она не могла смириться с тем, что мистер Лоутер относится ко мне как к другу и доверяет, и ее раздражало, что я хожу к нему в гости. Мистер Лоутер пишет сейчас музыку для одной песни, и о нем необходимо позаботиться.

В следующее воскресенье она сказала девочкам, что сестры-рукодельницы, мисс Эллен и мисс Алисон Керр, временно взялись вести хозяйство мистера Лоутера, так как они живут по соседству с Крэмондом.

— Мне кажется, эти сестры слишком любопытны, — заметила мисс Броди. — У них чересчур тесные отношения с мисс Скелетт и шотландской церковью.

Каждое воскресенье у мисс Броди час уходил на урок греческого языка: она настояла, чтобы Дженни и Сэнди учили ее греческому, объясняя то, что в это время проходили сами. «Такая практика, — говорила мисс Броди, — имеет давние традиции. В старое время многие семьи могли позволить себе учить в школе только одного из детей, и поэтому каждый вечер этот единственный в семье школьник делился с братьями и сестрами знаниями, полученными утром. Я давно хотела выучить греческий, а кроме того, такая система занятий поможет вам самим как следует закрепить пройденное. Джон Стюарт Милль, когда ему было пять лет, каждое утро вставал на заре, чтобы учить греческий, и то, что мог делать Джон Стюарт Милль ребенком на заре, я могу делать не хуже в расцвете лет воскресными вечерами».

Она успешно овладевала греческим, хотя и несколько путалась в произношении, так как Дженни и Сэнди объясняли его неодинаково, по очереди делясь с ней накопленными за неделю знаниями. Но она была твердо намерена присутствовать и участвовать в новой жизни своих любимиц и просто игнорировала то, что в их новых делах казалось ей неразумным или выходило за сферу ее влияния.

Она заявляла: «Говорить, что прямая линия — это кратчайшее расстояние между двумя точками или что круг — это фигура на плоскости, ограниченная одной линией, все точки которой равноудалены от фиксированного центра, остроумно. Но не более того. Все и так знают, что такое прямая линия или круг».

В конце первого семестра после экзаменов мисс Броди ознакомилась с условиями предложенных девочкам задач и с величайшим презрением зачитала вслух наиболее уязвимые места: «Мойщик окон несет стандартную лестницу весом в 60 фунтов и длиной в 15 футов, к одному концу которой подвешено ведро с водой, весящее 40 фунтов. На каком расстоянии от конца лестницы он должен держать ее, чтобы нести свой груз горизонтально? Где центр тяжести груза?» Прочитав эти вопросы, мисс Броди еще раз взглянула на текст задачи, как будто хотела показать, что не верит собственным глазам. Она не раз давала девочкам понять, что умение решать подобные задачи никак бы не пригодилось Сибил Торндайк, Анне Павловой и покойной Елене Троянской.

Но члены клана Броди в целом пока что по-прежнему пребывали во власти ослепляющего восторга от новых предметов. В последующие годы все было уже не так; язык физики, химии, алгебры и геометрии утратил первоначальную новизну, и эти науки превратились в отдельные области обыденной жизни со своей собственной привычной скукой, стали тяжелой работой. Даже Моника Дуглас, впоследствии проявившая прекрасные способности к математике, никогда не была так восхищена собой, как в тот день, когда впервые вычла «x» из «y», а результат ещё раз вычла из «a»; никогда потом у нее не было такого счастливого лица.

Роз Стэнли на уроках биологии в первом семестре увлеченно резала червей пополам, а спустя два семестра ее трясло от одной мысли об этом, и она бросила биологию. Юнис Гардинер открыла для себя промышленную революцию и настолько увлеченно анализировала все ее «за» и «против», что преподававшая историю вегетарианка с левыми взглядами начала возлагать на нее большие надежды, которые рухнули через несколько месяцев, когда Юнис переключилась на чтение романов из жизни Марии Стюарт. Сэнди с ее плохим почерком часами выписывала аккуратные строчки греческих букв, а Дженни с не меньшей гордостью зарисовывала лабораторное оборудование в тетрадь по химии. Даже глупая Мэри Макгрегор и та была поражена, что понимает «Галльскую войну» Цезаря, не ставившую пока в тупик ее ущербное воображение, — орфография и произношение языка Цезаря были для нее легче, чем в английском; но в один прекрасный день из обязательного сочинения Мэри неожиданно выяснилось, что, по ее представлениям, этот документ датируется эпохой Самюэла Пипса, а потом Мэри еще раз утвердила за собой славу бестолковой дурехи, под пытками наводящих вопросов поведав чуть не лопнувшему от смеха миру, что латынь и стенография — одно и то же.

В течение тех нескольких месяцев, когда средняя школа держала клан в плену очарования, мисс Броди вела бой не на жизнь, а на смерть, проявляя не меньший энтузиазм, чем и сам клан, в котором она же взрастила эту способность. Выиграв битву за «чувство локтя», она не успокоилась. Было ясно, что даже теперь ее больше всего тревожит, как бы девочки не привязались к кому-нибудь из преподавательниц средней школы, но она предусмотрительно воздерживалась от открытых выпадов, так как сами учительницы, казалось, были совершенно равнодушны к ее выводку.

В летнем семестре любимыми уроками девочек стали не требующие умственного напряжения занятия в гимнастическом зале, где они раскачивались на параллельных брусьях, висели вниз головой на шведской стенке или карабкались по канатам к потолку, соревнуясь в ловкости с Юнис и подтягиваясь руками и ногами, как обезьяны на тропической лиане, а учительница физкультуры, маленькая седая и тонкая как тростинка женщина, объясняла им, что надо делать, и громко, с явно выраженным шотландским акцентом, выкрикивала команды, перемежая их отрывистым покашливанием, из-за которого ее позднее отправили лечиться в Швейцарию.